Знаешь, а ведь сегодня пошёл снег.
Весьма неожиданно, если учесть, что сейчас только-только началась
зима. А ведь обычно даже в январе нечасто можно увидеть подобное.
Все улицы – дома, дороги, машины – абсолютно белые. Как будто кто-то
взял большую кисть и лёгкими взмахами окрасил весь мир в белый цвет.
Когда-то для меня мир был окрашен в кроваво-красный. Впрочем, кровь и
служила краской в те дни, которые теперь больно даже вспоминать. Так
же, как и всё то, что происходило там.
Тошима. Обитель смерти и порока. Это место, наверное, и сейчас имеет
всё тот же алый цвет. Если там сейчас идёт снег, то скоро, очень скоро
он будет таять, обагрённый свежей тёплой кровью.
Так же, как десять лет назад, когда я попал туда. Тогда я ещё не
задумывался о том, как хрупка человеческая жизнь. Тошима показала мне
это. Человек – простая марионетка в руках судьбы. И если человек
попытается оборвать те нити, с помощью которых им управляет эта самая
судьба, его просто уберут в коробку.
Хотя в Тошиме мёртвых чаще всего не хоронили. Наверное. Кто его знает, куда девали тела.
И там я встретил тебя.
Ты казался совершенно чужим там. Среди циничных ублюдков, составлявших
основную массу населения Тошимы, ты выделялся наивным, по-детски сияющим
взглядом и широкой улыбкой. Ты часто улыбался. Даже когда убивал.
По-хорошему, ты был таким же, как и все. И даже хуже. Намного хуже, чем все они, вместе взятые.
Потому что ты пришёл в эту обитель смерти по своей воле.
Ты не хотел говорить ни мне, ни Кейске, что же заставило тебя так
поступить. Потом, намного позже, ты всё же открылся мне. Ты рассказал о
том, что пришёл отомстить.
Отомстить за своего возлюбленного, убитого Иль Ре.
Помнится, я был даже шокирован. Чем?. . Пожалуй, тем, что ты
категорически не походил на человека, у которого уже был любовник. Ты
выглядел невинным ребёнком. Хотя, кто знает… Любовь и секс – совсем не
одно и то же. Возможно, у тебя с твоим первым возлюбленным не было
подобных отношений. Узнать это окольными путями было невозможно, а
напрямую подобное не спрашивают.
Знаешь, а ведь мы действительно были близки с тобой. Когда погиб
Кейске, именно ты помог мне похоронить его. Ты почти не знал его, в
отличие от меня. Но ты поддержал меня. Помог пережить его смерть.
Ты всегда выглядел таким хрупким и беззащитным. Обманчивое
впечатление. В бою ты был очень опасным противником. И всё равно ты был
слабее Иль Ре.
А ведь его убил я. Значит ли это, что я был сильнее тебя? Да,
наверное. Может, поэтому я так хотел тебя защитить. Хотел… И не смог.
Знаешь, а ведь сейчас тебе было бы двадцать пять лет. Но ты так и не
вырос. Ты навсегда остался хрупким, невысоким, слегка нескладным
подростком с растрёпанными золотистыми волосами и вечной улыбкой на
губах. А ведь мог бы быть уже взрослым. Может, ты бы, в отличие от меня,
сумел бы найти свою любовь и завести семью. А может… безумная мечта.
Может, мы могли бы быть вместе, Рин?
Но этого не будет. Не будет уже никогда.
Почти всю жизнь меня преследует один и тот же кошмар. Я переживаю его
снова и снова, раз за разом возвращаясь в тот день. Снова и снова я
вижу, как рушатся все мои надежды.
Знаешь, что я вижу? Мне снится Тошима. Я бегу по мрачным, серым
улицам, петляя между домами, пытаясь успеть. Лабиринт домов точно
смыкается, стремясь запутать меня.
И я снова не успеваю. Как и в тот страшный день ровно десять лет назад. И вновь я вижу твоё тело, распростёртое на земле.
На тебя впятером напали местные отморозки. Ты не церемонился с ними: троих ты сумел прикончить…
А оставшиеся двое убили тебя.
До сих пор мои воспоминания не померкли. Каждую ночь я вижу тебя,
лежащего на земле, ещё судорожно дёргающегося, захлёбывающегося
собственной кровью. Тебя было не спасти – эти ублюдки перерезали тебе
горло, рассекли его почти до позвонков. Увидев меня, они сбежали.
Потом я нашёл их. Обоих. Я убивал их долго и мучительно, стараясь,
чтобы эти сукины дети даже в Аду помнили эту боль. Сначала по одному
отрубал им пальцы. Затем – обе руки и обе ноги. Они ещё были живы, –
видимо, наркота притупила боль – когда я перерезал им горло. Так же, как
они сделали это с тобой. Но это было потом.
А в тот миг я не думал ни о чём. Просто упал на колени рядом с
тобой. Я не помню, плакал ли я. Но помню другое. Я кричал. Не звал на
помощь, нет, я понимал, что спасти тебя уже нельзя. Я просто стремился
выпустить из своей груди всю ту боль, что охватила меня.
Знаешь, а ведь эта боль осталась со мной. Она не ушла даже теперь, хотя прошло уже столько времени.
Говорят, если человеку что-то снится – значит, его душа возвращается
в это место. Видимо, моя душа навеки осталась там, в Тошиме. В том дне,
когда ты, давясь сгустками крови, умер у меня на руках.
Знаешь, я не могу забыть твоего лица. Тебе было больно. И всё же,
увидев меня, ты улыбнулся. И теперь я не могу забыть окровавленные губы,
слабо улыбающиеся мне. Не могу забыть широко распахнутые голубые глаза,
медленно подёргивающиеся пеленой.
Мне до сих пор больно. Я смутно помню, как нёс твоё тело на руках. Я
похоронил тебя сам. Недалеко от того места, где совсем недавно мы оба
хоронили Кейске.
Десять лет. Десять лет с того дня, как я потерял тебя. Знаешь,
теперь я не могу влюбиться снова. Я не думал, что способен на такую
любовь. Теперь знаю – способен. Я пытался встречаться с другими парнями и
девушками. Но ни один из этих людей не смог бы заменить мне тебя. Пусть
даже у этого человека и были бы такие же золотые волосы и смеющиеся
голубые глаза.
Тяжело вздохнув, я смотрю в окно. Снег, точно погребальный саван,
окутал землю. Никому из людей там, внизу, нет дела до меня – обычного
офисного червя, выучившегося, на радость приёмных родителей, на
инженера. Вздохнув, отхожу от окна. Одеваюсь и иду на улицу.
Люди. Их так много здесь. И у каждого – свои дела, свои заботы. И уж
точно никому из них не будет дела до того, что у меня на душе.
Внезапно взгляд наталкивается на яркое пятно в этом почти белом,
заснеженном мире. Впереди меня медленно идёт невысокий молодой мужчина с
золотыми волосами. И, хотя разумом я понимаю, что это не ты, я
торопливо догоняю его и дотрагиваюсь до его плеча.
- Простите… — шепчу я, в какой-то безумной надежде, что тогда, много лет
назад, это была ошибка… или сон. И вовсе не было ничего этого. Ни тех
двух подонков, ни серого неба, ни тебя, умирающего у меня на руках, ни
этих десяти лет боли. И вот сейчас я проснусь и увижу тебя. А может, и
Кейске, с задумчивым видом крутящим в руках висящий на шее жетон.
- Да? – мужчина оборачивается, и к моему горлу подступает комок. Он и
впрямь безумно похож на тебя. Те же черты, те же готовые изогнуться в
улыбке губы. Но с родного лица на меня в упор смотрят чужие, тёмно-карие
глаза.
- Ничего… извините. Я обознался, — дрожащим голосом говорю я. Не глядя
перед собой, я продолжаю идти вперёд. Холодно. Кажется, даже слёзы,
катящиеся по моим щекам, замерзают. Больно. Больно и снаружи, и внутри…
Гудок машины. Пронзительный визг тормозов. Удар.
Я лежу на спине. Отчего-то я не чувствую боли, хотя и вижу, что у правая
рука и обе ноги неестественно вывернуты. Перелом? Неважно.
Крики прохожих. Какой-то мужчина – кажется, тот самый, с золотыми
волосами, зовёт на помощь. Побелевший от страха водитель топчется возле
своей машины, растерянно повторяя, что я сам бросился под колёса.
Кстати, он прав. Я сам сделал последний шаг.
Сознание медленно начинает меркнуть. Я понимаю, что это конец. Странно. Почему я совсем не боюсь?
В каком-то странном полубреду я вижу себя, двадцатилетнего, и тебя,
стоящего чуть в стороне. Ты, смеясь, протягиваешь мне руку. Мы уходим.
Вместе. Теперь уже навсегда.
Я бросаю последний взгляд – уже последний – в серое зимнее небо, с которого медленно падают плавно кружащиеся снежинки.
Знаешь…
Я никогда не говорил тебе этого, но я очень люблю смотреть на падающий снег.
Vova
