- Серная кислота получается в результате взаимодействия серного
ангидрида, то есть, оксида серы шесть, и воды. Соли серной кислоты –
сульфаты – в большинстве своем – электролиты. Это означает, что растворы
этих кислот в воде, а также расплавы, проводят электрический ток.
Электролизом сульфата меди два, или медного купороса, можно получить
чистую медь. Так ка (удар ладонью по кафедре) кого, я спрашиваю, какого
черта я, профессор, сижу здесь вместо чашки кофе и диктую эту лекцию
куче (последовало жуткое ругательство), тем более, что моя специальность
– лингвистика?!
Этими словами закончилась дебютная лекция по химии преподавателя МХГЛУ
по специальности «Русский мат» в школе № 1106. Прошлой ночью он едва
успел пригласить очаровательную скромную брюнетку – студентку МФЮА на
завтрак в кафе, как в его кармане голосом турбо-лягушонка загремел
мобильный телефон, что означало, что на его мобильный звонит кто-то из
университета. Выясняется, что профессора химии (при чем он здесь?!)
пригласили провести одну лекцию в школе. Но профессор попал в аварию и
отказался по состоянию здоровья.
- Почему я, можно спросить? Я знаю о химии даже меньше, чем Олег
Викторович (так звали специалиста по химии) о мате! Единственное, что
мне известно, это класс соединений с названием «бораны»!
- Успокойтесь, Эрадж Давлатходжаевич. Дело в том, что мы не должны
портить хорошее мнение директоров школ о нашем учебном заведении. Наш
лучший специалист дал согласие, поэтому мы, соответственно, пообещали
предоставить лектора на час 6 октября 2014 года, в понедельник. Но час
назад Олег Викторович сломал ногу в авиа-, ой, то есть, автокатастрофе и
сказал, что не может.
- А остальные?
- Остальные – кто куда. У Вязовой проблемы в семье, Мудрик в отпуске, а…
- Почему все-таки я?
- Ну Эрадж, с вашим-то актерским темпераментом! С вашим (акцент на это слово) обаянием! С вашим опытом актера, наконец! Неужели вы не убедите детей, что вы химик?
- Так. Хорошо. Я приду к детям. И устрою им представление?
- Материалы у меня. От вас требуется просто вызубрить текст лекции, ну
как актеру, и срисовать, не начертить, а нарисовать на доске копию всех
схем.
- Да что он себе, в конце концов, позволяет, пилот несчастный! – сорвалось с его губ.
- Это вы что себе позволяете, Эрадж?! Мы с вами в дружеских отношениях,
но не забывайте, вы – молодой профессор, а я – ректор.
«Соббб-блюд-да-да-да-да-дайте суббб-бборди-ди-н-н-нацию» - вот, что бы
вы, наверное, сейчас услышали, если бы я в год вашего поступления на
журфак МГУ не помог вам! Оказались бы вы, друг мой, в а-армии (ласково
протянуто).
После этого разговора наш герой преобразился. Грудь его выгнулась, как
Дворцовый мост в Ленинграде, глаза метнули огонь, из ноздрей, казалось,
вот-вот повалит густой дым. Короткие остатки тщательно сбритых черных,
жестких усов стали медленно приподниматься. Короткая стрижка волос,
чернее которых только черная дыра, ощетинилась, словно иглы ежа.
Скромная студентка, сидевшая прямо перед ним, так испугалась увиденного,
что даже не посмела спросить, что произошло, пока профессор сам не
начал свой рассказ.
-…похоже, завтра не выйдет. Работа…
- Ну и пошли ты их всех, ты же это умеешь грамотно делать! Хи-хи! Ты ведь всегда так делал ради меня!
- Я не могу их подвести, - его голос прозвучал холодно.
- Тогда я тебя брошу, ты нудный!
- Что?! Что, я спрашиваю?! А ну-ка уходи отсюда, быстро уходи!
Двадцатилетней Зое Хесиной следовало бы помнить, что ультиматумы
действуют на вспыльчивого профессора так же, как красная тряпка на быка.
После выставления Зои за дверь (оно длилось около 15 минут) Эрадж
безжалостно схватил ключ от своей желтой Lamborghini Countach и
отправился за материалами. За рулем он уже представлял себе эдакую
трепаную пожелтевшую от времени бумагу, исписанную красными чернилами. В
руках у папки был пистолет, дуло которого было направлено на него.
Лишь потом профессор вспомнил, что рук у папки не может быть, а тем
более - пистолета в этих руках. После аллегорической фантазии Эрадж
неожиданно заметил, что двигатель прекрасной итальянской машины выключен
и он уже 15 минут «едет» на месте.
Гдее вы так долго были, Эрадж? Вот лекция, будьте добры, изучите её ДО(акцент) лекции, а не во время.
- Пробк… в смысле, проблемы…
-Ну понятно, что не в кино вы были, надеюсь, задерживаются обычно из-за проблем. Хотите, может быть, кофе?
- Не откажусь, спасибо.
-Вот вам 100 рублей, сходите во-он в тот магазинчик, купите Nescafe.
- Что-о?
- Да пошутил, пошутил. Прошу на кухню, не разувайтесь.
До самых 2х часов ночи наш герой зубрил теорию электролитической
диссоциации. Он чувствовал, будто он снова школьник. Его романтическое
воображение уже нарисовало 30 девятиклассников в пиджаках, задающих ему
бесчисленные вопросы, при этом не они были на лекции, а он, профессор,
был на зачете. Пределом было превращение одного из учеников в судью – в
парике и с молотком. Фантазия медленно перешла в сон, отличия на лицо:
полная потеря контроля над происходящим, но более тщательная
«прорисовка» деталей.
-Но я не понимаю, что такое диссоциация!- взмолился в кошмаре профессор.
- Незнание-не-освобождает-от-ответственности. (Зловеще, загробно, с эхо)
После этого судья ударил молотком по голове профессора. Каким-то образом
весь кабинет оказался заполнен водой, но почему-то никто не ощущал
острой нехватки воздуха. Но что это? Из пространства появляются две,
три, пять, десять… молекул воды! Они огромны. На каждом написано:
«H-O-H. Диполь»; из огромных атомов, каждый величиной с человеческую
голову, торчит пара рук. Две молекулы схватили вместе молоток, одна – за
рукоятку, другая – за остальное. Затем они с треском разломили его
пополам.
«Что же это такое, - подумал профессор. – А, понимаю! Вода разрывает
молоток, ой, а где он? (в этот момент часть бывшего молотка стала
огромными оранжевыми шарами, на которых было выгравировано «Cu2+».
Другие останки молотка стали бесцветными шарами с бирками «SO42-»). Вот
оно что. Ой, что это?» - из потолка вниз стали проламываться две
оранжевые сваи – «анод» и «катод» гласили гравюры на них. Раздался
треск, и, сшибая все на своем пути, оранжевые шары рванулись к катоду, а
бесцветные – к аноду. И вдруг появилась девушка, ее лица Эрадж не
видел, но откуда-то знал, что она прекрасна. Из нее словно исходил свет.
Все исчезло: ученики, судья, атомы, молекулы и ионы – все стало
тусклым, словно фон, задний план. Прекрасная девушка не сказала ни
слова, даже имени не назвала, зато показала брелок со светящимися
буквами: П2МП. Диполи воды не смели даже до нее дотронуться, ионы меди,
на пути которых она стояла, останавливались, крутились, словно
извиняясь, и плыли вокруг. Никакие законы физики и химии не действовали
на нее.
«П2МП? Что бы это могло означать?» Вдруг раздался звон, похоже, лекция
закончилась. Невысокая девушка в черной юбке огляделась и стала
«испаряться», исчезать. От кабинета, от учеников, от свай и от шаров не
осталось и следа, девушка же еще раз показала ему брелок «П2МП», тепло
улыбнулась и исчезла. В черной пустоте раздавался лишь назойливый звон,
пока наконец Эрадж не проснулся.
«Звон остался, пустота вокруг осталась, что это вообще за (ругательство)
творится? А, я просто не открыл глаза!» Будильник наконец успокоился,
его стрелки показывали «7. 16». Из энциклопедии по химии на него с
гордостью, как ему показалось, смотрели портреты Менделеева и Кекуле. Он
открыл окно. Словно духовку открыл – в лицо ему устремился горячий
воздух. После аномалии погоды далекого 2008 года начало октября всегда
было жарким в Москве. По груди резко ударил удушливый смог. Где- то
внизу заиграло Love Radio. Первым завтраком в эту неделю, однако,
послужил самый обыкновенный борщ. Стыдно или смешно, но единственное,
что 24хлетний профессор мог приготовить без посторонней помощи, - это
борщ. К 7. 37 остатки позавчерашнего борща были прикончены. А в 8. 30 его
Lamborghini уже был припаркован у ворот школы.
- Здравствуйте, здравствуйте, прошу сюда, - встретила его в школе
какая-то слащавая немолодая рыжеволосая дама. На ее лице было написано:
«Химик – ха! Только по своей специальности и умеет! Но даже не знает,
что бананы выращиваются в Африке в государстве Эквадор».
До лекции оставался час. Наш герой не чувствовал себя очень уютно и
уверенно. Все: желтые стены кабинета, в котором через 59 минут 52
секунды раздастся его голос, таблица растворимости, ряды активности
металлов и электроотрицательности, наконец, какой-то древний араб на
картинке (в его руках была железка и кусок какой-то странной субстанции,
а от головы шла белая линия до облачка с нарисованным золотым слитком)
- высасывало из него все жизненные силы.
Но из кармана пиджака раздались звуки песни «Шнурок», это означало, что
ему звонит один из его верных друзей – Афанасий Офмиллас. Друг был
человеком крайне широких интересов: играл на гитаре и пел, снимал
анимационные фильмы, изучал помимо английского испанский, итальянский и
греческий языки, танцевал (хотя этого никто из его знакомых никогда не
видел) и даже занимался ювелирным делом. С Афанасием (друзья называли
его Афаном, а подруги и Эрадж – Фаней) можно было говорить о романтике и
о физике, о прекрасном и об астрономии. Одним из его увлечений также
были диалоги на метафизические темы, о судьбе и о ясновидении. Звонок
этого человека-трансформера, человека-панацеи был лучшим, что могло
случиться с профессором.
- Алло? Привет Фаня!
- Привет! Уже съел борщ? А порций было СЕМ, угадал?
-Знаешь, еще больше, чем семерка, меня заинтересовала одна интересная комбинация: П-2-М-П.
Далее последовал 20-тиминутный рассказ о наиболее приятной романтику-Эраджу части сна – о появлении девушки.
- Ну что, Давлатходжаич, могу тебе сказать, интересно. Не торопись
сегодня домой, а лучше всего забудь на день про итальянца и прогуляйся
пешком. Да-а, кто бы мог подумать, еще один за сегодня?
-А, ну да. А где?
- Ну это уже тебе виднее! Я что, за тебя должен еще думать?
-А, ну да, хэ-хэ.
- Типа сегодня у тебя есть шанс встретить любовь всей твоей жизни. Эта коварная дама судьба сегодня будет давать тебе знаки.
- Какие еще знаки?
- Ой, слушай, мне сейчас убегать надо, перезвоню минут через 40, окей?
-Фань, понимаешь, у меня ж лекция сейчас, ты меня извини, конечно, но…
- Ладно, удачи, пока! – гудки
Визг девятиклассников вернул Эраджа из романтического восприятия мира в
злобно-юмористическое. Дело в том, что эмоциональный профессор словно
имел различные «режимы». Бывало, перед его глазами словно появлялось
розовое стекло, в ушах звенела арфа, хотелось в такие моменты плюнуть на
дела и, например, сесть писать стихи. Работоспособность его чрезвычайно
зависела от настроения. И вот перед глазами профессора словно появились
зеленые стеклышки, лекция началась. Больше всего Эрадж боялся места,
где он должен спросить «Какого элемента не хватает на схеме?», где его
поджидала «оговорка по Фрейду» . Во время лекции он полностью забыл про
таинственную П2МП, думал о своем «накрывшемся» завтраке в кафе. На
тридцать восьмой минуте борьбы в Эрадже химика и лингвиста случилось то,
чего он опасался.
- Какого, я спрашиваю, какого черта я, профессор…
Вид свирепеющего по параболе профессора, поднявшегося над кафедрой во
весь свой невысокий рост и, как казалось, огнедышащего, поразил детей
так, что они даже не засмеялись. Внезапно вспышка аффекта кончилась и
профессор с отсутствующим выражением глаз плавно опустился на стул.
- Л-лекция окончена, п-пожалуйста, убирайтесь отсюда!- пробормотал он.
Через минуту по наводке одного из «удивленных» детей в кабинет ввалилась
рыжеволосая неспециалистка по географии:
- Это…это…это…
- Что?
-Это возму (и сейчас такой акцент – взрыв, визгливый взрыв голоса) тительно!
После продолжительного разговора с ректором Эрадж стал свободен – в
МХГЛУ он больше не работал. С пол-литровым стаканом бананового молочного
коктейля он в задумчивости сидел на теплопроводной трубе рядом со
школой. Lamborghini тоскливо на него смотрел, похоже, зная, что хозяин
на целый день оставит его в одиночестве. Хозяин тоскливо смотрел на
Lamborghini, думая, что если залезть в него, то можно испечься. Из
зенита солнце безжалостно сжигало лучами, явно не имеющими отношения к
осени. Воздух, казалось, висел над землей раскаленными пластинками.
Асфальт и грязь были такими сухими, что напоминали огромный противень.
«Весь мир – театр? Да черта с два! Весь мир – духовка, а люди в нем –
жаркое!» - подумал Эрадж. Под ногами, там, где асфальта не было, росла
зеленая-зеленая трава.
Все вокруг казалось ровным-ровным, без единого изъяна, выступа, пока
профессор наконец не заметил пролетающую мимо газету. Ветер нес
потрепанный листок невысоко над землей, неожиданно лист достиг бокового
стекла Lamborghini и врезался в него, полностью расправившись. Кусок
заголовка гласил «Вам туд. . ». «Туда? Куда это?» - подумал профессор. Тут
он заметил: рядом со словом «туда» газета была немного порвана, из
середины листа, словно ставень, торчал кусочек заголовка с буквой «а».
Это ставень дрожала на ветру, но, как только ветер утих, остановилась,
показывая направление. «Бред. А вдруг не бред? Он сказал – знаки... Это
знак или нет?»
Ответил Lamborghini. Его сигнализации надоел объект, так долго
закрывающий окно. Раздался короткий крик сигнализации, после которого
профессор не раздумывая сорвался с места и помчался в направлении,
указанном газетой. Ошалевшие от жары коты душераздирающе вопили, над
головой проносились воробьи.
…Он был уже далеко от школы. Он попал в какой-то двор, полный берез.
Неожиданно прямо перед его носом упала ветка. «Одно из двух. Либо судьба
говорит, что я безнадежен и меня лучше прибить, чтоб не мучался, либо
это означает, что нужно остановиться». Полчаса Эрадж мчался по
огнедышащему асфальту московских улиц и по влажным тропинкам московских
аллей. Полчаса Эрадж икал знаки во всем. И полчаса загадочная МП не
появлялась в поле зрения.
В 10 километрах от Эраджа зазвонил Siemens S 65, принадлежавший Афанасию.
- Да.
- Ты кАзьол! – это был отчаявшийся Эрадж.
- Че? Богатырь, ты че курил?
- Ты меня надул!. . Ты сказал искать знаки… Ты казел, ее нигде нет.
Афанасий нисколько не удивился, услышав эту полную детского максимализма
речь. Его друг Эрадж всю жизнь был большим ребенком. В свои 24 года он
чувствовал себя примерно на 15.
- Эрадж, не переживай, я не сказал же, что она в коробке с бантиком тебя ждет на самом видном месте. Не останавливайся.
После этого Афанасий услышал следующее:
- Я 15 КИЛОМЕТРОВ ПРОБЕЖАЛ БЕЗ ОСТАНОВКИ! ТЫ ИДИОТ! ЕЕ НИГДЕ НЕТ! КАК ТЫ
ХОЧЕШЬ, ЧТОБЫ Я ВОЗВРА…(дальше последовал грохот пластика по асфальту и
«к сожалению, с вязь прервалась»).
- Алло! Алло-о!
Как раз на слове «возвращался» Эрадж увидел её. Откуда- то он знал: это она!
Но что, что он мог крикнуть? Человека, кричащего на улице «П2МП,
постой!», могут неправильно понять. А «Девушка! Дее-еевушка!» Слишком
банально. Забыв останки разбившегося SonyEricson, он побежал к ней, но
она уже села в автобус. Эрадж закричал. Вой простреленной навылет
волчицы, сорвавшийся с его губ, медленно покатился вдоль стен домов и
деревьев и, казалось, разбился от удара о горизонт на миллионы частей –
таким долгим было эхо.
Неожиданно он увидел совершенно обыденную на первый взгяд картину,
которая, однако, романтику-лингвисту-а-теперь-еще-и-химику Эраджу
сказало очень многое. На асфальте лежала намокшая несгоревшая спичка.
Где-то рядом была лужа молока, уже старая и прокисшая. А рядом –
раздавленный лимон. Под его ногами лежала забытая кем-то медная
проволока. А от аптеки к нему медленно ползла мутная лужа воды, из
которой пытался выбраться жук, прекрасный навозный жук.
«Медь… Сера… Молоко и лимон? Бред. Это бред. Стоп! Сера и…кислое? Серная
кислота! Что осталось? Медь, ага, сульфат меди! В воде. Ну, что будет?»
- его мозг лихорадочно искал признак этой соли, наиболее очевидный,
заметный без специальных приборов. «Будет электролит? Но глазами этого
не видно. Яд? Ну и что, что яд? Ну же, что-то рядом связано с этим
несчастным сульфатом. Запах? Вкус? Цвет? Хэй, а цвет и вправду
выдающийся! Синий, ярко синий цвет купороса в воде! Синий жук? Бред! Ну,
кто там орет?» - рядом слышался крик какого-то крайне несдержанного
мужчины:
- Вы видите, что это? Это не «Жигули» какие-нибудь, это вам не «Волга».
Это Вольксвагин! Или Фольк…Не суть, короче какого хрена ты льешь мне 92
бензин в мой Волькз…Фолькз… Короче, Жук?!
Последнее слово подействовало на напряженного, словно сжатая пружина,
Эраджа как разряд электротока. Молодой профессор подскочил на месте и в
прыжке повернул взгляд на бензозаправку. И увидел…синий «жук»!
- Поразительно! – воскликнул Эрадж. Обладатель «жука» с гордостью отчеканил:
- Да уж. А ты как хотел? Смотри и мечтай, тебе, гастарбироид, на такую
десять лет не заработать! – властелин «жука» был очень доволен собой.
Похоже, он много раз репетировал эту речь. Одного он не предусмотрел.
Есть люди, которые склонны обижаться, но есть и такие, которые склонны
злиться. Медленно, словно разминаясь, Эрадж сменил улыбку на оскал.
Глаза бывшего профессора вращались, словно бильярдные шары.
- Ничего себе… Ну что, ошалел от счастья, гастарберёнок, а?
Эрадж издал негромкий, но страшный рык, а затем стал неумолимо угрожающе
приближаться к автомобилю, уже покинувшему заправку. Владелец
автомобиля, 26-тилетний Хусеинов Александр Шагимерданович, почувствовал,
что в этот раз гость столицы (как он думал) не забудет о произошедшем.
Но – о, ужас! – «жук» отказывался «жужжать». Александр отчаянно
поворачивал ключ зажигания, но, кроме скрипучего кашля стартера, никаких
звуков не доносилось. В последний момент водитель наконец поднял все
боковые стекла, а двигатель «жука» проснулся. Вскоре Хусеинов услышал
страшный грохот сзади – ботинок бывшего профессора оставил вмятину на
бампере уже удаляющегося автомобиля.
- Вот дебил! – выдохнул Эрадж. Его громкое, хриплое от злости дыхание
крайне удивило бродячую собаку, которой перд этим тоже досталось от
властелина «жука».
- Ну что скажешь, четвероногий? Превее-ееет!
Как ни странно, животное – помесь колли и немецкой овчарки – ничего не
сказало, а только неуверенно наклонило голову, без остановки глядя на
профессора с любопытством.
- Чувак, мы с тобой так похожи! – начал грандиозную речь Эрадж. - Моим
домом был университет, но теперь я, как ты, бездомный. И спешить мне
некуда, вот и могу идти, куда хочу. И занимаюсь этим бредом. Ну,
наверное, мне посоветовал какой-нибудь экстрасенс-профессмонал, дайте-ка
подумать, это не мог быть мой друг (с сарказмом). - Животное не стало
спорить, возможно, за неимением контраргументов.
- Все пропало, - продолжил Эрадж. – Зачем я в это сунулся? И мобилы теперь тоже нет. Все кончено.
Собака не выдержала.
- Гав!
- Я же тебе сказал, - он повысил голос, - что все конче…
-Гав! Гав! – животное слегка подпрыгнуло передними лапами и презрительно чихнуло.
- Как ты смеешь со мной так разговаривать?! – возмутился Эрадж и
замахнулся на оппонента папкой с материалами по лекции. Животное (то ли
из любви к предмету - ну чтоб потом почитать - то ли из соображений
самообороны) тявкнуло и вырвало папку из руки Эраджа.
- Дай сюда!
- Гррр!
-Дай, сказал! – профессор потянулся к папке, но животное, тявкнув что-то невнятное, побежало идеальной иноходью.
- Отдай папку, дурак! Я все прощу! – Эрадж только сейчас вспомнил, что
ректор потребовал материалы назад в целости и сохранности. «Черт, надо
вернуть папку!»
- Стой! Стой, говорю! – началась погоня. – Тебе-то зачем материалы? Чем
они тебе так понравились? – Собака не отпускала папку и так и несла ее
на расстоянии пяти шагов от профессора. Вскоре она привела его в
спальный район, гонка так и не заканчивалась. Очередным местом погони
стал парк Тропарево…
Часть II
Утром 6 октября где-то на Юго-западе столицы звонящий будильник был
повергнут в молчание нежной рукой с французским маникюром. Из-под одеяла
донеслось:
- Неужели опять на работу? Рау-э-эх, спать хоца! А где Фаня?
С просторной кухни пропели:
- Петрова, ты уже встала, или как? Где у тебя тут чай? Или тебе кофейку?
- Ой, как мило, спасибо, чайку, он там, наверху, в прозрачной банке.
- А, нашел.
«Ну, значит, не зря оставила его у себя переночевать! И диваном доволен
остался, и ухаживает. Главное, чтоб теперь его девушка меня не убила!
Сразу скажу: он спал в другой комнате! А вообще у него девушка сейчас
есть?»
- Ваш чай готов, Мария – игриво промурлыкал Афанасий Офмиллас, вытягивая
губы трубочкой, словно инженер Брунс, выпрашивающий гуся. – Извини, что
я у тебя так поздно вчера засиделся, ничего, что я?. .
- Конечно, все в порядке!
- Слушай, я тут подумал, хватит тебе уже только Ратмира Шишкова слушать,
а? Хочешь я тебе в плеер сейчас по-быстрому кое-что посовременней
качну?
- Ты же знаешь, я не люблю рок, если это опять Ambers, я тебе…
-Это не Ambers, это NB BoyZ, то еще RNB, - произнеся этот термин, Афанасий поморщился.
- Ну, ты же знаешь, Ратмир для меня больше, чем просто музыка…
- Конечно, я помню, как ты тогда переживала, но я прошу, послушай
что-нибудь новое! Кстати, один из NB, Алексей Ди, можно сказать, вырос
на Шишкове!
- Правда? Ну ладно, давай. Знаешь, мне сегодня такой сон приснился…
- Ну-ка расскажи!
- Трудно что-то рассказать… смутно помню. Там был какой-то черноглазый
красавец – короткие черные усы, черные брови, черные волосы, лицо
круглое, очень доброе… Он лучезарно улыбнулся и… и… исчез…
Похоже, из этого сна Афанасий понял еще больше, чем сама Мария – так преобразилось его лицо.
- Слушай, Машка, если повезет, встретишь сегодня свою любовь. Главные
правила на сегодняшний день: к черту работу, больше пеших прогулок,
обращай внимание на каждую мелочь.
- Хех, это же только сон! Как я объясню, кстати, отсутствие на работе в понедельник?
- Так в понедельник все и пропускают! Выпили в воскресение, потом все утро не могли отойти…
- Не знаю, не знаю.
- Послушай. – Далее последовал краткий рассказ о судьбе, о знаках и о шансах.
- А может, любовь моей жизни, это, скажем, ну пусть даже ты; и просто сегодня надо…
- Ты ведь толком не видела его лицо! Я, конечно, бы с радостью, но,
боюсь, это не так. И потом, разве у меня чернющие глаза и круглое лицо?
- А правда, мы ведь с тобой с самой школы дружим, столько лет вместе…
- Попробуй все же… Я убегаю – уже 8. 40. Звоночек надо сделать, узнать, как там друг, Эраджик. Пока, принцесса!
Через час Мария уже царапала асфальт тонкими длинными каблуками. Светлые
и слегка волнистые волосы, собранные в хвост, ритмично подпрыгивали в
такт шагам. Глубокие карие глаза живо осматривали привычную картину:
смешной, хотя и суровый, охранник на выходе из комплекса «Корона», где
была ее квартира, высокие типовые дома вдалеке через дорогу, шумный
проспект Вернадского… На шее на веревочке красовался мизерный плеер, в
ушах девушки были простенькие наушники KOSS за 80 рублей.
- Ух ты, какой у него голос, как поет! Алексей молодец… И Фаня не подкачал… Над б ему спс сказать…
К двум часам дня, когда большая часть работы была прикончена (повезло, в
тот день работы было немного) Мария жутко проголодалась. Вскоре ей
удалось «отпроситься» на полчаса пообедать.
Тогда-то она и вспомнила утро и слова Афанасия: « любовь всей твоей
жизни… шанс… к черту работу… ищи знаки». Рационализм медленно угасал.
Все больше верилось в гипотезу Фани.
- Слушай, Ирка, прикрой меня сегодня, очень надо уйти…
- Маш, ты спятила? В середине дня?
- Очень нужно нужно, правда…
- Ты рехнулась.
- Да, наверное…
- Н-ну ладно, если так все серьезно… Давай, я все улажу. С тебя тортик! И чур все мне, коллеге-то расскажешь!
- Спасибо, Иришка, я тебя обожаю!
- Чепуха, для этого ведь и есть друзья!
Вскоре Мария очутилась на Ленинском проспекте: впереди – Теплостанский
проезд, за спиной – улица Островитянова, а слева – огромный парк… Где-то
раздался громкий глухой удар крышки капота машины по мускулистой спине и
крики:
- Ай! Собака!
- Что с тобой, пап?
- А ты не видишь? Вытаскивай меня отсюда! Ты все время только «папка» да
«папка»! А если бы меня тут сейчас не было, починил бы ты тут без папки
все?
Картина, вроде бы, обычная, Мария уже почти выкинула её из головы, но,
словно голос совести, зазвучал голос Фани. Вновь напомнивший: «Обращай
внимание на мелочи!»
«Так, что здесь за мелочи?» - Мария отчаянно пыталась вспомнить весь
разговор с самого начала. Вдруг она услышала лай, явно исходивший из
леса…
Повинуясь инстинкту, Мария побежала на звук. Звук приближался. Мария
неслась по изумрудным зарослям недотроги легко, словно ангел,
отталкиваясь от грешной земли. Через минуту она увидела беспородистого
пса, который нес в зубах пластиковую папку-уголок с кучей листов А4, пем
пронесся всего в десяти шагах от нее. За животным гнался какой-то
озверевший интеллигент; с его синим пиджаком от Hugo Boss очень странным
образом сочетались животный взгляд, прикованный к папке, хриплое
дыхание, россыпь семян недотроги на ботинках и брюках, да и сама игра в
кошки-мышки с бездомным псом.
В голове Марии молнией пронеслось: «Собака… Папка…»
- Молодой человек!!!
- А? – Интеллигент обернулся, продолжая бежать, пока одна из сотен
упавших берез не послужила ему плохим трамплином. Последовал
полусекундный полет, после которого интеллигент в пиджаке прорыл грудью
широкую колею в ворохе опавших листьев. Как телефон с севшим
аккумулятором показывает на прощание заставку, молодой человек
приподнялся, пробормотал вслед животному «Стой, собака!» и потерял
сознание. Собака исчезла в бесконечности леса.
Мария быстро подбежала к обмякшему, временно безжизненному телу и
прикоснулась кончиками пальцев к пиджаку в том месте, где, по всей
видимости, была лопатка.
- Э-эй! Молодой человек, вы живы?
Молодой человек ответил каким-то едва слышным поскуливанием. Он был
невысок и не обладал крупным телосложением, и все же Маше с трудом
удалось перевернуть его на спину и приподнять до сидячего положения.
Человека спящего или потерявшего сознание оказалось крайне легко
рассматривать. Можно было спокойно разглядеть лицо, не боясь услышать
упрек: «Маша, нельзя так пялиться на людей! Неприлично!». По привычке
Маша сначала изучила безымянные пальцы, экспертиза пришла к выводу: «Не
женат». Затем она обратила внимание на обувь холостяка: это были кожаные
ботинки, нечто среднее между туфлями и кроссовками. Ботинки были весьма
аккуратно начищены, прослеживался ежедневный тщательный уход. Под
пиджаком была излучавшая свежесть, но уже помявшаяся голубая рубашка.
- Аккуратен и обеспечен. Хм. Мальчик, да как на вас уже из-за этого
девушки толпами не охотятся? Где же я тебя видела, а? Чернющие короткие
брови, усы и волосы… Круглое доброе лицо… Ой, мама!
За считанные секунды Маша набрала номер Афанасия на мобильнике.
- Ну давай же, давай!
- Алло?
- Фань, это я… Мне кажется… Понимаешь…
- Пока нет…
- Я нашла его!
- Уверена? Я за тебя болею, так и знай, но вдруг ты просто первого попавшегося…
- Да нет же! Он совсем как во сне!
- Ну да, извини…
- Что-то случилось? Ты говоришь так, будто наелся кислых щей. Ты наверное, ревнуешь?
- Да нет, просто друг куда-то пропал. Разговаривал со мной по телефону, и
вдруг «к сожалению, связь прервалась» и он не перезванивает и до сих
пор «абонент не отвечает или временно недоступен». Там еще грохот такой
был! Я боюсь, не сбила ли машина, или еще что. Кстати, ты все еще с тем,
кого принимаешь за… ну ты поняла? Ничего, что ты при нем о ревности там
говоришь? Кто он? Какой из себя? Как познакомились?
- Мы еще не познакомились…
- Как это?! А ну-ка дай мне с ним поговорить!
- Боюсь, не получится. Он без сознания.
- А?! Так чего ты мочишь! Приводи его в чувство, пока не окочурился!
- Как?
- Ты меня спрашиваешь? Маш, ты че? Ну не знаю, по щеке хлопни, водой в лицо брызни.
- Ладно. Ты спрашивал, какой он? Ну слушай. – По мере рассказа о
странном поведении, об одежде и внешности Маша через трубку чувствовала,
как лицо Афанасия вытягивается, глаза раскрываются все больше.
Последним кусочком мозаики образа стал ключ от Lamborghini (на брелке
была эмблема).
- Маша… это…он…
- В каком смысле? Ты так неожиданно понял, что он – тот, кого я ищу?
- Ты не поняла… Твой…пациент – это… мой друг… И он сегодня тоже видел
сон…Невероятно… Он жив? Скорей, приведи его в чувство! И можешь с ним не
знакомиться, он Эрадж.
- Как-как? Эразм?
- Нет же, Эрадж. Э-р-а-д-ж.
- Спасибо.
- Слава Богу, нашелся! Когда оклемается, скажи ему, что я очень ругался! И позвони мне…(гудки)
- Эй. Э-эй! – Маша мягко прикоснулась ладонью к щеке Эраджа. –
Эр…Эрадж! Ну эй! – крикнула она и хлопнула сильнее. Изнуренный
получасовым кроссом с собакой, а также его внезапным окончанием на
земле, Эрадж не реагировал.
- Ах так?! Ну все.
Из волшебно бездонной дамской сумочки возникла бутылка воды «Шишкин лес
still». Мария набрала в рот содержимого бутылки, и на лицо Эраджа
обрушился холодный спрей. Эрадж, издав странный звук (вроде
«Хурщщщщщ!»), пришел в себя.
- А? Кто, кто вы?
- Меня зовут Маша, можно на ты.
- А меня… Черт, а как меня зовут? Где я?
- Тебя зовут Эрадж, мы в лесу.
- Как в лесу?! Че, серьезно, меня так зовут?
- О-о-о… Кажется, у меня проблема… Тут зазвонил ее телефон.
- Алло. Фаня, как хорошо, что ты позвонил! Или это не Эрадж, или он ничего не помнит!
- Чепуха, конечно, это Эрадж. Дай мне его.
- А? Это меня? – удивился Эрадж.
- Слушай внимательно. Эрадж Давлатходжаевич Нидоев. Борщ. СЕМ!!!
Превеееет! Абырвалг! Бабка! Фаня. – Лицо Эраджа медленно принимало
разумный вид. – П-2-М-П!!!
- Я ВСПОМНИЛ!!!- проревел он.
- Так не тормози! Быстро домой, переоденься и веди ее в «Планету суши»! –
она их обожает! Возьми 2 тысячи рублей – должно хватить на шведский
стол и Choyю. Хотя подожди, вы в Тропарево, да? Так там столько всего
покушать можно! Разбирайся, короче.
Нескольких часов вполне хватило Эраджу и Марии, чтобы хорошо друг друга
узнать. Во время похода в кафе в Тропарево и прогулки по огромному
городу они оба испытывали чувство, будто знают друг друга всю жизнь, что
сегодня они просто очередной раз встретились.
Вечером, в 20. 37 по московскому времени, к ним присоединился Афанасий. Прогулка по Ясенево для него началась с объятий друзей.
- Спасибо тебе, Фаня! Если бы не ты…
- Я не понимаю, - Афан выглядел не радостным, а немного угрюмым и шокированным. – Это невозможно!
- Ты же сам нас…э…обучил! – возразила Мария.
- Вы поймите, у меня никогда не было практики, одна лишь теория по этому
вопросу. И тут – бац!- один сон, другой, потом эти гонки за знаками…
- Ну и как ощущения? – поинтересовалась Петрова.
- Ощущения, будто опять невинность потерял…
- Тогда все окей! – обрадовался Эрадж.
- Осталось еще одно. Я тоже сегодня видел сон – уже известного вам содержания – и ничего! Ладно, кто я?
- Ты Фаня, ответили хором Эрадж и Мария.
- Вот именно! Поэтому я выживу. Пойдем? – и добродушно улыбнулся.
Вскоре Эрадж и Мария, однако, уже вообще забыли о нем. Они шли по
Новоясеневскому проспекту, такому прекрасному осенним вечером – не
втроем, а… вдвоем с половиной. Маша и Эрадж никак не могли наговориться
друг с другом, а Афанасий, готовый к такому повороту событий, лишь шел
позади, пытаясь стать тенью, и даже шагал беззвучно.
«Ну разумеется, выживу! – думал он. – Меня и одноклассники никогда не
баловали своим «драгоценным» вниманием – а я справился. Не надо им
мешать. Наговорятся – сами про меня вспомнят». В то время как его тело
на автопилоте плелось за друзьями, его сознание растворилось в воздухе, и
он всеми пятью чувствами наблюдал за тем, что происходит вокруг,
поглощенный думами.
Его успокаивал мерный гул машин, проплывающих мимо. Желтый свет фонарей в
ночи словно говорил: «Все хорошо, скоро домой, пора спать». Во рту еще
оставался вкус мятной жевательной резинки. Теплый ветер ласково гладил
щеки и щекотал ноздри, принеся запах хотдогов.
Пронзительный голос Эраджа вернул Афанасия в наше измерение:
- А вон там внизу эта злополучная школа, где я сегодня лекцию давал. И
еще эта тетка… Чтоб она сдохла, сволочь, сволочь, сволочь, сволочь!!!-
при этом он бил по воздуху кулаком, тыкая пальцем вниз.
- Фань, ты грустный. Что с тобой? – забеспокоилась Мария. – Ты странный. Где твоя общительность?
- Нет-нет, со мной все в порядке.
- Не убедил.
- Да ладно, не беспокойтесь вы, все в порядке.
- Слушай, Фань, - присоединился к спору Эрадж (он наконец успокоился и
перестал проклинать рыжеволосую «тетку», профессора химии, детей и
папку, что стоило ему огромного усилия воли), - ты сейчас сам не свой.
Что происходит?
Но Афанасий ничего не пояснил. Он один знал причину. Много лет он знал
Марию, но всегда думал, что просто «категорически положительно» к ней
относится. И лишь сейчас он понял, что любит ее. Но… он теряет ее не
из-за какого-то зверского оппонента, с которым можно бороться, а из-за
друга. И больше всего по нему било то, что он сам в этом поучаствовал
немало. Сейчас в нем шла борьба. Разум говорил: «Он же не увезет ее за
тридевять земель, вы останетесь друзьями, будете видеться. Просто уступи
другу – он будет счастлив. Иначе – с его эмоциональностью – будет
взрыв. А ты красивый, умный, вроде бы, парень, сможешь найти достойную
девушку». Чувства возражали: «Кошмар! Кто он?! А кто ты?! Ты ее знаешь
столько, а он сегодня ее только увидел и пусть еще за это тебе спасибо
скажет! Устрой скандал! Подуются - и забудут!» Победил разум. Через
пару минут Афанасий взял себя в руки, привел мысли в порядок, проглотил
датский хотдог (это, вероятно, помогло лучше всего) и присоединился к
разговору.
- … А где ты теперь-то работать будешь, а, Эрадж? Я-то Машу знаю, она альфонсизм не допустит!
- Знаешь, мне что-то так химия понравилась…
- Этого быть не может!!!
- Серьезно тебе говорю! И, оказалось, я с горя неправильно ректора
понял! Я не говорил, я с ним еще созвонился, он… э… не совсем меня
уволил, только для виду, на самом деле отправил в отпуск… И еще,
представляете, мне предложил вести и лекции по химии у нас! Представ…-
вдруг он завопил, - Эй ты! Ну-ка иди сюда! – а друзьям сказал, -
Невероятно, это он!
- Ты это о ком? Я никого не вижу… - пробормотала Мария, вглядываясь в темный лес.
- Да вот же! Вот тот пес, который украл мою папку! Ну-ка иди сюда, собака!
- Почему ты думаешь, что это он?
- А вы не видите, что он меня узнал? Вы посмотрите, как он нахально
глядит! И вы разве не видите, что он несет папку в зубах? Иди сюда, пес!
- Га-ррав! – собака бросилась навстречу своему былому оппоненту с
радостным лаем. Получив желанное почесывание за ухом от Марии, теплый
хотдог от Афанасия (ей в хотдоге явно нравилось все, кроме названия) и,
наконец, отдав Эраджу материалы, собака от всей души улыбалась,
подставив брюхо.
- Ладно, виновато начал Эрадж, глядя на пса, - я признаю, что ты был
прав. Спасибо тебе, что ты не дал мне сдаться, что привел в этот лес,
где мы и встретились… Прости, что угрожал тебе папкой. Я очень
извиняюсь, но мы уходим, прощай. – Животное фыркнуло, перевернулось,
встало на лапы и убежало – все той же безупречной иноходью.
- Ой, ребят, уже почти полночь! Пойдем по домам? Надо Ирке позвонить, а не то обидится.
- А кто такая Ирка? – оживился Афанасий.
- Ну, ммм, моя коллега и хорошая приятельница, она прикрывала мой сегодняшний… прогул.
- А какая она?
- Фаня, я тебя не узнаю! Ты так интересуешься девушкой, о которой только услышал?
- Неважно, давай, звони ей.
- Алло, Ириша? Да, все в порядке… Я потом тебе все в деталях расскажу.
Даже не заметил? Я тебя обожаю… Тут с тобой хотят познакомиться… Ну мой
хороший друг… Ирка, у тебя только об этом и мысли!. . Можно, дам твой
телефон?. . Поняла… Ну все, целую, пока.
- Я… эээ… Маш, я не говорил, что хочу с ней знако…- начал Фаня
- А по тебе разве не видно? Пиши номер. Сказала будет ждать твоего
звонка завтра с 18. 00. Можешь пригласить ее в итальянский ресторан.
- Э… да, спасибо. Ну все, пока. – Афанасий умчался к автобусной
остановке – с заветным клочком бумаги, на котором нежная рука с
французским маникюром вывела семь цифр.
«Раз на то пошло, - подумал он, - буду звонить. И все у меня будет хорошо!»
А Эрадж довез Марию до ее дома на своем отдохнувшем за день Lamborghini и
отправился домой. День был так полон событий, что он почти тут же
провалился в сон…
В 4. 36. утра он вдруг проснулся. «Елки-палки!»- подумал он и снова
уснул. И, засыпая, подумал: «Маша, принцесса моя». Вдруг во сне он
увидел, как по его комнате прямо по воздуху плывут слова: «Петрова
Мария, Моя Принцесса», вот от слов остались только первые буквы: «ПММП».
Две М слились в какой-то комок, этот комок стал быстро вращаться, из
него летели брызги, похожие на расплавленный металл. Когда же наконец
шарик остановился, мимо промчался все той же иноходью пес (над ним
летала табличка «Matchmaker»), а шарик же разделился на две части: та,
что была справа, снова стала буквой «М», а левая – цифрой 2
«Чего-чего? – подумал Эрадж. – Две М или двойное М… Стойте, это же…
П2МП! Точно – Петрова Мария – Моя Принцесса. Это и есть П2МП!!! Ура!!!»
Vova
