— И почему для того, чтобы мы наконец-то поняли всё, должна была
начаться Жатва? — спросил Джон Шепард, глубоко затянувшись и медленно
выпуская дым изящными колечками. Огонёк сигареты бросил красноватый,
тревожный отблеск на испещренное шрамами лицо коммандера.
— Не знаю, — тихий вздох и пальцы тянутся к сигарете, затяжка, глубокий
выдох, — иногда по-другому нельзя. Порой мы упорно не замечаем очевидных
вещей до тех пор, пока не случается чего-то такого, как...
— Жатва, — завершает фразу Шепард, возвращая себе сигарету.
— Но, черт
побери, мы так давно знали друг друга, почему только сейчас наконец-то
сказано всё? Ведь ещё на Вермайре...
— Не надо, — кончики пальцев касаются обветренных губ Джона, — не
вспоминай. Я знаю, как тяжело дался тебе этот выбор. Я до сих пор помню
твоё лицо, когда ты вернулся на «Нормандию», и не могу забыть ту засохшую
кровь на твоем подбородке... Но доказать тебе, что ты не виноват, было
невозможно. Ты просто не хотел меня слушать.
— Да, — кривая, но такая обаятельная усмешка, ещё одна затяжка, глубже
первой, и красные точки загораются в глубине голубых глаз.
— Я помню. Я
тогда здорово приложил тебя об переборку. Черт, до сих пор стыдно.
— Перестань, — снова сигарета меняет хозяина, — мне нужно было понять,
что меньше всего ты тогда нуждался в моих советах и утешениях. Так что
та шишка была вполне заслуженной.
— Проехали. И дай сюда сигарету! Хочешь курить — возьми из пачки, —
дымящаяся палочка возвращается в руку коммандера.
— Терпеть не могу эту
твою привычку!
— А я знаю, — губы тронула улыбка, в таком знакомом голосе тепло, — но
ничего не могу с собой поделать. У сигареты, которой касались твои губы,
особый вкус...
— Прекрати и убери руку, — Джон сжимает длинные пальцы, приблизившиеся к
опасной черте в своих, кажущихся стальными.
— Я не смогу сказать всего,
что должен, если ты не остановишься.
— Как скажешь, коммандер, — рука послушно возвращается на подушку, — я слушаю.
— Вермайр... Потом — ночь перед Илом, — в глуховатом сейчас голосе
Шепарда нотки сожаления и раскаяния. Или это только послышалось?
— Лиара? — полу-вопрос, полу-утверждение, наигранная легкость тона и
едва уловимая нотка ревности.
— Но главное, что тебе было с ней
хорошо... Хотя, я до сих пор не понимаю, что ты в ней нашел, Джон. Но
это был твой выбор...
— Ошибочный, — отрывисто бросил коммандер, — сам не знаю, почему именно она... Экзотика? Да это теперь и неважно.
— Не буду спорить. В любом случае это — прошлое, оно развалилось на
куски вместе с первой «Нормандией», и его точно так же нельзя
восстановить, — облегченный вздох и пауза.
— Дальше моя очередь
извиняться.
— Горизонт? — со злобным шипением сигарета гаснет, вдавленная в
усыпанное пеплом донышко кофейной чашки, рядом со своими товарками.
—
Если тяжело — не говори ничего.
— Надо, — глубокий, тяжелый вдох, — нашлись слова тогда, должны
отыскаться и сегодня, — в темноте, заполнившей каюту, не видны
вспыхнувшие щеки.
— Прости меня еще раз. Мне никто не давал права
разговаривать с тобой так. Это был просто шок, ступор, растерянность...
Не знаю, — новая сигарета вынимается из пачки, лежащей на прикроватной
тумбочке, щелчок зажигалки, глубокая затяжка и приступ кашля.
— Черт,
мне же нельзя курить...
— Раньше у тебя этой привычки не было, — отнимает сигарету Шепард и не менее глубоко затягивается сам.
— Не было. Появилась. Когда ты....
— сил закончить фразу не хватает.
— Я понял. Не надо. Я не хочу, чтобы тебе было больно. Не сегодня, —
лёгкое, успокаивающее прикосновение к плечу.
— Но нужно бросить.
— Как прикажешь, — тихий смешок.
— Дьявол, ты даже сейчас остаёшься коммандером, Джон.
— Тебя это напрягает? — время замедляется в ожидании ответа.
— Нет. «Альянс» научил меня подчиняться, — короткий вздох.
— Но, если ты хочешь, я брошу.
— Хотелось бы, но... — Шепард на мгновение замолкает.
— Да какая нахер
разница курим мы или нет? Какого хера думать о том, что завтра с
похмелья голова не пролезет в дверь? Кому до этого есть дело сейчас?
Провались оно все в преисподнюю! Но я не пойму одного: почему я не
сказал всего этого тогда? — он сжал руку в кулак.
— Ведь я разговаривал с
тобой каждый день, хоть именно с тобой мне было сложнее всего.
— А мой день начинался и заканчивался ожиданием твоего визита. И вот что
странно, ты всегда заходил ко мне в последнюю очередь, Джон. Почему?
Тогда мне казалось, что ты меня избегаешь, — настороженное ожидание и
учащающаяся пульсация крови.
— Отчасти так и было. Только не тебя. Себя, — коммандер на мгновение
замолкает, делая очередную затяжку, — слишком много возвращалось
воспоминаний. Наши разговоры всякий раз воскрешали ту часть моего
прошлого, о которой я всеми силами старался забыть. До твоего появления
на «Нормандии» мне это удавалось.
— Всё было настолько плохо? — вопрос срывается с губ, но стоило ли его задавать?
— Грязь... вонь... голод... драки... кровь... боль... — каждое слово
звучит отрывисто и тяжело, как будто Джон вырывает их вместе с частью
самого себя.
— Так вышло, что твой взгляд... тот... самый первый,
которым мы обменялись, напомнил мне ночь, когда.... Нет. Не стоит. Это
только моё. Тебе достаточно знать, что поэтому на Вермайре всё
произошло именно так. Молчи! — почти грубо бросает Шепард, не давая
сказать ни слова, медленно выпускает дым и продолжает.
— Я еще не
закончил. Лиара, Джек, Миранда, всё это были попытки убежать от себя и
от тебя. Как видишь, неудачные. Коммандер Шепард — первый человек- СПЕКТР
позорно продул себе самому!
— А в чем проигрыш, Джон? — пальцы все-таки касаются плеча. Легко, ненавязчиво и так... волнующе.
— В том, что бездарно упущено столько времени, — скрипнув зубами,
говорит капитан.
— Почему должна была начаться эта гребаная Жатва, чтобы
я перестал бороться с собой? Мой арест... суд... приговор.... Прибытие
Жнецов.... Побег... — снова односложно и отрывисто говорит Шепард, — так
внезапно появляющаяся «Нормандия» и твоя протянутая рука. Круг
замкнулся. Но почему, черт подери, так поздно?
— Я не знаю, — пожал плечами Кайден, приподнимаясь на локте и склоняясь
над Шепардом, — все эти годы я ждал тебя, потому что для меня всё было
ясно еще с той нашей, самой первой встречи. Но признаться тебе смелости
не хватало... я не мог подойти и сказать, что... Ты всегда казался
таким... далеким, холодным, суровым... будто ты создан не из плоти и
крови, как все остальные люди, а отлит из металла, который невозможно
расплавить ничем. Когда на Вермайре ты выбрал меня, я... я подумал было,
что и ты.... Но... Потом была ночь перед Илом и Лиара... Впрочем, теперь всё это
неважно, Джон, ведь все наконец-то сказано... Если у нас еще будет
завтра, я расскажу тебе почему так и не смог стать таким, как все...
Сейчас важно другое — как мы распорядимся оставшимся нам временем? — он
замолчал, выжидательно глядя в голубые глаза своего капитана.
— Пожалуй, я знаю, как, — Шепард вдавливает недокуренную сигарету в
усыпанное телами её предшественниц донышко чашки и смыкает руки на спине
любовника, — если ты, конечно, не против?
— Только за, коммандер, — звучит долгожданный ответ.
Vova
