Со стороны Свалки раздались захлёбывающиеся автоматные очереди и едва
различимый на фоне стрельбы визг и вой разного зверья. Канонада длилась
минуты две, после чего Зону снова окутала ночная тишина, в привычном
понимании её обитателей – на визги псевдоплоти, хриплый вой слепышей и
звуки разряжающейся аномалии здесь уже мало кто обращает внимание. Либо отбились, либо кому-то еды привалило, пронеслась у меня в голове мимолётная мысль.
Я лёг на живот, сложив голову на передние лапы, и закрыл глаза, изо
всех сил стараясь заснуть. Чтобы не слышать бурчания в своём животе и не
мучиться от голода. Авось приснится мне жирный кусок мяса… С кровью…
Тьфу, блин! Я вскочил и сел, тихо поскуливая. Как же жрать-то хочется!
Последний раз я ел позавчера ближе к вечеру, и то… наткнулся на труп
кабана, на три четверти съеденный. Обгрыз мясо с костей, вот и поужинал,
ёшкин кот! Сейчас бы сюда свинью – плоть! М-м-м… Самое слабое и вкусное
животное; мясо такое сочное… Откушать ею очень просто – рявкнул рядом с
ней и, пока она от страха столбом стоит, ничего не стоит перекусить ей
шею … Блин, зачем себя дразню?. . Да заткнись ты! Я с тоской глянул на
свой бурчащий желудок. Такое чувство, словно изнутри крысы съедают. Ой,
как скрутило-то!. . Нет, это не дело! Ну и что, что сейчас ночь и полно
кровожадных мутантов? Ага, можно подумать, мой «музыкальный» желудок
опасные хищники, крупнее меня в несколько раз, не услышат… Слух-то у них
ого-ого! Даже лучше, чем у меня. Главное, что сейчас, ночью, этих
двулапых существ нету. Странные они, эти люди… Когда светло, большинство
из нас по норам сидит, а люди ходят чего-то… А к ночи исчезают куда-то.
С виду они вроде и не опасные – ни когтей, ни зубов не видно, и
передвигаются так медленно, что догнать их – плёвое дело! Но таскают они
с собой какие-то опасные чёрные штуки… Однажды довелось мне увидеть,
как одна человеческая особь своей чёрной штукой убила сразу трёх псов.
Даже не притрагиваясь к ним! Громче грома гремят эти их штуковины.
Потому-то я никогда с людьми и не связываюсь, близко не подхожу. Даже
сейчас бы ни-ни… Я встал на четыре лапы и, прислушиваясь к ночи,
почти не отрывая подушечек лап от холодной и влажной земли,
медленно-медленно стал продвигаться вперёд, на поиски пищи. Шурша
листвой кустарника, я вылез на твёрдую дорогу и завертел головой,
пытаясь высмотреть что-нибудь съестное. Нет, куда там!. . Когда нажрусь и
лежу, из-за полного желудка не в силах двинуться с места, мимо
обязательно, раз пять за ночь проскочит какая-нибудь мелкая живность. А
сейчас – ну ничего! Закон подлости! Внезапно где-то очень-очень
далеко заревел какой-то страшный зверь. Я съёжился и припал к земле –
даже стая слепышей, разом взревев и завыв, наверное, не сможет издать
такой жуткий рёв. Становится страшно, когда начинаешь задумываться над
тем, кто это так может реветь… Я встал и поплёлся по дороге прочь от присмотренного для ночлега места. Луна освещала мне путь; чёрные мёртвые безлиственные деревья в лунном свете казались призрачными скелетами.
Эх, как было хорошо, когда не было этих опасных пятен, ужасных хищников
и, самое главное, людей с их опасными громоподобными штуковинами. Я
вспомнил то время, когда был ещё маленьким щеночком, и нам с братьями и
сёстрами мама приносила пищу. Мы тогда и не ведали, откуда она её берёт.
Лишь когда мать стала брать нас с собой на охоту, я понял всё коварство
жизни; познал горечь поражения, неудач; получил первые раны,
нанесённые, как бы это позорно ни звучало, птицами. Тогда-то я и познал
первое чувство голода. Голод бывает таким, что аж зубы сводит и хочется
проглотить собственный язык. К счастью, сейчас голод был не настолько
свирепым, но ждать этого момента мне не хотелось. Где-то позади
завыла собака. Точнее, слепая собака. Здесь все животные, более-менее
похожие на меня, на вид весьма уродливы. Сравнивая их и своё отражение в
луже, я в какой раз убеждаюсь, какой я красавец. Да, я себе льщу. Но
совсем немного. Я разделил себе подобных на две группы: первые – без
глаз, все облезлые и с гнойниками, но ориентируются в пространстве они,
порой, лучше зрячих. Во вторую группу входят животные зрячие, но очень
уж злые; по виду похожи волков, коих я видел издали до того, как здесь
всё стало таким… страшным. Во время разговоров люди часто употребляют
непонятное для меня своим значением слово «Зона». Понятия не имею, что
оно означает, но, слыша его, мне кажется, что с явлением, которое
означает данное слово, я неоднократно встречался. Ну это как, например,
если бы вы в детстве играли с кем-то, а через много-много лет, услышав
его имя или увидев его фотографию, что-то смутно припоминали, но всех
подробностей не могли бы вспомнить. Откуда я знаю, что говорят люди? Я,
находясь на удалённом от них расстоянии, то есть безопасном для себя,
люблю послушать их, надеясь, что услышу что-то значимое для себя. Желудок в очередной раз громким бурчанием напомнил о себе. Знаю, знаю!. . Потерпи, сейчас что-нибудь надыбаем!
Вдруг до моего слуха донеслись ритмичные и приятные звуки. Это музыка! А
где музыка, там – и люди! И еда… Люди постоянно с собой всякие
вкусности таскают; на местах их стоянок я много раз находил обёртки от
чего-нибудь этакого… мясного. Я, подчиняясь инстинкту
самосохранения, развернулся в обратную сторону, но частичка разума
твердила мне, что по закону подлости я ничего за ночь поймать не смогу, а
к утру, если не поем, ослабну и тогда мне кранты – охотиться не смогу! А
вот у людей можно попробовать что-нибудь стянуть. В любом случае ничего
не теряю. Я повернулся мордой в сторону, откуда лилась музыка, и поплёлся туда.
Прошёл под мостом, и музыка стала громче. Мне она нравится. Потому что в
ней есть ритм. В жизни нет ритма – сегодня ты наелся до отвала, а
завтра ни крошки не нашёл. Или сегодня тебе не встретилось ни одного
человека или опасного хищника, а завтра состоялась встреча с госпожой по
имени Смерть. Если бы я сейчас не был голоден, присел бы и послушал
творчество двулапых существ. Я осторожно приблизился к убежищу
людей. Там от костра шёл неровный, но яркий свет; люди сидели вокруг
костра, не двигаясь, лишь махали передними лапами, которые не
использовали при передвижении. Вот всё-таки странные это существа – чего
бы не побегать, не поиграть? Нет, надо сидеть и разговаривать. Я
обошёл стороной двух часовых, скрываясь от них за деревьями, приблизился
к сидящим у костра сбоку и притаился за полуразрушенным деревенским
домиком. Один человек держал в руке какую-то плоскую палку, к
которой был приклеен с провалами по бокам кусок ствола дерева. Ну не
знаю, в общем, что-то деревянное. Человек водил пальцами по туго
натянутым верёвкам, закреплённым на палке. Другие люди пели. У некоторых
в руке было по бутылке, у одного ёмкость, наверное, с едой. Потом,
закончив петь, они стали громко беседовать. Большинство слов я слышал
впервые, но были и такие, которые люди часто употребляют в разговорах
друг с другом: «Зона», «выброс», «мутант», «сталкер», «Свобода», «Долг»,
«Монолит». Из всех этих слов ассоциация у меня возникала всего с
одним – «Свобода». Помню, когда я уходил на вольную жизнь, из родной
норы, мать мне сказала: «Ты теперь свободен и волен делать всё, что
захочешь. Но будь всегда осторожен – этот мир слишком коварен и жесток».
Да, права ты была, матушка! Через три дня и случилось это… Вдруг
один человек поставил позади себя металлическую ёмкость. Я потянул носом
в её сторону. Запахло… МЯСОМ!!! О, да! У меня в животе громко
забурчало. Не торопи, события, приятель, сказал я ему. Ёмкость
лежала рядом с границей света от костра и темноты ночи, но всё-таки на
стороне людей. Чёрт! Такой голод невозможно терпеть! Ой, опять кишки
скрутило! Я на брюхе очень-очень медленно пополз к вожделенной
ёмкости с мясом. Люди меня не замечали, снова начали петь. Вскоре я
оказался в десяти сантиметрах от банки (вспомнил, так она называется) с
мясом. Приятный… нет, божественный запах щекотал мои ноздри… Какая
пытка! Я бы сейчас с огромной радостью засунул морду в банку и стал бы
есть сочное мясо, но вот люди... Мяса, кстати, было по объёму чуть
больше половины банки. Я пригнул голову к земле и посмотрел поверх
банки на людей. Меня останавливало то, что у каждого из них висело по
чёрной ужасной штуковине, приносящей смерть. Вдруг человек, поставивший банку на землю, не оборачиваясь, потянулся за ней рукой.
Ах ты говнюк! Теперь это моё! Не дам! И я быстро вскочил на все четыре
лапы (сие действие оказалось незамеченным для людей), кинулся к банке,
сбил лапой руку человека, который собирался меня обнадёжить, плотно
сомкнул зубы на крышке банки, повернулся и кинулся прочь. Я был уже
далеко, когда мне вслед загрохотали смертоносные штуки и что-то
засвистело совсем рядом с головой. Я ускорил темп бега, обегая по пути
тёмные пятна, висящие в воздухе. Инстинкт самосохранения твердил, что
нужно немедленно утолить голод, но частичка разума говорила обратное. Я,
подчиняясь здравому смыслу, решил найти укромное убежище и там
подкрепиться. Перебежав мост, я забежал в руины бывшей фермы. Мама
объясняла значение этого слова мне так: ферма – это территория людей,
где они сажают овощи, фрукты, разводят крупный рогатый скот – овец,
коров, быков. А мы, собаки, охраняем всё это, за что люди нас кормят.
Эх, мне бы такую жизнь… Я разжал зубы, и банка с грохотом упала на
кучу осколков кирпичей. Я засунул морду внутрь, намереваясь поужинать,
но острые края банки врезались мне в щёки, причинив боль. Вот люди
идиоты, даже еду нормально упаковать не могут! Я сел и уставился на
банку, думая, как бы достать оттуда кусок мяса. Затем я ударил лапой по
крышке. Банка перевернулась, и я стукнул пару раз лапой по дну. Снова
перевернул банку и увидел на земле… большой аппетитный кусок мяса. Я
осторожно лизнул его. О великий пёс, какой божественный вкус! Не
торопясь, растягивая удовольствие, я по маленьким кусочкам съел мясо из
банки, после чего облизнулся, отошёл дальше в разрушенный дом и улёгся
на бетонный пол. Я, конечно, не наелся, но желудок, буркнув в последний
раз, замолчал. Я ощущал блаженство и тепло, разлившееся по всему телу. Закрыв глаза, подумал: «Всё-таки голод – не тётка, а злой дядька, который заставляет творить чудные поступки!»
Vova
