Утро явилось, как и вчера, противным, серым, сквозь пелену дождя
добирались такие жалкие остатки солнечного света, что впору вновь
зажигать свечи. Эльфийка потянулась, соображая, где она и что с ней
происходит.
- Привет, Рина. Я уже почти собрался помолиться Создателю, дабы прислал
немного солнечных лучей, от удивления он бы, пожалуй, так и сделал. Но,
видно, так и помру не помолясь ни разу. Никак не сходится.
- О чём ты?
- Ты пробудилась и всё кругом осветилось. Нет, что-то сегодня не
складываются стихи, используем готовые: «Твой взор освещает дорогу во
тьме…»
- Ого! Ты спал в штанах? С застёгнутым ремнём?
- Это такая мода последнего сезона. Вставай, хватит валяться.
- А что тут ещё делать?
- Спеть утреннюю песню радости. Ты ведь рада пребывать на этом свете?
- Уже да.
- Ну, поваляйся. Нечасто, небось, выпадает такая возможность?
Шайра лежала, слушая плеск воды в ванной, и поймала себя на мысли:
интересно, этот красивый эльф сейчас, наверное, без рубашки, он должен
быть прекрасен телом, как и лицом. И это она вчера была готова
отбиваться всеми четырьмя от расплаты за ужин? Ну-ну! Но… В конце
концов, он был так деликатен и… он ей очень нравится.
Она прикинулась, что снова задремала, боясь обнаружить своё смущение, и
почувствовала, как её благодетель подходит ближе, склоняется над ней…
тихонечко постукивает пальцем по руке. Эльфийка распахнула свои пушистые
ресницы.
- Сейчас, что это было?
- Хитрый приём. Чтоб ты потом не говорила, что провела ночь с мужчиной, который пальцем до тебя не дотронулся.
Смешинки в его светло-золотистых глазах так и заражали весельем, как у мальчишки.
- Вставай, а я пойду, свистну, чтобы тащили завтрак.
- А что они идут на свист?
- На мой? О! На мой свист – многие идут.
- Ну… тебе не обязательно идти туда. Просто позвони прислуге.
- Как быстро ты освоилась в роскоши. Чтобы была в приличном виде, когда я вернусь.
И всё это как будто шуткой. Понятно, он хотел ей дать возможность
спокойно привести себя в порядок. Привыкнуть к новому непросто, даже
если это лучшее. Когда Шайра, умываясь, услышала чьи-то шаги, то сначала
даже испугалась: кто может бродить по номеру? Она выглянула из-за
перегородки. Служанка расправляет покрывало, аккуратно убирает остатки
вчерашнего ужина в корзину - кто-то будет рад этим объедкам и вряд ли
это собака…. Да, здесь так принято. Эльфийка дождалась, когда девица,
собственно, даже более благополучная девица, чем она, просто не
пожелавшая играть в жизни в рисковые игры, прекратит суетиться вокруг
стола, расставляя чашки с утренним кофе и тарелки с булочками, которые
внёс просочившийся, как и вчера, в наспех открытую дверь поварёнок… Все
посторонние наконец-то исчезли.
Зевран ещё раз постучал. Шайра открыла.
- Вот так, возьмёшь котёнка в дом, а он залезет на твою подушку. Я что, теперь буду стучать в собственный номер?
- Ты… у тебя там нож? Отменный баланс! Его, наверное, метать – одно удовольствие.
- А ты взломала шкаф? Ну-ка, выкладывай опять свои железки.
- Они все там. Я из них ничего не взяла, честно.
Ловко обойдя свою случайную знакомую, Зевран убедился, что её рюкзак и все ножи по-прежнему находятся в шкафу.
- Тогда какого демона ты это сделала? Тренируешься?
- А ты подумал, запирая всё это, что у меня там что-нибудь нужное?
- Оружие – самая нужная вещь. Ах, ты о трусиках?
Опять смеётся, ну и нахал! Небось, нарочно запер её вещи. Вот был бы он
мальчишкой из закутка Вottaio – взять бы, да вздуть его хорошенько за
такие штучки.
- Хотел взглянуть, как я выйду из ванной голая?!
- В принципе, почему бы нет? Обои в этой комнате я уже рассмотрел,
теперь неплохо бы стриптиз. И, говорят, для этого не обязательно прятать
бельё. Ты будешь очень удивлена, но я действительно не мечтал, чтобы
меня прирезала девица в уплату за романтический ужин.
- Надеюсь, ты не думаешь, что меня подослали враги?
- Если бы я так думал, ты уже давно никого ни о чём бы не расспрашивала.
- А к тебе уже подсылали шпионов-убийц?
- Да. Но они закончились.
Ещё бы! Зевран Араннай - шикарная добыча, да попробуй ухватить! О него
обломали зубы уже три грандмастера, двое из которых благоразумно
сдались, а один пополнил ряды покойных, и несколько жестоких боссов, с
которыми мог быть только один уговор: убей или умри. Бывало, отличные
наёмные убийцы испытывали свои силы, но он легко разгадывал любого – сам
был таким. Ох, как они были искусны, эти бесподобные чаровницы всех
мастей и юноши, подобные полубогам! Они использовали яды и кинжалы,
спицы и струны, а их медовые губы не раз дарили прощальные поцелуи
счастливо уснувшим мертвецам.
Зевран и сам не раз устраивал подобные спектакли. Легко мог сделать это и
теперь с той разницей, что останавливался для нанесения последнего
удара «до», а не «после».
Когда-то это было состязание, особенно интересно выходило, когда жертва
подозревала в нём своего убийцу. Тогда ей давалось понять, что можно всё
перевести в романтику: твоя погибель без ума от тебя… Что ж, зато их
смерть выходила красивой и лёгкой. Достойное завершение. Всё лучше, чем
валяться в грязи с пробитой головой, а то и вовсе без неё.
У Палача были другие методы и мнение на этот счёт.
Зевран опять подумал: «Проклятый дождь. Вот кто это со мной сейчас? Как
странно… А если бы Эвлар приехал вовремя, что сталось бы с Шайрой? Лучше
не представлять, что может случиться с девушкой, которая окажется вот
так одна без покровителя и средств к существованию». Она смотрела на
него с таким забавным любопытством и уже без тени страха. Аромат кофе,
такой уютный, настроил на очередные откровения.
- Зевран, а расскажи: на тебя чаще открыто нападали, пытались соблазнить или отравить?
Шайра взяла булочку и надкусила её край.
- А ты сама, какой заказ бы предпочла?
- Ммм… дай подумать…
Ох, до чего лукава эта улыбка, скрытая за фарфоровым краешком чашки!
Как быстро приручается этот зверёныш, ещё вчера готовый напоследок
искусать и сдохнуть, не разжимая челюстей, впившихся в твой палец.
Бедное дитя, старающееся хоть что-то доказать этому миру. Зевран
прекрасно понимал, что путь даже к такому шаткому успеху, какой имела
Шайра, был усыпан отнюдь не лепестками роз. И что она не выбирала, какой
ей стать и что ей делать, могла только лучше или хуже усваивать уроки
жизни.
- Ну, слушай. Про одну шпионку – тебе понравится история…
С ума было сойти от этой красоты! А взоры жгучих чёрных глаз! А каждый
выверенный жест! За то, чтобы стать тенью такой женщины, мужчины
расшибаются в лепёшку и добровольно падают к ней под каблук.
Соперничество за таких красавиц доводит до кровавых дел. Как бы
случайное знакомство, почти как вчера вечером, всё было так продумано.
Испытанную профессионалку нарочно привезли из Орлея, потратив бешеные
деньги, чтобы наутро после встречи Зевран лежал в постели мёртвым. Она
осталась там сама.
- Ты переспал с ней?
- Угадай с двух раз. Одна догадка точно будет правильной.
- Хоть бы один прямой ответ!
Семь лет назад у опытной шпионки вполне мог бы пройти
этот трюк. Во всяком случае, Зевран повёлся бы на ночь любви, а вот кто
выиграл бы эту партию… Кудри, как гиацинтовые лепестки, оливковая кожа…
о, этот запах… Ворон склонился над красавицей и её глаза, только что
подёрнутые туманной поволокой зовущей неги, удивлённо распахнулись:
сердце, пронзённое мгновенной болью, остановилось. Ворон не стал
вытаскивать кинжал, чтобы не измазать кровью картину такой эффектной
победы. Алые губы, дышащие ядом, остались нетронуты и доказательством
того был сам живой гильдмастер. Он был настолько горд своим успехом, что
рассказал о нём любовнику в подробностях. Эвлар поверил. Ему Зевран не
мог солгать. Мог уклониться от ответа, перевести всё в шутку, отвлечь
любовными намёками, но врать ему в глаза – вот это было испытание. Палач
был прям и честен, как и его разящие мечи. Он чуял ложь, как пёс чует
кровавый след. И если бы Зевран посмел… Нет, лучше бы тогда Эв сразу
прикончил его. Впрочем, он должен был признать: от роковой ошибки со
шпионами его не раз хранило истинное чувство, а не выучка. Все дамы и
мужчины мира, кроме одного, больше не вызывали романтических порывов.
Шайра была не из таких. Она манила по-другому и не пыталась обмануть. В
ней было что-то естественное, как солнечный свет, диковатое, как запах
разогретой этим самым солнцем прибрежной травы и безудержное, как
ветер, гонящий волны.
Шайра смахнула салфеткой крошки с губ и опять из воровки-бардессы превратилась в любопытного ребёнка:
- Ну, Зевран, скажи! Мне интересно, как это у вас….
Зевран улыбнулся: какое она ещё, в сущности, дитя – юное и любопытное.
Сколько ей лет? Шестнадцать? Восемнадцать? Нет, скорее, около двадцати.
Может быть, поэтому с ней так легко... как с подругой детства что ли?
Она настолько непосредственна. С ней не надо церемониться и
притворяться. С ней не нужно играть изысканную обходительность, как со
взрослой дамой, или изображать томную страсть, как со светским франтом.
- Суровая наставница, прошли те времена, когда надо было отвечать прямо и чётко.
- Да, учебка Воронов – не школа при монастыре, но ты, как вижу, хорошо учился.
- Все, кто учился плохо…
- Не надо, уже поняла.
- Ты сомневаешься, что я во всём всегда был лучшим?
- Я сомневаюсь, что такого шалопая лишь гладили по голове. Сознайся, тебе влетало чаще, чем другим.
…за то, что никогда не забывал, что он здесь лучше всех.
Что он не хочет быть ничьей игрушкой. За дерзость и упрямство – так
называли его волю и характер. За норов дикого коня, которого властителю
приятней обломать не лаской, а мундштуком и шпорами, упиваясь победой
над более достойным. Он столько лет красиво гарцевал по жизни, не
забывая, в чьих руках узда и плеть. И затаённый страх покинул его душу
только со смертью Талисена – бывшего друга и наставника. Того, который
убил Рину, того, который был ему лучшим другом – опорой и одновременно
камнем на ногах.
Шайра потянулась за гитарой, откинула волосы с плеч, взяла пробный аккорд и подправила одну из струн, проворачивая колок.
- Итак…
Не верится, что путь
Создателем нам дан,
Затем, чтоб спину гнуть
На баннов и дворян.
Легко богатым жить
И, коль им повезло,
Заставим их платить
За наше ремесло.
Закон нам – не указ,
Нам вольный выбор дан.
И ты всегда за нас,
Наш славный атаман.
Со смертью заодно,
И каждый к ней готов.
Мы будем лить вино
И кровь твоих врагов.
Не в моде чин и сан,
И что нам короли!
Веди нас, атаман,
Да хоть на край земли!
Такое Зевран не раз слышал: подобными бравурными куплетами к нему порой
пытались подольститься, но чаще пели от души, чтобы он мог
прочувствовать всю преданность своих людей.
- А эльфийские знаешь?
- Которые – с городских окраин, бунтарские или разбойничьи?
- Нет. Настоящие.
- В смысле, старинную песню? Ей не нужна гитара. Но если хочешь…
Однажды Лелиана вдруг запела в лагере похожий мотив. Была война, был
Мор, и все сходили с ума от происходящего. А тут – старинная эльфийская
мелодия, чарующая, будто нежный сон. Даже пёс проникся и наблюдал за
бардессой, склонив набок квадратную голову. Никто, кроме
долийца-командира, не понимал ни слова, но всех затронуло. Да, кажется,
это произошло вскоре после того, как Эвлар оставил эту девушку ради
Зеврана. Неужто Лелиана была так влюблена в него?
Мелодия эльфийской песни, негромкая, как шелест листьев, растеклась по
комнате, наполнив её странной атмосферой древней легенды. Когда она
затихла, ещё долго оставалось чувство, что слова, прозрачные, как
паутинки, всё ещё витают вокруг.
- Тебе понравилось?
- Волшебно, да?
- Сказать по-правде, я не знаю, что пою, но тут говорится…
- Пока руки мои сильны,
Спой мне, летящая стрела.
Пока я вижу твой свет,
Спой со мной, Солнце.
Когда останется лишь память –
Спой за меня, ветер.
- Ты знаешь древний язык наших предков?
- Не настолько, чтобы свободно общаться, но, как видишь, увлекаюсь поэзией.
- На меня она грусть навевает.
- Тогда вперёд. Пройдёмся.
- Вокруг стола в баре?
- Да. Пятьдесят раз в каждую сторону. Если есть идея получше – выкладывай.
У Шайры была тысяча идей. Хотя бы потому, что она ей вдруг пришло в
голову, что с таким мужчиной можно заниматься чем угодно – это будет
весело и интересно. От него исходило непонятное тепло, которое хотелось
черпать горстями и пить как воду.
За окном прогремело, где-то близко. Словно собиравшаяся приутихнуть
гроза проснулась после ночного отдыха и решила заявить о своих правах.
- Тогда я предлагаю игру: я про себя перечисляю все те места, в которые
мы можем пойти, не вымокнув при этом до нитки. Ну, или вымокнув, но не
так, чтоб до нитки… А ты говоришь «стоп».
- И?
- Что выпадет – туда и пойдем. Это лучше, чем до бесконечности рассматривать стены.
- Хорошо. Давай играть.
- Я начинаю.
Маленькая женщина закрыла глаза и принялась перебирать в памяти всё, что есть в таверне, загибая пальцы.
- Стоп.
- Поздравляю. Не вымокнуть нам не удастся. Выпал задний двор.
- Ну, что ж поделаешь. Мы проиграли. Надо выполнять.
Постояльцы таверны не решались любопытствовать излишне рьяно, хотя
выходящую под дождь пару преследовали заинтересованные взгляды.
Полюбовавшись на коров, свиней и кур, Зевран и Шайра добрались до конюшни.
- Лошади – самые умные животные. Поэтому молчат. И ты не говори ничего лишнего.
- Которая твоя?
- Пока вот эта. Правда, красивая? Я обожаю фельских лошадок, особенно
вороной масти. У нас в поместье несколько и у этого факта есть целая
история.
- Почему она твоя «пока»?
- Её купили для меня мои ребята. Им было некогда заехать за одной из лошадей, уже принадлежащих мне.
- Так… ты тут не один?
- Со мной трое охранников. А что? Ты часто видишь королей без свиты?
Трое… тот парень с брошью с птицей… Вчера он так хотел заполучить Шайру к
себе в постель и говорил, что с ним в комнате двое товарищей. Так это
Вороны Зеврана!
- Так что, за нами всё время наблюдают?
- Не бойся, в ванную к тебе не подглядывали. И всё-таки… напомни мне проверить, нет ли там дырочек.
- Ой! Дурная кляча!
- Эй, девочки, не надо ссориться.
Мулица в золотых серьгах цапнула Шайру за рукав. Шайра, конечно, не
признается, за что… Ещё вчера, разыскивая, чем бы поживиться, эльфийка
смоталась и в конюшню, чтобы стырить из чьей-нибудь кормушки хоть горсть
овса и заглушать голод, медленно разгрызая плотные зёрнышки. А это
животное в настоящих золотых серьгах так и нарывалось на попытку
открытого грабежа. «На, хочешь? Иди сюда, лошадка». Но вредная кляча так
взревела, защёлкала зубами и, повернувшись задом, окрысилась на
девушку, как будто бы желавшую её погладить, что конюх сразу прибежал.
«Эй, барышня! А Вам-то что здесь нужно?»
Зевран ничуть не испугался этой ушастой зверюги и уверенно потрепал её по наглой морде.
- Я же говорю, они всё понимают. Вот запомнит она твои слова и тоже будет обзываться.
- Это она?
- Ты что, не в состоянии отличить самца от самки? Твоего шефа Вентуро
стоило убить только за то, что он так и не объяснил тебе в чём разница.
- Зев, это не смешно!
Шайра впервые назвала Ворона так по-приятельски, да ещё и сердито
перебила, и он никак не среагировал на это, но девушка поторопилась
сменить тон:
- Я достаточно редко имела дело с лошадьми. С лодками мне гораздо проще.
Да и работа моя – не терпит излишней заметности. Но это ведь не совсем
лошадь, верно? С ума сойти, какая страшная.
- Нет, нет, она красавица. Для мула. В конце концов, она не виновата,
что у неё папа – осёл. Мало ли у кого отец – осёл! Не будем сейчас
вспоминать, хотя я мог бы тебе с ходу перечислить несколько довольно
известных фамилий. И, между прочим, папа этой «девочки» куда больше
достоин уважения в моих глазах, чем те. Не хочешь прокатиться? Не делай
такое лицо. Не на этой. Давай, оседлаю свою, она послушная.
Шайра Кирена, ты словила удачу за хвост! Гильдмастер для тебя седлает
лошадь! А она и вправду хорошая, большая и тёплая, атласная шерсть,
грустные добрые глаза. Весь следующий час, а то и больше, Зевран учил
эльфийку обращаться с лошадью. Шайра несколько раз проехалась по проходу
конюшни, даже немного рысью, и остальные кони завидовали своей товарке,
поскольку маялись бездельем и тоже хотели побегать.
Натешась такой забавой, перезнакомившись со всеми остальными лошадьми –
бардесса попробовала угадать, как каждую из них зовут, а их там было
добрых три десятка - Зевран и Шайра вынуждены были вновь сделать
перебежку по бурлящим лужам, накрываясь с головой одним плащом. В тепле и
сухости гильдмастер уронил сей мокрый плащ в руки рыжебородого верзилы,
который, не особенно таясь, высматривал парочку через приоткрытую
входную дверь.
«Вот и второй телохранитель» - подумалось эльфийке. Тот без слов, лишь
бросив чуть заметный вопросительный взгляд: не нужно ли ещё чего? -
развесил плащ хозяина и удалился.
Зевран, проходя через зал, вдруг что-то передумал, остановился и обратился к спутнице:
- Так… Я сейчас закажу обед в комнату. Пока один.
- Ты меня уже выгоняешь?
- Нет. Тебе придётся пообедать в тишине, а мне надо потолковать с ребятами.
Глупо было бы спрашивать, нельзя ли присоединиться.
- Зев, я не голодна. Здесь подожду.
- Как хочешь.
- Быстрее встретимся, по лестнице ведь ходу – целых полчаса.
Ворон кивнул ей. Сам хотел было добавить что-то подобное.
Она бы с удовольствием осталась в комнате, даже одна. Легла бы на
подушку, чтобы почувствовать запах его волос – аромат можжевельника и
доброты. Шайра себе призналась, что не хочет его отпускать ни на минуту.
Наверное, разбойничьи дела. Пожалуй, хочет сообщить своим Воронам о
гибели Фабрицио Вентуро? А может… может это сделал… Шайра отогнала все
мысли сразу. Лучше пустая голова, чем такие выдумки. Зато теперь можно
отважно встать у стойки бара, не опасаясь, что к тебе будет клеиться
всякая шваль. Конечно, с любым мерзавцем можно и самой потолковать, но
всё-таки приятнее, когда тебя заранее опасаются.
«Налить чего-нибудь?» Эльфийка мотнула головой. И так в мозгах сплошной
туман и радужные искры: в жизни творится то, чего, вообще-то, не бывает,
значит – чудо. Какое уж тут спиртное? Хозяин тихо пробормотал: «Вы не
сердитесь, что я так сурово с Вами…» Она снисходительно фыркнула и
махнула рукой: «Нормально». Знал бы дед, как замечательно он поступил,
едва не выставив под ливень девчонку без гроша в кармане.
Время тянулось медленно. Шайра поигрывала медной монеткой, которую нашла
тут же на стойке. «Вот ты и при деньгах, Шайра Кирена!»
Какая-то таинственная тень подкралась сзади. Рука метнулась, как змея,
перехватив подброшенный медяк, но Шайра так же ловко вцепилась в худое
запястье.
- Всё, всё, красавица, я пошутил! Ну у тебя и коготки!
- Ну у тебя и шуточки!
Это тот самый тощий эльф, увешанный серьгами и полуфунтом золота на
пальцах, который не мог не привлечь внимания своим экзотическим видом.
Понятно, это его мул в таких же кольцах стоит в конюшне – прямо одно
лицо!
- Идёт. Давай без шуток, девочка…
- Хотел украсть блестяшку, чтобы вставить в нос?
Черноволосый эльф расхохотался.
- Да ты – штучка горячая. Не зря тебя гильдмастер заприметил.
- Так ты его… кто?
- Допустим, главный конюх. Я – Рикко.
- Всё, поняла. Из той же шайки, что и слюнявый гамадрил. Так передай ему…
- Это ты про Шатуна? Ха-ха! Я буду счастлив передать ему такое. А вот тебе советую…
- Что мне? Знаешь, ступай-ка к своему ослу в серьгах и прочим лошадям. У тебя зубы как у них.
- Ты нелюбезна, деточка. Но не со всеми. Так ведь?
Он продолжал крутить в поцарапанной руке её медяк.
- Послушай, в друзьях у гильдмастера не только мы трое, которых ты тут
видела. Мы ещё очень добрые. А есть и такой, что сейчас в трубочку
свернул бы эту денежку. Вот так вот, просто пальцами. Ты никогда не
видела подобных фокусов? А я вот видел и не раз.
- Ты сейчас о чём?
- О том, что я бы не мечтал, на твоём месте, почувствовать прикосновенье этих пальцев к шее.
- Рикко! Ты пристаёшь к моей персональной певице?
Эльф подбросил крутящуюся монету в воздух и мигом растворился. Шайра поймала свою забаву.
- Уже скучаешь без меня, Рина?
Сейчас Зевран сказал это нарочно, чтобы проверить, как она отреагирует.
Неужто зацепило, что она трепалась с его подручным? Шайра сделала вид,
что не заметила.
- Монетки ловите? И как тебе такое развлечение?
- Беседа с Рикко? Прости, я по-ослиному не понимаю.
- Как ты тогда работала с…
- Зевран, а правду говорят, что можно пальцами согнуть монету?
- Ох, не смотри на меня так! Я не смогу. Но, если честно, это пока единственное, чего я ещё не освоил.
- Нет, правда, можно?
- Попробуй. Как только получится – зови меня. Повосторгаюсь.
Он что-то понял, но не говорит. Надо попробовать сменить тему. Про что мужчины любят потрепаться? Про свои подвиги.
- Ты видел Архидемона?
Зевран кивнул. Похоже, в тему Шайра снова не попала. Но тут он отвлечённо произнёс:
- А знаешь, почему дракона рано или поздно убивают?
- Ну… он же злой.
- Я не о причине. Как бы ни был свиреп дракон, когда-нибудь найдётся
кто-то посильнее. Его изучат, напишут манускрипты о его поведении, о
боевых приёмах, разберутся в его слабостях – они есть даже у драконов,
потом измотают битвами, соберут армию побольше…
- Найдут героя? В сказках ведь всегда…
- Да и не в сказках тоже. Всё дело в том, что у него нет друга.
- Друга у дракона?
- Да. Чтобы прийти ему на помощь в тот момент, когда он явно один уже не
справится. Чтобы встать спина к спине и отразить любое войско. Такую
парочку попробуй одолеть! Нет, знаешь, это была бы веха в истории, если
бы отыскались два дракона, способные любить и защищать друг друга.
Зевран сейчас опять думал о том, дороже кого нет на свете. Его верность
испытана, Зевран скорее поверит, что реки повернули вспять, чем в его
предательство. Но почему же ты поверил в предательство Рины…
- Рина, ты знаешь…
- Что у тебя за слабость – давать имена! Хотя я… у меня есть песня о драконах. Пойдём к моей гитаре в гости?
- Сейчас приду. А ты ступай вперёд, подмети там, стёкла помой…
- Пыль вытереть? – лучистые, как звёздочки, глаза сияли.
- Пыль, пыль… а что это такое?
Когда в комнате, которую занимали спутники Зеврана, разлетелась
вдребезги щеколда, разбойники не усомнились, кто появится в проёме
распахнутой двери.
- Мог бы и постучать, - обиженно промямлил верзила Фич. Лишь он из
троицы общался со своим властителем почти на равных, поскольку знал его
давно.
Все трое сидели на полу и что-то прятали, а вокруг них валялось
несколько соломинок. У гильдмастера едва сердце в желудок не
провалилось: если его парни балуются лириумной пылью напополам с
канабисом, то в расход придётся пустить всех… Но тут Фич снова подал
голос: «Шатун! Ты раздавил гнедого!» Они гоняли тараканов! Зевран
облегчённо вздохнул, тем не менее, сразу опомнился: жизнь атамана – не
сплошь праздник. Иной раз приходится делать очень неприятные вещи.
«Кыш», - сказал он одними губами, одновременно пригвоздив к месту
взглядом соплеменника. Когда те двое вышли (разумеется, они подслушивают
под дверью!), он обратился к эльфу:
- Подскажи, Рикко, не попросить ли Фича выволочь тебя за шкирку в конюшню и отходить кнутом?
Зевран стоял напротив, безразлично разглядывая обстановку, и слышал, как звенят от страха серьги Рикко.
- Ты что, не хочешь мне ответить?
- Босс, - эльф сглотнул комок, - Фич перешибёт меня пополам с трёх ударов.
- Предпочитаешь лёгкую руку Шатуна?
- Нет! Гильдмастер, не унижай меня перед этим слюнявым гамадрилом!
Это её слова – Шайры. Именно так она обозвала разбойника, рассказывая,
что он приставал к ней накануне. Что эльф успел сказать ей?
- А что, он и тебя щипал за ляжки? Чёрт! Что это за дрянь? – Гильдмастер
наступил на таракана, не добежавшего до приза. Ну как можно сердиться
на этого придурка Рикко? Эльф был не первой молодости и пережил немало
хозяев, но как вечный ребёнок, всегда находил, чем занять компанию,
помимо выпивки и драки. Последнему хозяину он был предан, как будто на
том, что осталось от истасканной души его, поставили клеймо:
«принадлежит Зеврану». Рикко даже не спросит, за что он гневается, хотя и
догадывается, он просто примет волю господина, хотя и жестокую. Так
надо.
- Босс, - разбойник опустился на колено. – Если я и позволил себе лишнее, то… тогда уж лучше Фич…
Характер, пусть даже упрямство, – это то, что Зевран мог оценить.
- Но только…
Ну вот, сейчас начнётся: это не я к девчонке приставал, а это был Шатун, ещё вчера…
- …если Вы так будете расходовать своих людей, кто будет говорить Вам правду, босс?
- Встань. И какую правду ты девушке сказал? О том, кто может гнуть монетки? Ты ей сказал о Палаче? Что именно?
- Нет, не успел, похоже, она не знает ничего. А я лишь только припугнуть
хотел, чтобы не зазнавалась. Да Вы и сами должны бы понимать…
- Ты правду знаешь? В смысле, обо мне и этой девушке? И, позволь спросить, какую именно правду ты себе вообразил?
- Я, собственно, не знаю толком. Просто меня тревожит кое-что. И почему, босс, это не тревожит Вас?
- Уж если мне приходится думать за тысячи пернатых, то за себя-то я, наверное, способен подумать. Не находишь?
- Да, гильдмастер.
- Хотя, если здраво рассуждать, на что мне сейчас больной охранник? Но
если ты не перестанешь дёргаться, повторю своё предложение по прибытии в
поместье.
Зевран пошёл было к двери, чем вызвал немую благодарность подчинённого, но на пороге обернулся.
- Рикко, ты боишься Палача?
- Я за Вас боюсь гильдмастер, Вы… Вы и Палач вдвоём – это лучшее, что
могло случиться с нашей организацией. Пускай Вороны выдирают перья в
битвах за власть, давно пора было встряхнуть это гнездо, по крайней
мере, всё стало по-честному.
Зевран поднялся в свою комнату, совсем забыв о том, что вроде бы уже
обед, и кто-то должен был дать команду принести еду в номер. Его не
очень-то устраивали разборки с подчинёнными, это всегда портило
настроение. Может быть потому, что он был уверен в большинстве своих
людей, а приближённых зачастую знал давно. И, braska, Рикко прав в том,
что гильдмастер позволяет себе неразумное баловство. Конечно, это его
дело, но… есть второй дракон – Палач. Его счастливая судьба, его крылья,
его единственное сокровище в этом мире. Разбойникам их чувства, может
быть, и безразличны, разве посплетничать, но кто бы тут без тебя,
Зевран, держал Антиву в кулаке? Кто бы берёг всё, чего ты достиг,
включая твою собственную шкуру, и исполняя твои приговоры, увеличивал
твою славу? Но главное - не та цена, что дали ему Вороны. И чем ты ему
платишь, Зевран Араннай?
Нет, ну о чём он снова? Зевран пока не сделал ничего, в чём нужно было
бы серьёзно каяться перед любовником. Ну да, игра с девчонкой его
малость увлекла, но ведь это совсем другое. В конце концов, она - почти
ребёнок, разве можно это воспринимать всерьёз? Он разменял четвёртый
десяток – ещё немного - и он бы сгодился Шайре в отцы. Хотя… она
всё-таки женщина. Попавшая в беду, та, кому он просто помог, от жалости
или от скуки. Но, совершенно неожиданно, она затронула его чем-то и
теперь уже не хотелось, чтоб это «что-то» ушло из его жизни.
Перед дверью он остановился, взялся за ручку и опять задумался: что,
если бы Эвлар сейчас приехал? Как ты ему вот так вот сразу объяснишь,
что за девица заменила его в комнате? И что она там вообще делала?
Спала? Ты бы в это поверил, Зевран? Да, braska, спала, причём не
«спала»… а спала! Только это звучит совершенно по-идиотски, если честно.
Есть, те кто подбирают котят и щенят из луж в Неделю Гнева, а ты –
девчонок? Да и к тому же…Ты ведь не просто дал ей денег из сочувствия
или сыграл с ней в карты от нечего делать. Тут что-то большее. Только
вот, что? Нет же, Эвлар, какие глупости! Это всё так, как я сказал.
Зачем мне что-то скрывать от тебя, мой милый, ну хочешь, хочешь, знаешь
что…
- Зевран, а почему ты не заходишь? Ты собирался заказать обед, но его так и не принесли.
- Продолжай.
- Что продолжать?
- Спроси меня, где я был на самом деле. Ты ведь это хочешь узнать?
- А разве мне можно задавать тебе такой вопрос, гильдмастер?
- Хотел было предложить Рикко поставить золотые зубы впридачу к его побрякушкам. Да что-то лень.
Наверняка, не каждая девушка сразу поняла бы о чём речь, но только не Шайра, которой не раз приходилось слышать подобные речи.
- Нет, Зев! За что? Он не обидел меня. Просто, по-моему, зачем-то пытался запугать, чтобы я от тебя отстала.
- Да ты ещё и добрая в придачу ко всем достоинствам? Ну всё, я почти
обезоружен. Раз нам обед не принесли, пойдём-ка вниз и поедим в зале.
- А это будет значить что-нибудь? Ну… нас все увидят вместе за столом.
- Мне эта поза нравится. Пойдём, шокируем публику.
Шайра сидела за столом, чувствуя себя так, как будто у неё на лбу и на
затылке что-то написано и все стремятся это, во что бы то ни было,
прочесть. Хотя, впрочем, она пока что не могла определиться, нравится ей
это или нет. Поэтому к вкусу рыбного супа примешалось занятное ощущение
всеобщего внимания, проявляемого украдкой... Зеврана, наоборот, похоже,
забавляли эти любопытные взгляды исподтишка, поэтому он старался
выглядеть как можно более образцово-показательным джентльменом – ровно
настолько, насколько им должен быть. Равно, как отец, выведший на
прогулку повзрослевшую дочь, так и светский ухажёр рядом с предметом
своего обожания – пусть думают, что хотят, напряжение мозга полезно в
такую погоду.
Когда на столе появилось второе – курица с апельсиновым соусом, Ворон
взял нож и двузубую вилку и принялся резать птичью тушку на части.
- Знаешь, какую занятную фразу я слышал от орлесианцев?
- Какую?
- В Орлее прислуга в таверне ждет твоих распоряжений, и исполняет их
точь-в-точь; если ты передумаешь, никто не посмеет возражать. В Антиве
слуга, подающий на стол, заранее знает, где ты будешь сидеть и что есть,
и если ты вздумаешь обмануть его ожидания, он тебя зарежет.
Шайра звонко рассмеялась, привлекая к себе дополнительные любопытные взгляды.
Куриная грудка была великолепна. Девушка не съела, а почти выпила нежное
мясо, опуская кусочки в соус, потом взяла двумя пальцами тонкую
разветвлённую косточку и задумалась. Её удивительный спутник вступил в
игру, взявшись за другую часть костяной вилочки и сделал вид, что тянет в
свою сторону. Эльфийка моментально вывернула руку так, что её доля
оказалась цела. Большая часть куриного «счастья» досталась Шайре.
- Твоя удача, - улыбнулся Зевран. – Не скажешь, что загадала?
- Пусть это останется моей маленькой тайной.
- Понимаю.
- Да нет, чего тут понимать. Я загадала слишком много и слишком мало
одновременно – просто счастья. Просто смотреть на небо и видеть там
птиц, как когда-то в детстве, когда я была совсем малышкой. Поднимешь
голову вверх – а там небо и птицы в нем. Не думать о том, что тебя
используют и никого не использовать. Не быть ни жертвой, ни палачом, не
бояться ни сумы, ни тюрьмы. Быть кому-то по-настоящему нужной и для
кого-то по-настоящему важной.
- А я-то подумал, что для тебя предел мечтаний - это домик с палисадником!
Эльфийка фыркнула от смеха.
- А почему нет? Представь меня этакой матроной, в мантильи из
натуральнейшей подделки под орлесианские кружева, с перстнями из чего-то
напоминающего золото на каждом пальце – даже на большом…. и стекляшки в
них побольше – побольше. Да, и с самой большой задницей и бюстом,
которые тебе когда-либо приходилось видеть.
Шайра смешно надула щеки и растопырила пальцы, демонстрируя воображаемые кольца.
Зеврану стало смешно – уж слишком абсурдно выглядела гримаска,
состроенная на миленьком личике девушки. Он окинул взглядом зал и
заметил недоумения от происходящего на лицах любопытствующих, что
позабавило его еще больше.
- И, разумеется, у меня будет очень важный муж, например – ты.
Девушка заслонилась от окружающих ладошкой, словно невзначай подперев
рукой подбородок и быстро скорчила рожицу-дразнилку, по-детски, показав
Зеврану кончик языка.
- Только для солидности тебе придётся обзавестись пузом и благообразной
бородёнкой. Если будут проблемы с бородёнкой – приклеим накладную.
- А пузо? Это ж как такому стройному эльфу надо себя распустить?
- Отрастим. Ты ж ни черта не будешь делать, только кушать, сидеть и
важно пыхтеть. Ведь негоже, чтоб муж, важный и почтенный, похлебав ухи,
егозил по всей Антиве с резвостью блохи. Так что пузо – оно обязательно
будет. Диван, обитый оранжевым плюшем в синие цветочки – тебе в помощь. А
я буду исправно тебя пилить и сверлить и время от времени – дурным
голосом орать на прислугу. По вечерам ты будешь незаметно бегать к
соседке через забор слева. А ко мне в это самое время – будет бегать
сосед из-за забора справа.
- Ну, ты меня просто обижаешь – даже с пузом меня хватит и на тебя и на
соседку! И на соседа, если понадобится, и даже на его хорошенькую
племянницу.
- Не мешай – так положено! Так вот, я продолжаю. По утрам мы будем
ходить в церковь, просить отпущения грехов и изображать самую
благопристойную семью на всем побережьи. Ты ведь понимаешь, что каждая
женщина мечтает об одном?
- Мечтает об одном, а спит со всеми остальными?
- Ох, «об одном» - значит, о счастье. А счастье – это, естественно, дом -
полная чаша с горой всего и острым соусом с листочками базилика
поверху.
- Постой, я понял. Сейчас попробую пересчитать, что входит в понятие
«одно». Так: домик, огород, свинья с поросятами, которые будут
перекапывать этот огород по осени…
- Да ты и в деревенском хозяйстве толк знаешь? Зевран, тебе цены нет.
- Есть, но она непомерно высока. Так, на чём мы остановились? Настурции в
ящиках на подоконнике и ещё эти, как их? Об которых спотыкаешься всё
время. Во, дети. Детей пятнадцать штук…
- Не маловато?
- Хватит. Куда их потом складывать? Кстати, ты до пятнадцати считать
умеешь? А то лишние получатся – придётся в монастырь отдавать.
- Ну, хоть кто-то за нас помолится.
- И со всем этим будет счастье. Да? Нет, погоди, кошку забыли. Что за
семья без кошки! Тебе какую принести с помойки: пёстренькую или
полосатую?
Шайра давилась со смеху.
- Зачем с помойки-то?
- Ты что, ещё её растить и воспитывать собираешься? Я предлагаю тебе
начать путь к счастью с готовой взрослой кошки. Место для неё в рюкзаке
найдётся?
У Шайры было мнение, с чего лучше начать путь к счастью, но теперь и сама она не была уверена, что это в жизни самое главное.
Ещё немало забавной чепухи скрасило их обед. Пока, в какой-то момент,
Шайра не обнаружила, что собеседник смотрит мимо. В пространство. Он
забылся, задумавшись о чём-то.
О, ей лучше пока не знать, о чём: потраченное время не вернуть, но можно ведь и наверстать упущенное… Если бы Эв сейчас приехал!
Они, конечно, сядут в нижнем зале, чтобы разбойники могли услышать
разговор и передать хоть всей округе. Да, что греха таить? Слухи
распространяются быстрей приказов. Пускай подслушивают постояльцы и
служанки. Пусть приобщатся к делам Воронов, по крайней мере, думают, что
теперь очень много знают. Потом Зевран, конечно же, придумает игру:
уронит вилку. Тому, кого большая часть страны зовёт «гильдмастером», не
дело лезть под стол. Пока служанка побежит за новой, Эв догадается и
скажет: «Возьми мою, я сыт». Их руки встретятся, как будто невзначай, и
миг прикосновенья наградит обоих обещаньем. Ещё чуть-чуть терпения,
чтобы потом… От следующей фантазии даже немного повело, как пьяного:
Эвлар выйдет из ванной: «Наконец-то тёплая вода» - вздохнёт он
утомлённо. «А знал бы ты, какая тёплая постель. Проверим?» Ещё немного
нарочито сдержанной игры в слова, и вот твоя награда… Стальные мускулы,
стальной характер – всё тает, будто воск, в истоме упоительной ласки.
Чего бы не отдал сейчас Зевран, чтобы заставить стену ливня
расступиться, открыв дорогу от Салле к границе! Чего бы не отдал за
редкую улыбку друга, за счастье слышать его голос и чувствовать: ты в
мире не один.
Долиец не опасался заблудиться. И сам он, и его чёрная фельская кобыла,
бывало, меряли эту дорогу. Ну, дождь. Ну, сильный дождь. Где есть земля –
там есть путь. Не важно, что по земле бурлят потоки и вокруг воды
больше, чем воздуха. Природное чутьё не даст ему пропасть.
И всё-таки невесело, что солнечная Антива платит за райскую погоду
такими пакостными днями! Похоже, правда, что за всё надо платить.
За пазухой рубашки, прямо над сердцем, лежало то, что согревало его в
мерзкий ливень – письмо Зеврана: «Primo giorno. Мансарда, где кровать
сломалась». Мог ли понять это кто-то другой? Мог ли Эвлар забыть? И
внизу антиванский стих:
Тела сплетаются в изгибах сладострастья
И бередит желанья жаркий стон.
О, как я жаждал над тобою власти!
Но чей триумф? Не я ли побеждён?
А может Зевран сам это сочинил со скуки на чужбине? Это было бы
трогательно. Долиец улыбнулся сам себе. Вдруг лошадь встала. Раскат
грома не оглушил бы Эвлара так сильно: мост через Маритту снесён потоком
начисто… О, Эльгархан! Долиец спешился, проверил берег. Бурная вода
сбивала с ног, едва он попытался сделать шаг в неё. В небе вновь
громыхнуло, озарило вспышкой, и смертоносная сверкающая сеть на миг
пронизала грязные буруны волн. Нет. Сейчас не перебраться без моста. Но
это значит – возвращаться и поворачивать на север? И потерять не менее
двух суток. А при такой неверной скорости и больше. Хотя… на карте,
кажется, был обозначен мост в той стороне. Надо спросить кого-нибудь.
Всадник остановился у ближайшей изгороди и окликнул человека, перебегавшего двор:
- Эй, шем! Сколько асанов до следующей переправы?
- Сперва скажи, дикарь, сколько асанов в миле!
Эти проклятые долийцы ведут себя как короли. Поучились бы смирению у
своих городских сородичей. Хотя те тоже… Но разглядев сквозь пелену
дождя гордый силуэт, крестьянин засеменил к нему по лужам.
- Милорд? Вам куда нужно?
- В окрестности Scarpata di Sabbia. Мост разрушен.
- Тогда… тогда вам надо через Буст, но и туда целый день пути в сухую погоду.
- А в Бусте мост имеется?
- Да, Каменный. Но это вдвое дальше, если по дороге. Пятнадцать миль
туда, потом направо ещё сорок. Но Вы туда сейчас, пока дождь не
закончился, не доберётесь. Не надо рисковать, милорд.
- А кузница на холме Фосса ещё стоит?
- Куда же ей деваться?
- Тем лучше, - тихонько произнёс эльф и протянул что-то крестьянину. Тот
затряс головой и попятился к крыльцу. Жена, затаскивая его в дверь,
спросила:
- Кто это был?
- Палач.
Умная лошадь проверяла грунт каждой ногой. В низине, по брюхо в воде,
она всё же вынесла эльфа на более ровную землю. Лишь к ночи они
взобрались на холм. «Переночуем в кузнице, - сказал ей всадник
по-эльфийски. – Обсохнешь, отогреешься. Так всё равно выйдет быстрее».
Заброшенную кузню уже кто-то «захватил»: отсвет костра, разведённого на
земляном полу, предупредил издалека. Но другого пристанища поблизости не
было, а дождь не предлагал выбирать. Долиец, вынув один из двух своих
мечей, свободной рукой завёл кобылу в полуразрушенное здание. Так и
есть: разнокалиберная шайка нищих мошенников, всех племён и возрастов,
даже не сосчитаешь сразу, сколько их. Видно, хотели так же срезать путь
через луга, да застряли тут из-за непогоды. Не обращая ни малейшего
внимания на ругательства и протестующие выкрики, долиец рукояткой оружия
двинул самого нахального, что посмел приблизиться. Тот отлетел к
противоположной стене. Нищие притихли, потом зашептались. Один издали
заявил: «Здесь наше место! Хочешь остаться – заплати». Тем временем,
незваный гость расседлал свою кобылу, развесил плащ, под которым
оказались редкого качества доспехи. Меч он не убирал – ставил рядом,
прислоняя к ноге, или прижимал к себе локтем, даже развязывая торбу для
лошади, легко справился одной рукой. Затем он повернулся к бродягам,
достал монету и швырнул их лидеру. Меч описал дугу, со свистом рассекая
воздух, кончик его вонзился в пол и провёл брызнувшую искрами черту. Без
слов было понятно, что странный воин разделил помещение и не советовал
ступать на свою территорию.
Он не снимал доспехов, лишь ослабил перевязь и ремешки сапог. Поставил в
изголовье шлем, обнаруживая бледное лицо, татуированное загадочными
линиями, длинные волосы и заострённые уши эльфа. Как только гость затих,
бродяги зашептались.
- Дал золотой, у него денег полный кошелёк.
- Доспехов не снимает – боится нас. Ох, не подходите, он может быть настороже!
- Ну, подождём ещё. Когда опять такой шанс подвалит?
Сон был тревожным, как во времена войны и Мора. Багровое
небо надвигалось страшными тучами, из них посыпались порождения Тьмы.
Смерть снова показала свой оскал. Не в виде Архидемона – тот перестал
являться в кошмары, да и кошмары стали тревожить не так часто, только
когда долиец оставался в одиночестве несколько дней подряд. Битва была
почти реальной: хрипы, вопли, рык и рёв, хруст разрубаемых костей,
скрежет клыков, потоки крови... чужой или своей? Карающая сталь
врезается в чудовищ, но их так много… их когти впиваются в плоть,
пронзают и рвут, боль реальна, но Серый Страж знает, что это лишь сон,
из которого надо вырваться. Он ощутил, что падает куда-то, теряет этот
мир. Затем кто-то легонько похлопывает по щекам, дыхание возвращается.
«Эвлар, очнись. Это же я – Зевран». Лошадь, мерно жевавшая овёс,
всхрапнула. Рука молниеносно сжала рукоять меча. Разрубленные пополам,
два тела свалились рядом с его ложем. Звякнули упавшие ножи. Палач
поднялся. Отблески костра выхватили из мрака перепуганные лица остальных
бродяг. Потрёпанные судьбами и не щадившие судеб чужих: гадалки, мелкие
воришки, попрошайки. Они не попытаются больше его убить, но они
согласились на это, и были бы сейчас довольны его гибелью, будь он
слабее. Два лезвия сверкнули, перечёркивая их дальнейшие пути.
Палач выставил клинки под ливень, смывая кровь. Походя, потрепал по шее
свою лошадь, потом вернулся к дощатому помосту, на котором спал,
отшвырнул ногой трупы. Туман забытья почти сразу охватил сознание. И
тот, ради кого стоило задержаться в этом дерьмовом мире, нежно провёл
невидимой рукой по голове: «Спи, милый. Всё будет хорошо». Теперь его
сон был спокоен.
Обед, по всем нормальным признакам, уже закончился. Но Зевран так долго
смотрел в пространство, и странная такая тревога владела его мыслями,
что Шайра дерзнула вернуть его оттуда, громко щёлкнув пальцами.
- Ты где пропал?
- Я? А так, вспомнил кое-что.
- И это что-то – все тайны Антивского Двора?
- Ну… почти.
- Создатель! С кем я связалась! Того и гляди, раздавит меня, малую и
сирую, махиною интриг за спинкой трона. А можно что-нибудь попроще? Для
души?
Зевран улыбнулся, как мальчишка, в его глазах весело сверкнули солнечные зайчики.
- Пойдём-ка, вспомним детство.
- Куда?
Но он, не объясняя, ухватил эльфийку за руку и потащил куда-то через
кухню и кладовые помещения. С чёрного крыльца, зашлёпанного брызгами
падающих с навеса капель, вела какая-то крутая дырявая лестница.
На чердаке было так же противно и сыро, как всюду, кроме разогретых
жаровнями комнат. Бельё, вывешенное рядами, сохнуть не хотело. Шайра и
Зевран оказались в лесу из самых разных влажных тряпок.
- Ух ты! Как здорово! Здесь пахнет мокрым деревом – действительно, прямо
как в детстве. Только запаха моря не хватает. Откуда ты узнал, что я
выросла в порту, вернее в доках, в Риалто?
- В доках? Бывают и более интригующие места рождения, да?
- Родилась я в Киркволле. Когда мне было пять лет – мои родители умерли
от холеры. И я стала городской бродяжкой – наш дом сдали другим
арендаторам. Бесхозный товар долго сам не гуляет, особенно если не
может себя защитить. Так я оказалась на корабле работорговцев.
- Ты была рабыней?
- Ну, собственно, почти нет. Я была мелкая и жутко пронырливая, даже еще
пронырливее, чем сейчас, наверное потому, что такая маленькая. В
Риалто я сбежала. А дальше – порт и доки.
- А я родился в Антиве. В борделе.
- Ты… шутишь?
Глаза девушки стали ещё больше, чем обычно, губы от удивления так и не
сомкнулись – она застыла в недоумении, с полуоткрытым ртом, глядя на
Зеврана так, как будто перед ней явилась Андрасте, танцующая что-то
архинеприличное в неглиже.
- Действительно, в борделе. И иногда, когда мне не следовало крутиться
под ногами, я забирался на чердак. И оттуда смотрел на город.
- А как ты к Воронам-то попал?
- Некому было удержать. В чём-то мы с тобой – коллеги.
- Дыханье Создателя! Никогда б не подумала. Араннай – родился в борделе.
- Кстати, учти, я терпеть не могу, когда меня называют сукиным сыном.
- А я - когда меня крысёнышем.
- Никто не посмеет тебя так называть.
- Если бы так!
- Но ведь ты – красавица!
Она, отвлекая себя от приятного смущения, встала на выступающую из пола
поперечную балку и пошла по ней на манер рыночной канатоходки.
- Так вот, когда я был мальчишкой, я залезал на чердак, а там вот так же
в непогоду сушили белье. И еще – травы, россыпью. О! Гляди, какая
штучка.
- Зев! Ну и что?
- Я вот подумал: это грешно прятать под одеждой. Зачем такие вещи обшивают бисером и кружевами, если никто не видит?
- Зев, такие штучки надевают только чтобы снять.
- А кто-то поначалу прикидывался невинной девочкой.
- И кто же это был? Не ты ли? Можно подумать, ты увидел это в первый
раз. Так и спроси: ношу ли я такой. Ведь это ты хотел узнать? - Шайра
спрыгнула с балки и подошла к Ворону.
- Дай руку.
- О, да! Сейчас я угадаю - ты его вообще не носишь?
Прочувствовать этот момент, как следует, не получилось.
Спугнутая летучая мышь метнулась, перечеркнув пространство тёмной
молнией. Шайра жалобно пискнула, и приникла к своему спасителю.
- Ну и хитры же вы, девчонки! Кинжалы, яды, кружевные тряпочки… а от мышонка верещите, словно канарейки.
Тем не менее, Ворон крепко прижал её к себе. Ему было приятно, что наконец-то кто-то просит у него не пощады, а защиты.
- Вот тебе смешно. А я жуть как их боюсь… Тебе они никогда на голову не падали?
Гильдмастер хмыкнул и пожал плечами: стал бы он засорять воспоминания подобной чепухой!
- А мне падали, вернее налетали – вот так, с разгону из темноты.
- В доках?
- Ага. У меня там была… Лаз в стене. Я ящик там себе нашла и спала
прямо в нем. Так уютно и не дует… Это была задняя стена склада, угол в
котором все время был завален кучей всякого хлама, и гора ящиков до
самого потолка – на вечном хранении, похоже… В общем, детали – это не
важно. Важно, что они там однажды завелись…
- Ну, тогда смею заверить, что готов собственноручно перебить всех
летучих мышей на данном чердаке… У меня, вообще, знаешь ли, опыт
разборок с существами с перепончатыми крыльями, включая драконов и даже
немножко Архидемона. Они об этом знают и при моем появлении сами дают
дёру.
- Вот, честно-честно?
- Да я вообще врать не умею!
- Это обнадеживает.
- Кто мог подумать, что противный дождь создал такую сказку? – сказал
Зевран, открывая ветровое окно. Сейчас дождь лился ровно и брызги не
захлёстывали внутрь. Вон там всё – океан. Чердак – это чертог, дворец на
берегу. Шайра – королева в нём. Полотна – паруса. Ну, прямо хоть стихи
пиши!
- Как ты красиво говоришь, Зев. Только из меня королева, прямо скажем, та ещё.
- Я обожаю красивые вещи.
- Ты сказал, я – красавица?
- Но ты же не вещь. Хотя, вряд ли тебе об этом тоже кто-то говорил. А
красота ведь тоже разная. Вот ты бы предпочла готовые золотые украшения
или слиток золота?
- Это что за намёки?
- Давай попроще…
- Нет, простого на сегодня хватит. Ты начал говорить о сказке. Что ты ещё видишь на этом чердаке?
- Представь, что это рама полотна, а в ней – пейзаж с дождём.
Они оба долго сидели у раскрытого ветрового окна, глядя на дождь. Потому
что всё равно больше ничего не было за окном. Шайра доверчиво склонила
голову ему на плечо и, кажется, забылась – ее бережно держало на ладонях
что-то, что она уже успела забыть, это было ровно одну жизнь назад,
когда дома были большими. А с этим мужчиной было хорошо, как ни с одним,
кого до сих пор знала бардесса. Правда, все остальные мужчины и вели с
ней себя совсем иначе.
- Мне шлюхи в детстве говорили, что конфеты в кладовую подкладывает
демон желания – чтоб забрать того мальчика, который придет их оттуда
таскать.
- Бессовестная ложь. Сколько лет тырила конфеты на рынке – никакой демон
за мной не пришел. Правда, может, дело как раз в кладовой.
- Конфеты на рынке? Как низко. На рынке, девочка моя, тырить надо панцаротти, причём пока они горячие и сыр внутри не застыл.
- Ну, у вас и запросы, гильдмастер!
Оба захохотали. Одновременно и не сговариваясь.
Это было до смешного удивительно – они сидели и говорили друг другу,
вещи, от которых многие брезгливо наморщили бы нос или принялись бы
читать морали. А для них это были просто слова, родом из их детства,
часть их прошлой жизни. Они говорили друг другу то, что многие приняли
бы за жалобы, страшные рассказки и грязные истории, а для них это были
просто воспоминания, которыми можно было делиться не стесняясь… при этом
почему-то абсолютно не хотелось прятаться друг от друга – как будто они
были близкими друзьями последнюю тысячу лет. И делать все это было так
приятно.
Они несли то, что выглядело со стороны совершенной чушью и смаковали сочетания слов, пробуя фразы на острословие.
И то, что происходило, ни как не вязалось ни с образом грозы Воронов
всея Антивы, ни с бардессой-самоучкой, чьи пальчики погуляли во многих
сейфах Риалто.
Внезапно переменившийся ветер обдал их брызгами.
- Пойдём. Продрогнешь окончательно.
- С тобой тепло…
Vova
