Почему мне так холодно? Я сижу напротив пылающего камина, но почему-то совершенно не чувствую тепла. Я вообще ничего сейчас не чувствую. Во мне словно всё заледенело: душа, сердце, мысли. Я стал похож на собственную ледяную скульптуру, и если сейчас ударить по ней мечом или посохом, она рассыплется на сотни осколков. А еще через несколько мгновений и от этих сверкающих ледышек ничего не останется. Они просто растают, превратятся в лужицы грязной и холодной воды, а вместе с этим льдом исчезну и я. Я смотрю на свои руки. Ещё совсем недавно они касались её — моей матери. Вернее того, что от неё осталось. Я никогда не думал, что смогу в какой-то момент возненавидеть магию, но сегодня это случилось. Сумасшедший малефикар, возомнивший себя самим Создателем, отнял жизнь у моей матери просто потому, что по несчастной случайности её лицо оказалось так похоже на покойную жену мага. За это сходство мама заплатила своей жизнью. А я был недостаточно быстр, чтобы её спасти. Я опоздал. И грош цена всей моей магии, потому что я не сумел спасти ту, что когда-то подарила мне жизнь. Решая чужие проблемы, постоянно вытаскивая кого-то из неприятностей, я перестал обращать на маму внимание. Мне было некогда. Я не мог выкроить для нее время. Я постоянно куда-то спешил, уходил рано утром и возвращался поздно ночью. В лучшем случае. В худшем я не возвращался вообще, потому что очередное неотложное дело требовало моего срочного вмешательства. Я находил время для всех. Кроме нее. Мама так и не дождалась внуков. Бетани погибла во время нашего панического бегства из Ферелдена. Карвер, смертельно обидевшись на меня за то, что я не взял его с собой на Глубинные тропы, вступил в Орден Храмовников. А я... На все предложения мамы познакомиться с чьей-то там дочерью я отвечал, что у меня нет на это времени. Но на самом деле причина была в другом. В тебе. И она прекрасно это знала, потому что тоже была дома в ту ночь. Но мама не сказала мне ничего, ей хватило мудрости принять мой выбор. А может, это была просто любовь? Любовь матери, которая способна понять, простить и принять своего ребенка, каким бы он не был? Я никогда этого не узнаю, потому что не смогу спросить её...С каждым мгновением мне становится всё холоднее, дрова в камине почти догорели, свечи оплавились практически полностью, и комната медленно погружается во мрак. Точно такой же, который царит у меня внутри. Возможно, если бы я смог заплакать, мне стало бы легче. Помнишь, мам, сколько раз я прибегал к тебе в слезах, показывая свой очередной синяк, ссадину или шишку? Ты не была магом, но почему-то волшебным образом успокаивала меня, легко касалась моих «боевых ран», и боль куда-то исчезала. Как ты это делала?И вот теперь тебя нет. И никогда больше не будет. А те проклятые лилии до сих пор стоят в вазе на столе. У меня просто не хватает сил подойти и вышвырнуть этот букет, сжечь его, стереть в порошок! Я маг, я легко могу это сделать, но... У меня даже нет сил позвать Бодана и приказать ему выбросить цветы вон, надеюсь, он сам догадается сделать это. Карверу о смерти мамы расскажет дядя. Мне, отступнику, не стоит появляться в Казематах и компрометировать брата, ведь он так старательно скрывает наше родство, а внешняя непохожесть только играет нам на руку. Не стоит уничтожать то, что брат так усердно строил все эти годы. Орден — это вся его жизнь, всё, что у него есть. А что есть у меня? Что осталось мне теперь, когда мамы больше нет?Чувство вины обрушивается на меня и погребает под собой, как сошедшая с гор лавина. И как засыпанному с головой снегом человеку, мне одиноко и холодно. Пусто. Темно. Тихо. Я слышу только потрескивание догорающих дров. И... легкие, осторожные шаги, которые я не спутаю ни с чем. Ты. Я медленно поворачиваю голову и встречаюсь с тобой взглядом. Сочувствие. Тепло. Нежность. Возможно, мне все-таки удастся не заледенеть окончательно? Ты не дашь мне замерзнуть? — Я даже не знаю, что сказать, Артур, — ты подходишь ближе, и мне кажется, что я слышу мерный стук твоего сердца.
— Это моя вина? — спрашиваю я, вырываясь из снежной пелены отчаяния.
— Даже если я скажу, что «нет», ты мне не поверишь, — говоришь ты и замираешь на месте. На твоем лице ясно отражается желание уйти. Ты боишься, что можешь мне помешать. У меня хватает сил только на то, чтобы безмолвно попросить взглядом. — Останься. Пожалуйста.
— Ты... уверен? — спрашивают твои глаза.
— Да, — без слов отвечаю я, — не дай мне замерзнуть. На мгновение ты опускаешь взгляд, а потом кладешь на стул свой громадный меч и садишься рядом со мной. Тишина. Молчание. И вот ты легко касаешься моей руки. Я поднимаю на тебя глаза, а потом прижимаюсь лбом к твоему плечу и прячу лицо у тебя на груди. Ты обнимаешь меня за плечи, и так же, не говоря ни слова, гладишь по волосам. Мы сидим так долго. Очень долго. До тех пор, пока тело не затекает окончательно. Тогда я ложусь на кровать, не отпуская тебя. Ты не сопротивляешься, потому что чувствуешь, как мне это необходимо — твоя близость, твоё тепло, твое присутствие. Эту ночь мы проводим вместе, но не снимаем наших одежд. Ты просто держишь меня в объятиях до тех пор, пока я не засыпаю, успокоенный стуком твоего сердца. Когда я проснулся следующим утром, тебя рядом не было. Но со мной осталось твоё тепло, твоё молчаливое участие, твоя любовь. Еще никогда мы с тобой не были так близки, как в эту долгую и холодную ночь. И чтобы с нами не случилось, я всегда буду тебе благодарен. За то, что пришел, и за то, что остался.
Vova
