Интересная, однако же, вещь – эти сны. Даже тот, кто может коснуться их и
сделать материальными, пусть и лишь для себя, не мог объяснить, что же
они такое. Память?. . Мечты?. . Некое отражение разума?. . Порой Ганну
казалось, что всё это разом сплеталось во снах – и сплеталось порою
самым причудливым образом.
Да, раньше он точно так же проникал в чужие сны: но сейчас всё было
немного по-другому. Хотя бы потому, что он не любил оказываться в
кошмарах: к чему? И в реальности достаточно крови и боли, к чему видеть
её больше? Если бы Ганн знал, каким окажется этот сон, он вряд ли по
своей воле попал бы в него… Хотя, разве есть другой способ пробудить ото
сна усыплённого чужой магией юношу-дроу?
Сирил, рыцарь Невервинтера, тот, кто, казалось бы, не должен ничего
бояться, спал и видел сны. Сны, которые были даже хуже, чем реальность.
Ганнаэв сделал шаг вперёд, неуверенно оглядываясь. Кругом тонула в дыму
и пламени незнакомая деревня. Земля под ногами алела от крови; повсюду
лежали изломанные, точно тряпичные куклы, мёртвые тела.
А крови становилось всё больше. Казалось, даже с неба вместо дождя
срывались багровые капли. И это – мир, который видит по ночам рыцарь
Невервинтера? Неудивительно, что днём он такой угрюмый и не выспавшийся.
Ганн нервно усмехнулся: да уж, что называется, сохраняй чувство юмора в
любой ситуации.
Из-за одного из домов, шатаясь, точно пьяный, показался сам обладатель
сна: он окинул Ганна мутным, пустым взглядом, словно не узнавая.
- Мертвы… Они все мертвы, - глядя куда-то прямо перед собой, шептал Сирил, - Я не смог. Простите. Я не смог…
Кровь… Уж на что Ганн спокойно относился к её виду, но количество алой
субстанции в этом сне начинало несколько беспокоить. Особенно если
учесть, что она постепенно затапливала землю кругом подобно полноводной
реке в период разлива.
- Я не хотел. Не хотел.
По щеке Сирила катится слеза, быстро смешивающаяся с каплями крови,
падающими с неба. Сдавшийся. Сломленный. Потерянный. Вот, значит, какой
он на самом деле?
- За что?. . Почему я? Почему я?
Этот шёпот звучит обречённо. Он что, даже не собирается бороться со
своим кошмаром, позволит ему себя поглотить? Крови уже по пояс Ганну:
Сирилу же вовсе почти до груди…
- Я же пытался вас спасти! – крик словно разбивает этот сон на части, - Пытался! Почему я не смог?! Почему?!
Непривычно видеть эмоции на этом всегда спокойном и отчуждённом лице.
Не зря казалось, что спокойствие – лишь маска. Вдохнув поглубже, Ганн
неуверенно приблизился к юноше:
- Ты не виновен в их гибели. Кто бы они ни были.
Недоумение, страх, непонимание. Всё это отражается в единственном глазу юноши-дроу.
- Кто ты такой? Ты из них, да?! Я не помню тебя! Ты не из нашей деревни!
Вместо ответа Ганн с силой встряхнул юношу за плечи, не отрывая взгляда от его лица:
- Ты действительно меня не помнишь? Или не хочешь помнить?
- Я не знаю тебя… - повторяет Сирил, и в его голосе всё больше отчаяния, - Не знаю и не хочу знать!
- Ты должен проснуться, Сирил, - настойчиво проговорил Ганн, - Должен
вспомнить. Всё уже прошло. Всё кончилось. Не верю, что ты всё забыл.
Сейчас Ганну приходилось быть серьёзным, как никогда: похоже, магия
этого сна сильна, если Сирил даже не пытается ей сопротивляться…
- Оставь меня!
Сильный толчок в грудь – Ганн даже не думал, что в хилых на вид руках
парня может таиться такая сила. Высвободившись из чужой хватки, юноша
бросился бежать куда-то в дым…
Одно радует – крови больше не видно. Это была единственная мысль,
промелькнувшая у Ганна, когда он спешил следом за готовой исчезнуть в
чёрных клубах фигурой.
Сон меняется, перестраиваясь под сознание Сирила – и местность кругом
полностью меняет свой облик. Теперь прямо впереди высятся мрачные горы:
Ганн нутром чует, что здесь очень, очень опасно.
Где-то впереди сражается Сирил: Ганнаэв с удивлением отметил, что и
внешность парня поменялась. Сейчас, по крайней мере, не было уродливой
повязки на его глазу: нет, оба глаза юноши красовались на своих законных
местах и задорно поблескивали красноватыми искорками. Он, кажется,
моложе здесь. Или просто выглядит менее усталым…
Его противник – мощного телосложения орк – делает резкий выпад мечом.
Юноша успевает отшатнуться, но не до конца – и болезненный вопль
сотрясает всё пространство сна. Орк исчезает, растворяется в дымке: он –
лишь часть сна. Из окутывающего местность тумана звучат голоса. Один –
женский, виноватый:
- Я пыталась тебя вылечить, правда, но ты же понимаешь, я не всесильна…
- О, ты наконец-то это признала! – язвительный, ехидный голос какого-то мужчины перебивает девушку.
Сирил молча слушает эти голоса, судорожно зажимая рукой окровавленную
левую сторону лица. Словно пытаясь удержать внутри вытекающий вместе с
кровью лопнувший глаз. Из его груди вырывается болезненный хрип.
- Сирил.
- Ты… Ты не здесь. Оставь меня! Перестань меня преследовать! – голос
содрогается от боли. Всё-таки он ещё совсем мальчик. Глупый мальчик, не
видящий разницы между реальностью и кошмаром…
- Сирил, всё хорошо. Это уже было. И уже прошло. Сейчас тебе уже не
больно, - Ганнаэв старался говорить уверенно, касаясь рук юноши и
пытаясь отвести их от лица, - Всё уже зажило, тебе не больно. Ты не
слепой, ты можешь видеть. И даже можешь сражаться. Не бойся.
- Мне больно, - подобная откровенность заставила сердце слегка ёкнуть.
Похоже, он и впрямь не помнит. Нынешний, настоящий Сирил никогда бы не
позволил себе признаться другим в своей боли.
- Сирил, я с тобой. Всё хорошо. Я на твоей стороне. Я хочу увести тебя отсюда, спасти от всего этого.
- Спасти? – голос звучит совсем по-детски. Всё-таки он такой беспомощный
в этом своём сне. Неужели боль настолько истерзала его душу?
- Я уведу тебя отсюда туда, где этой боли не станет. Там я сделаю всё, чтобы тебе не было больно, чтобы ты не страдал больше.
- Ты лжёшь!
Ганн и сам уже не понимал, ложью ли являются эти слова. Да, в настоящем
мире никто не способен уберечь Сирила от боли до конца: но, возможно,
удастся хоть немного облегчить его страдания.
- Я не пойду с тобой. Я не знаю, кто ты, и куда ты хочешь меня увести,
но я не пойду! – и вновь он куда-то бежит. Во имя… чего-нибудь, он
вообще может просто послушать?! В реальности он – хладнокровный
командир. В этом сне – потерявшийся непослушный мальчишка, которому так и
тянет хорошенько врезать, а после – погладить по голове в качестве
утешения.
Сон меняется – в который уже раз. Ганнаэв осмотрелся. Так, похоже, это
коридор какой-то крепости… Впереди дверь. Интересно, он там?
- Я люблю тебя. Прошу, не уходи. Останься.
Столь неожиданными были эти слова, прозвучавшие из-за двери, что Ганн
остановился в раздумьях. Интересно, это вообще Сирил сказал?! Никогда бы
не подумал сын ведьмы, что командир может говорить с кем-то так…
униженно. Интересно даже, кому он там признаётся в любви?
- Ты о чём вообще говоришь?! – грубый мужской голос, раздавшийся в ответ, послужил в разы большей неожиданностью.
«Теперь, по крайней мере, ясно, почему он ни разу не называл имени
своей «большой любви»», - подумал Ганнаэв, ощущая лёгкое головокружение.
Этот сон, часом, не дурачит его подобными видениями? Хотя, вряд ли.
Сирил уснул из-за чужой магии – но эта магия вряд ли имеет собственный
разум.
- Не уходи. Ведь ты же не просто так пришёл, да? – в голосе Сирила смешались боль, ожидание… надежда?
- Ты ведь не уйдёшь просто так? Не уйдёшь?!
Не выдержав подобного, Ганн открыл дверь, чтобы убедиться в том, что
последние слова, сказанные со слезами в голосе, действительно
принадлежат Сирилу. Там его ожидал новый шок: гордый рыцарь
Невервинтера, сильный мужчина, тот, кто всегда являл собой пример
истинной независимости и хладнокровия, стоял на коленях. К счастью, он
не плакал – лишь умоляюще смотрел на угрюмого, коротко стриженного
мужчину со взглядом бешеного волка.
- Ну же, попроси ещё раз. Может, я подумаю.
- Останься, останься, прошу…
Этот униженный шёпот вонзается в сердце, сводит с ума. Это не может быть правдой. Руки сжимаются на древке копья сильнее.
- Ты похож на дешёвую шлюху, которая умирает с голоду и хочет заработать
себе на еду пару медяков. Такие точно так же молят, чтобы их трахнули.
Ганна передёрнуло: чтобы Сирил позволял кому-то так с собой обращаться… Нет, немыслимо! Скорей всего, это иллюзия, обман.
- Я что угодно сделаю, что хочешь… Только останься, не бросай меня. Мне
страшно, понимаешь?! Совсем скоро в бой… Я не готов к этому. Я боюсь.
- Через сколько битв ты уже прошёл, и всё трясёшься? Похоже, я в тебе
ошибался. Ты такая же трусливая тварь, как и все остальные. Так легко
вышибить из тебя эту гордость.
Сирил едва не плачет, но взгляд этого проклятого человека равнодушен.
Костяшки пальцев побелели от напряжения. Да как этот ублюдок может так
издеваться над Сирилом?!
- Ну давай, покажи, на что ты готов. Всё равно мне скучновато.
Сирил, выпрямившись, пытается поцеловать мужчину – но тот легко уворачивается:
- Я не говорил, что согласен тебя вылизывать.
На мгновение ярость затуманивает разум: и, пусть это лишь порождение
сна, Ганн испытывает удовольствие, когда вонзает в спину мужчины копьё.
Но удовольствие длится недолго – ровно до тех пор, пока взгляд не сталкивается со взглядом Сирила.
- Ты… ты убил его. Убил.
- Здесь всё иллюзия. Просто обман, понимаешь?! – в который раз пытался
достучаться до сознания командира Ганнаэв. Сердце ещё гулко колотится в
груди. Этого глупого мальчишку, не желающего просыпаться, одновременно
хочется прибить и обнять. Чуть подумав, зеленоглазый сын ведьмы выбрал
второе, прижав растерянного парня к своей груди:
- Не глупи, Сирил. Да, раньше тебе было больно. Но сейчас… я не дам кому-то причинить тебе боль снова, клянусь, не дам, я…
Всё прерывает резкая боль в груди. Ганн, не веря, опустил глаза на кровавое пятно, медленно расплывающееся по одежде.
- Убийца. Умри.
Колени подкашиваются: стоять уже трудно. Сирил же хладнокровно выдёргивает из груди юноши кинжал.
- Проклятый идиот… Ты когда-нибудь очнёшься?! – Ганн кричал, превозмогая
боль и понимая, что у него есть большой шанс не успеть, - Вспомни меня.
Я Ганн. А ещё тебя ждёт Сафия, Каэлин, даже Окку… Их-то ты помнишь?!
Сил не хватает, и глаза медленно закрываются.
- Ганн. Ты… ты мой друг. Я помню. Помню… Но почему ты здесь?!
- Да потому что хотел вытащить из кошмара того, кого люблю!
- Ты… Ты любишь меня?. . – этот вопрос звучит как сквозь толщу воды.
Еле-еле достаёт силы на то, чтобы кивнуть. Вспомнил. Это хорошо…
Ганнаэв потерял сознание, успокаивая себя мыслью, что Сирил – в отличие от него самого – точно пробудится от этого сна…
Обеспокоенно посмотрев на Каэлин, Сирил сухо поинтересовался:
- Но ведь он будет жить?
- Думаю, да, - в своей обычной кротко-задумчивой манере отозвалась Голубка, - Интересно, кто его ранил?
Сирил не стал говорить девушке, что ранил Ганна сам, своими руками. Да и
зачем? Остаётся надеяться, что, когда он откроет глаза, он поймёт
своего командира. Поймёт… и простит.
Поймав себя на этой мысли, юноша-дроу торопливо отвернулся: не хватало
ещё, чтобы Каэлин увидела на его губах лёгкую тень тёплой улыбки…
Vova
