"В ту ночь, ты в первый раз зашел ко мне в студию не по важному делу.
Просто так. В ту ночь, ты в первый раз понял, кто ты есть. Ты — Ассасин.
В ту ночь, ты увидел свое отражение. Юноша семнадцати лет. В ту ночь,
ты..."
Рука художника дрогнула и тонкое перо нависло над бумагой. Пара капель
оставили свои темные следы на пергаменте. Неожиданный порыв ветра задул
все свечи на столе. Темнота. Холод. Страх. Пустота. Художник повернул
свою голову в сторону порыва холода. В дерном проеме показался знакомый
силуэт.
-Леонардо... — хриплый голос, срывающийся и дрожащий. Он принадлежал
тому юноше семнадцати лет, Ассасину, в белой старой робе с капюшоном,
оживлявшего образ великолепного орла в тени на стене.
-Dio mio! — взволнованно воскликнул художник и подскочил со своего места
так, что чернильница рухнула на записи, а некоторые листы опустились на
пол. Их секреты были скрыты за ярким чернильным пятном. Но чернила не
могли скрыть ту боль и тот страх, затаившийся в душе да Винчи за своего
друга, пожалуй, самого близкого, верного и надежного, друга, за которого
не было жалко отдавать свои идеи, и, может быть, даже жизнь. Но жизнь
нужно было беречь, что бы создавать машины, воплощать идеи, познавать
секреты Кодекса Ассасинов. А потеряв жизнь, он уже не сможет помогать
ему так, как прежде.
Та ночь была невероятно длинной. Бессонной. Страшной. Залечить раны,
успокоить, постараться привести все в порядок, проследить за тем, что бы
буйный парень не решился со свежими ранами снова вырваться в бой, а
ведь тогда его преследовала лишь одна цель — отомстить за отца и
братьев. Нет... Была еще одна. Отвезти мать и сестру в наиболее
безопасное место. Он тогда хотел отправиться в Испанию. Но все его цели
были скрыты в тумане. Он не мог посмотреть дальше вытянутой руки. Он
делал так, как подсказывали ему инстинкты, но не сердце.
Очень часто в мастерской Леонардо да Винчи можно было найти глиняные
блюдца, через край которых виднелась когда-то белоснежная ткань, но края
её опускались в алую от крови воду. А в шкафах виднелись небольшие
объемы разных форм и цветов. Раскрыв изящную крышечку, можно было
ощутить резкий аромат целебных трав. С каждым разом их становилось все
больше и больше. Доктор был частым гостем в этом месте, но через
несколько его приходов, Леонардо понял всю систему и уже сам мог делать
перевязки, зашивать раны и делать то или иное лекарство. Все было
просто. Все было взаимосвязано. А проблем у Эцио было много, но они
почти ничем не отличались друг от друга.
Но а когда все приходило в свой обычный режим, Аудиторе отправлялся
дальше, получая строгий указ беречь себя. Как бы он не старался
следовать ему, он все равно вплетался в истории, но благодаря этому его
опыт оттачивался. С каждым годом его явления в мастерскую были все реже и
реже. И когда-то настал момент, когда Эцио Аудиторе де Фиренце стал
взрослым и самостоятельным мужчиной, которому не нужна была постоянная
помощь со стороны. Он стал самостоятельным, его шаги стали шире, он
обзавелся новой броней, когда-то принадлежавшей Альтаиру ибн Ла-Ахаду.
Она отличалась от старой отцовской очень радикально. Более легкий и
прочный материал, не сковывающий движений, позволяющий лучше скрывать
оружие и скрываться самому.
Проходили года и вскоре он стал Лидером Ассасинов. Начал собирать людей в
Братство. Это были и простые нищие, и способные ребята, женщины,
подростки и более взрослые юноши. Каждую ночь он вспоминал о том, каким
был. На его жизни выжгли огромный крест, потеряв жизни близких людей —
он получил свою жизнь Ассасина. Но кто сказал, что он может только
убивать и проливать кровь Тамплиеров? Он решил направить все это в иное
русло, он решил подарить надежду тем, кто потерял её давным давно. Он
хотел освободить Рим... Всю Италию. Освободить от Тамплиеров. Освободить
от боли, которую он когда-то перенес. Освободить от несчастных взглядов
тех людей, которые с содроганием души наблюдали, как убивали их родных,
а после просто закапывали в известняковые ямы, как нищих людей.
Однажды он вернулся во Флоренцию. Эцио... тогда ему уже было 37 лет. Он
спокойно шел по улицам, до тех пор, пока ноги не довели его до знакомой
двери. Силуэты на ней стали более обшарпанными и покрылись пылью
городской площади. Эцио знал, что хозяина этой скромной и маленькой
студии не было на месте. Он едва улыбнулся и положил руку на дверь и, к
его удивлению, она поддалась.
Раскрывая дверь бывшей студии Леонардо да Винчи, Эцио сделал всего шаг,
покидая светлую площадь и заходя туда. Несколько листов бумаги с шорохом
взлетели с пола под порывом сквозняка. Под потолком постукивали старые
тонкие доски, которые когда-то имели форму крыльев летучей мыши. На
столе осталось несколько банок. Пара из них были побиты и оставались
пустыми, а в других "красовались" сгнившие органы млекопитающих в
желтоватой жидкости, которая когда то была прозрачной. На стене висели
чертежи, но они не были закончены, а в углу стоял мольберт с запыленным
полотном.
Сделав несколько шагов, Эцио случайно толкнул носком чернильницу,
валявшуюся возле стола. Наклонившись, он хотел было её поднять, но его
взгляд коснулся записей, которые частично были скрыты за чернильным
пятном. Его рукописи были не такими, как у всех. Он писал левой рукой,
справа-налево, зеркально. Эцио не мог понять те несколько слов, которые
были на желтоватом хрупком листе в его руках, но он знал секрет, как
раскрыть эту запись. Пройдя через помещение и выйдя в более маленькую,
заднюю комнату, Эцио решил узнать, что же скрывается в этом клочке. В
той комнате был огромный стол, на нем были видны багровые следы, а рядом
стояла тумба с металлической мисочкой, прикрытой старым полотенцем.
Ничего не изменилось с тех пор. Только пыль скрыла все то, что тут
когда-то происходило. А еще в этой комнате стояло зеркало. Проведя по
нему рукой, стирая пыль, Эцио поднял взгляд от листка на свое отражение и
в его глазах мелькнул страх. Это произошло так неожиданно, что листок
выпал из его пальцев, медленно опускаясь на пол.
Он видел себя. Взрослого мужчину, в возрасте 37 лет, в темной робе
ассасина, с опущенным капюшоном, с щетиной на лице, со знакомым шрамом,
пересекающий мягкие губы. Уже совсем взрослый. Совсем не такой, каким он
был когда то, 20 лет назад. В ту ночь он так же стоял возле этого
зеркала. Леонардо склонился над столом и расшифровывал очередную
страницу Кодекса, что то бормоча себе под нос и делая какие-то заметки. А
юный Аудиторе всматривался в отражение и даже гордился тем, кто он
есть. Он был совсем юным, милым парнем, дамским угодником, который уже
познал привкус потери и успел окунуть руки в кровь, но тогда это было
совсем не то, тогда он не думал о том, что будет жить посредством чужих
жизней, утекающих между его пальцами, жить, спуская время, сберегая
каждую песчинку в песочных часах.
А сейчас... Он видел в своих глазах все то, что прошло. Каждую жизнь,
каждого заговорщика, каждого предателя, он словно слышал их голоса, их
предсмертные речи. Он словно ощущал прикосновения их холодеющих пальцев.
Он чувствовал привкус крови во рту. Его сердце сжималось от боли потери
любимого человека, который умер у него же на руках, как и все до неё.
Он коснулся пальцами отражения и закрыл глаза. Пролетел всего миг, но он
вновь увидел эшафот, он увидел как веревка виселицы дергается под
тяжестью чужих тел... Нет, родных. Его самых близких людей. Отца и
братьев. Он увидел, как проводил их в последний путь, ощущая жар огня
той лодочки. Он снова ощутил последнее прикосновение губ Кристины
Калфуччи, а потом его пальцы колнула боль, когда она шептала ему, что
она всегда была рядом с ним. Что он всегда рядом с ней... Возле его
сердца... Он снова ощутил тот юношеский порыв и гнев, который он
испытывал от желания покончить с гонфалоньером. Но на этом все не
закончилось, цепь пошла дальше. Пацци. Испанец. Борджиа. Все
взаимосвязано... Ничто не истинно...
-Все дозволено.
— послышался до боли знакомый голос в его голове. И этот голос... Принадлежал...
-Что за чертовщина?!
-Ха-ха! Да, это я... Здравствуй, Эцио Аудиторе де Фиренце.
-Это же...
-Я. То есть...Ты.
Именно так. Он видел свое собственное отражение. Себя, в возрасте 17
лет. Белая отцовская роба. Капюшон, слегка потрепанный, знакомый
флорентийский темный плащ на плече. Это было невероятно странно.
Иллюзия? Или воспоминания материализовались? Эцио отшагнул назад, но тут
же столкнулся спиной с краем деревянного стола. Всего на миг ему
показалось, что иллюзия пропала, стоило ему несколько раз проморгать, но
нет, все осталось на своих местах.
-Я не хочу видеть это ничтожество! Убирайся!
-Да, я добился многого за столько лет, но какой ценой?. .
-Замолчи! Убирайся! А не то. . !
-Не то, что?
-Ты поплатишься за все!
-Жизнью?
-Нет... Судьбой. Я пережил многое, это мучительная пытка, тогда я даже
понять не мог, что такое переживать, ведь вокруг все было так
прекрасно...
-Один из лучших банковских Домов во Флоренции...
-Прекрасная семья...
-Любящий Отец...
-Любимая девушка...
-Потрясающая любовница...
-Драки с Пацци по ночам...
И снова воспоминания, суровое и беспощадное прошлое. Эцио поднял глаза и
подошел к зеркалу, касаясь пальцами холодного стекла и он произнес:
-Иногда хочется вернуться и изменить все то, в чем я тогда ошибался.
Юный Эцио улыбнулся и извлек из сумки знакомую вещь, а именно — Частицу
Эдема — Яблоко Эдема. На его лице сверкнула легкая коварная улыбка и
Частица раскрылась, выпуская свою силу. Быстро меняющиеся символы, буквы
и изображения начали затмевать все пространство, они выходили за рамки
отражения и вскоре яркая вспышка ударила по глазам Аудиторе, заставив
его зажмуриться.
-Получить то, что не получил тогда, отомстить, получить право на жизнь,
быть свободным, быть любимым... — он тихо шептал все это, что было в его
голове, да, это были лишь его мысли, вырвавшиеся с его уст.
Раскрыв глаза он оказался в совершенно ином пространстве. Оно было без
границ, оно было бесконечно, но одновременно казалось, что в нем были
прозрачные стены, отливающие холодным голубым цветом и символами,
надписями, непрерывными цепями. Они то пропадали, то вновь появлялись
легкими вспышками. Взрослый Эцио стоял над собой же, только в более юном
возрасте. Юноша сидел перед ним на коленях, тяжело дыша, сжимая руки.
Именно в таком состоянии он был первое время, после продолжительных
пробежек от стражников, погони за воришками, которые приводили его к Ля
Вольпе, охота на заговорщиков Пацци... Полное истощение и потеря сил,
растерянность и страх. А взрослый был в робе Альтаира. Он ощущал внутри
себя тот холодный дух древних времен. Он ощущал невероятное спокойствие,
граничащее с нотками желания занять лучшее место и исполнить все в
лучшем формате. И так сплелись светлое и темное, намерения, стремления и
желания. Спокойствие и гордость. Сейчас так хотелось ударить его, этого
малолетнего и неопытного... За то, что он совершил тогда столько
ошибок, не мог настойчивее пробраться, не смог прийти раньше, что бы
освободить Джованни, Федерико и Петруччо. И он сделал это. Эцио
замахнулся и ударил свою младшую копию по лицу. Заставив упасть от боли
на бок.
-Это за все ошибки.
— холодным тоном произнес Аудиторе.
-Я заслужил... — вытирая кровь, и поднимаясь на ноги, Эцио выпрямился и
выпустив клинок, решил нанести удар, но это не вышло, так как взрослый
тут же перехватил руку и резко заломал её младшему за спину, заставляя
зажмуриться от резкой, невыносимой боли. Но затем он склонился к его уху
и коварно прошептал:
-А это за отсутствие... опыта...
Холодный голос, властный, с ноткой сарказма, выражающаяся в коварной
улыбке. Юноша хотел было вырваться, но всего несколько движений и его за
волосы уже прижимали к земле. Он даже не успел понять, что произошло,
он лишь прохрипел от боли и вновь попытался вырваться, но от этого
становилось только больнее.
-Больно? — произнес старший, все с тем же холодом в голосе. Но в ответ послышалась тишина.
Но вскоре и за тишиной послышались шорохи, сбитое дыхание и легкий стон,
просьбы остановиться, глупые вопросы, на которое не требовалось
ответов. Нет, хотелось бы получить, но он их не даст, пока не получит
то, что берет сейчас.
-Стой... — молил юноша.
Но в ответ — молчание.
-Остановись!
И снова — тишина. А он беспощадно целовал его шею, покусывал уши, водил
руками по телу, задирал одежду, разрывал тонкие швы, срывал ремни,
обрывал тонкие старые ткани, а руками продолжал изучать свое же тело...
столь юное.... пока несовершенное... которое перешло огромное количество
путей, как пешком, так и в полете, в прыжках... И он знал, что это тело
принадлежало ему, сейчас, в этот безумный момент, в этой иллюзии.
Сильная мужская рука разорвала пояс на штанах юного Эцио и уверенным
жестом проникла на его пах, сжимая пальцами возбужденную плоть. Снова
просьбы остановиться, но потом и он влился во вкус, стоило старшему
начать двигать рукой, сжимать пальцы, оттягивать кожицу... Опытно.
Сильно. Властно.
-Почему же ты никого не зовешь? — покусывая ухо юноши, с досадой шептал
старший и с силой сжимал свою ладонь, заставляя Эцио вскрикивать то ли
от боли, то ли от нахлынувшего наслаждения. Его тело поддавалось ласкам,
он расслаблялся, он позволял себе это, такую сладкую... слабость.
Стоны переливались в крики, больше не было слов, оставалось лишь дыхание
и неровное биение сердца. Продолжение игры ветра, сплетения двух тел
переливалось в невообразимый экстаз. За каждым толчком срывался новый
стон, подталкивающий к перевороту всех правил и чувств. Они оба ощущали
адский страстный жар внутри тела, желание... Желание вырваться и при
этом насладиться полным букетом эмоций. Из сетей страсти невозможно
вырваться... Они сплетают два тела все крепче, впивая свои шипы в тела,
сцепляя их на самых чувствительных точках.
Крик... Порыв... Огонь... И тишина, перебивающаяся частым дыханием...
Старший опускает волосы обессилевшего младшего, поднимается на ноги,
поправляя легкую темную робу. Бросив на него последний взгляд, полный
презрения и ненависти, но... С желанием заглянуть самому себе в глаза
последний раз, в надежде познать все свои ошибки... Ошибки, которые он
никогда уже не сможет исправить... Он был готов покинуть этот мир и
вернуться в свой.
-Эти ошибки будут скрыты за кровью твоих же врагов... И Крест Тамплиеров будет разломлен... Навсегда.
Вытянув руку с Частичкой Эдема, Эцио прикрыл глаза и сквозь темную
пелену он увидел яркую вспышку, а вскоре, открыв глаза, снова оказался в
заброшенной мастерской Леонардо да Винчи. Эцио стоял прямо перед
зеркалом, отпустив голову, закрыв глаза...
Он снова вернулся в свою реальность...
И он знал, что больше не готов к таким путешествиям...
Ему хотелось пить...
Испить жизни его врагов...
Испить собственные правила и ошибки...
Нарушить их и снова воссоздать из пепла...
Но сейчас он спокойно вышел из такой родной и знакомой мастерской,
последний раз оставив на пыльной поверхности отпечаток своих пальцев,
оставив за спиной разбитое зеркало, по осколкам которого стекала алая
кровавая полосочка, оставив в разбитой пыли самого себя... Слабого.
Ничтожного. Безумца, который не смотрел дальше горизонта. Не желавшего
заглянуть в душу...
Оставил все...
И всех...
Vova
