Ветер сбивал с ног, бросал в лицо колючие комья снега и льда, пронизывал насквозь, не оставляя ничего теплого, живого, настоящего. В Морозных горах уже неделю бушевала буря, все перевалы замело, не говоря уже о маленьких горных тропках вроде той, что вела к Убежищу. Еще одна волна ледяных осколков – и из непроглядной белизны метели вынырнула темная фигура в плаще. Капюшон закрывал лицо, замотанное шарфом из грубой шерсти. Казалось, ураган должен был давно поглотить путника, но каждый раз изящный силуэт появлялся все дальше и дальше, продираясь сквозь окружающий кошмар. Еще немного, уже близко, где-то здесь… Вот она! Та самая недружелюбная деревенька сектантов, темневшая за снежной пеленой, сейчас казалась настоящим раем. Частокол крестов почти не было видно – замело. Интересно, кто же похоронил погибших, ведь вся деревня тогда набросилась на них, включая женщин и детей. Пропустили кого-то, не иначе. Не сказать, что Стражу со спутниками хотелось этой бойни, но так уж повелось с самого начала пути – или они, или их. Задание тогда стояло надо всем, времени было в обрез и некогда было объяснять этим буйнопомешанным истинную цель визита. Тем более, слушать их никто не рвался, и это тоже было закономерностью. Интересно, с этим сталкиваются все, кто жертвует собой ради спасения мира? Ввалившись в первый попавшийся дом, путник всем весом налег на дверь и закрыл ее на засов. Дыма не было, но кто знает, что может поджидать в этом ледяном кошмаре. С усилием отодрав примерзший капюшон и шарф от лица, сбросив плащ, мужчина, шатаясь, подошел к очагу и разжег огонь. Только сейчас стало заметно, как сильно он устал: руки, державшие огниво, дрожали, а карие глаза лихорадочно блестели. Длинные светлые волосы падали на смуглое лицо с тонкими, изящными, как у всех эльфов, чертами. Он, несомненно, был привлекателен…когда-то. Но сейчас те, кто знали Зеврана раньше, никогда не признали бы его в этом исхудавшем эльфе с безумным взглядом и резкими, дергаными движениями. Глаза, бывшие когда-то медово-карими, потемнели до цвета мокрой земли, щеки ввалились, а во взгляде эльфа было что-то новое, какая-то одержимость, близкая к истерии. Устало протянув ноги к ласково потрескивающему огню, Зевран, наконец, позволил мышцам всего тела немного отдохнуть от изнуряющего напряжения, ставшего почти привычным в свете последних событий. …Все началось тогда же, когда и закончилось. Архидемон был повержен, Алистер стал королем всея Ферелдена, Мор отступил, страна с ликованием встретила своих героев. И никто не мог понять одного – почему тронный зал дворца убран трауром, а король после коронации заперся в своих покоях? Не все даже знали в лицо ту, которой обязаны своими жалкими жизнями. В день траура они плясали на улицах, с которых еще не убрали трупы и обломки, и пили вино, отмечая победу, к которой не имели никакого отношения. Да здравствует король Алистер, да здравствует эрл Эамон! Алистер и вынес ее из форта, и с тех пор Зевран не видел своего командира. Было малодушием не прийти на похороны, он этого и не отрицал. По правде говоря, ему уже было глубоко плевать. С первыми лучами солнца Араннай подошел к порталу храма, последнего места упокоения пророчицы Андрасте. На вершине горы дул свежий ветер, небо было пронзительно голубым, а вокруг, насколько хватало глаз, расстилалась ослепительная сверкающая белизна. Здесь совсем ничего не изменилось – казалось, что вот сейчас откуда-то с гор донесется разъяренный рев дракона, а Нария выглянет из-за соседней колонны и со страшными глазами и азартной ухмылкой кивнет, мол, на счет три — поехали! Бывший убийца глубоко вздохнул и быстрым шагом двинулся вниз по склону. Страж Праха был там же, где и все предыдущие века до их прихода, и все месяцы после. Всезнающий, беспощадный, неумолимый – он мог с легкостью разоблачить замысел Зеврана, только взглянув на него… — Я пришел поклониться праху Андрасте. Дозволь мне пройти испытание, — Зевран твердо посмотрел ему в глаза. Как говорится, была не была. Страж внимательно смотрел на Ворона, не говоря ни слова. Сомнений в том, что он узнан, у Зеврана не было, но от этого взгляда бывалого убийцу пробрала легкая дрожь. Ну и сильно же ты сдал за последнее время, Зев… — Твой путь сюда был долгим и трудным. В прошлый раз ты не был паломником, более того, ты насмехался над святыми останками. Что же изменилось, эльф? Смерть любимой сделала тебя таким верующим? Надеешься, что чувство вины, сжигающее тебя изнутри, может быть исцелено Пророчицей? И все. Просто, жестко и без намека на снисхождение. Зевран побледнел, губы превратились в тонкую нить. Он должен туда попасть! Любой ценой.
— Пусть мой ответ останется только моим. Есть ли разница, каким путем мы приходим к вере? Я здесь, и я готов пройти допрос Перчатки, чтобы доказать свою искренность. Страж покачал головой.
— Ты здесь не ради праха Пророчицы, эльф. У тебя своя Андрасте, не так ли? Я вижу это, и Перчатка Латная почувствует обман. Зачем ты здесь, мне видно очень ясно, и сердце мое преисполнено жалости… — Довольно, привратник, — резко прервал его Зевран. До сих пор, думая о своем предприятии, он не испытывал никаких чувств. Горе перебило в нем что-то, оставив подыхать в эмоциональной пустыне, видя весь смысл, финал своего существования в исполнении этого плана. И теперь, когда Зевран уже был так близко, все могло пойти прахом. Медленно, но верно, Араннай приходил в бешенство, свойственное толькоглубоко отчаявшимся людям.
— Если ты знаешь, зачем я пришел, то знаешь так же, что мне безразличны твои проповеди, равно как не нужно твое сочувствие и жалость. Перчатка распознает обман? Пусть так. Впусти меня, и это, так или иначе, будет нашей последней встречей. Глаза Стража были полны печали и понимания. Разве не из-за любви и преданности он столетия стоит на пороге храма, где упокоены Её останки? И все же... — Знай – ты не обретешь там ни успокоения, ни свободы, — тихо сказал он, глядя в злые, колючие глаза «паломника».
— Некоторые вещи нельзя изменить, с ними надо смириться и пережить. Твоя спутница это знала не понаслышке и нашла в себе силы отпустить того, кого потеряла. Да, Зевран помнил искаженное мукой бледное лицо Нарии, когда она увидела в одном из залов миловидного, белокурого и голубоглазого эльфа. Тот что-то говорил ей, утешал ее, а она молчала и просто смотрела ему в глаза, будто хотела выпить этот взгляд до дна. Кем он был ей? Братом, другом, любимым? Командир никогда не говорила о нем. Даже когда Зевран рассказал ей о Ринне, она не поделилась своей тайной, а он не стал выспрашивать. Думал, она сама расскажет, когда будет готова. Думал, что еще успеет. Ворон покачал головой. Путь был открыт. Похоже, испытание не было рассчитано на то, что его будут проходить повторно. По крайней мере, загадки призраков были теми же, что и в прошлый раз. Последняя серебристая молния со звоном врезалась в тяжелую дубовую дверь, и та медленно распахнулась. Она сидела на столе из темного дерева и болтала ногами. Подняв голову на шум, приветливо улыбнулась Зеврану, застывшему в дверях.
— Зев? Андаран Атишан, любимый. Через мгновение он уже сидел на полу, уткнувшись ей в колени, а она медленно перебирала его волосы.
— Отросли. Дурачок, тебе лучше, когда до плеч. И косички перестал заплетать… — ласково пожурила эльфийка, накручивая светлую прядку на пальчик. Зевран ничего не ответил. Нария была в простом платье, она носила такое в лагере, когда сильно уставала от «грубого шемленского доспеха». От ткани шел легкий дразнящий запах каких-то неизвестных бресиллианских цветов, и он пьянил Ворона сильнее любого вина. Нария легко приподняла подбородок Аранная, заставляя его смотреть прямо в родные, песочно-золотые, глаза. Зеврану неожиданно пришло в голову – нет, тот эльф, стоявший в этом зале в прошлый раз, не был ее братом. И другом не был так же… — О чем ты хотел поговорить? У нас мало времени, Зев. Он как будто очнулся. С ужасающей ясностью убийца осознал, что это новообретенное ощущение любви, спокойствия и теплого счастья может растаять в небытии в любой момент, оставив его в одиночестве на холодном полу. И в этот раз – навсегда.
— Почему ты ушла одна? Почему не взяла меня с собой? Почему не взяла вообще никого?! Зачем было идти на верную смерть и бросать меня одного, даже для приличия не дав права выбора? – все, что мучило и грызло Зеврана изнутри последние месяцы, прорвалось наружу непрерывных потоков слов, упреков и безжалостных выпадов. Нария молча выслушала, потом грустно улыбнулась и пожала плечами. Факелы на стенах бросали блики на ее лицо, отражаясь в больших янтарных глазах и оттеняя губы, заставляя блестеть черные волосы. Она действительно была настолько хороша, или это его воспоминания сделали ее такой? — Я надеялась, что ты сможешь меня простить за это. Я не успела рассказать тебе тогда, перед битвой… Убить Архидемона может только Серый Страж, и это требует от нас высшей жертвы — жизни. Скверна, которая делает Стражей теми, кто мы есть, притягивает сущность Древнего Бога, а душа Стража уничтожает ее. Так что… Я не могла предоставить тебе выбор, потому что и у меня его не было. Моя смерть была делом решенным, тебе же умирать со мной было совершенно не обязательно. Ты не мог ничего изменить, а вот наделать глупостей – легко. Каждый из вас мог.
— Но почему ты? Почему не Алистер? — Поверь, это был не его выбор, ведь я тоже оставила его у ворот. Охотно верю, что он, скорее всего, оглушил бы меня и убил Архидемона сам, чем позволил бы мне принести эту жертву. Но именно потому, что Алистер – наследник, и слишком много народу умерло для того, чтобы он стал королем, остановить Мор было не его участью. А я… — А ты должна была всего лишь быть со мной всю нашу недолгую и очень насыщенную на приключения жизнь, — безжизненно закончил Зевран. Он уже не смотрел Нарии в глаза. В зале стало темнее, казалось, от пола тянет мертвенным холодом, а на стены покрылись инеем.
— Я поступила так, как должно. И ты поступи так же. Пройди Испытание до конца, и, Творцов ради, не делай глупостей! Я не для того сохранила твою жизнь тогда у ворот, чтобы ты умер так глупо и бессмысленно! – голос Нарии звенел, отражаясь от стен, многократно усиленный эхом, и в нем гремел металл, который отправлял армии в бой и собирал самых разных существ под знаменами «девушки из лесов». Эти слова не были просьбой – но приказом.
— Ты никогда не любила меня, — спокойно сказал Зевран, отвернувшись и устало прислонившись лбом к ледяным камням. Они и правда были покрыты блестящим узорчатым инеем, который приятно холодил кожу. Убийце уже было все равно, что Нария разгадала его замысел — знал, что им осталось лишь пара минут. Глухая боль в висках постепенно уходила, будто древний камень высасывал все мысли, всю ненависть, оставляя лишь покой и безразличие.
— Не надо заботиться обо мне. Ты все решила тогда сама, не считаясь ни с чьим мнением, кроме своего. Как всегда сама, как всегда… А сейчас моя очередь быть эгоистом. Все честно, скажешь, нет? — Зевран, — прозвучало очень тихо, будто силы Нарии неожиданно иссякли, — я… любила… Когда он обернулся, ее уже не было. Слегка тряхнув головой, будто сбрасывая оцепенение, Зевран подошел к следующему порталу и распахнул дверь. С усмешкой Ворон наблюдал, как, сверкая кинжалами, к нему приближается его призрачная копия. Ухмыляющаяся, взъерошенная, с блестящими глазами и пружинящей походкой копия Зеврана трехмесячной давности. В последний момент что-то сверкнуло в глазах покорно ждущего расправы убийцы, и в ту же секунду в его руках серебряным вихрем сверкнкули подаренные так давно эльфийские клинки. Иллюзии иллюзиями, но... Единственным звуком, нарушившим пыльную тишину подземелья, был звон скрестившихся мечей. 3 месяца назад… Нария стояла у окна и мрачно смотрела на хлещущий по стеклу дождь. Алистер за спиной притих, уткнувшись лицом в ладони и не подавая признаков жизни. «Слабак», с раздражением подумала она, нетерпеливо барабаня пальцами по подоконнику.
— Послушай, Алистер, — наконец не выдержала она, — с самого начала нашего совместного путешествия я, по твоей просьбе, взяла командование, хотя из нас двоих старшим Стражем был и остаешься ты. Я спасла жизнь сыну Эамона по твоей же просьбе, хотя самым логичным и простым для меня было убить одержимого парнишку и продолжить заниматься более насущными и важными делами. Я нашла Голданну, потому что понимала, как для тебя это важно, хотя времени было в обрез, а дел невпроворот. Я даже не говорю о том, что ты теперь моими стараниями король, — Алистер резко вскинул голову, и Нария подняла руку, пресекая возможные возражения, — Никто не может упрекнуть меня в том, что я плохой командир. Как могла, я старалась для вас всех, ничего не прося взамен. Но сейчас… Сейчас, Алистер, я прошу у тебя помощи. И, согласись, провести ночь с привлекательной девушкой – не самое страшное, что я могла бы у тебя попросить, — Алистер опять попытался что-то вставить, щеки его горели, но Нария непреклонно продолжала, прямая маленькая фигура на фоне темного окна.
— Я не хочу умирать, Алистер. И я не могу позволить умереть тебе – слишком многое на кону, слишком много жертв было принесено для того, чтобы ты мог сесть на этот чертов трон и объединить земли этого Богами забытого Ферелдена под своим знаменем. Поверь, если бы я могла сама переспать с Морриган, я бы это сделала, духи Тени мне в свидетели! – Алистер не выдержал и прыснул, но в глазах Нарии горел огонь и плясали демоны, — Но я прошу об этом тебя. Прошу, потому что по другому нельзя! Понимаешь ты это, или нет?! Алистер выдохнул и опять опустил голову. Он был похож на провинившегося ребенка, от былой улыбки не осталось и следа, и Нария отвернулась – ей было противно. А ведь этот человек должен будет править огромной страной, принимать важные решения и защищать людей от внешней и внутренней угрозы. И как она могла что-то чувствовать к нему? Тряпка, марионетка в умелых руках, подставная утка… Может, стоило женить его на Аноре? Нария всерьез думала об этом, но в решающий момент над эльфийкой возобладал какой-то глупый собственнический инстинкт, да и надеяться на благодарность этой стервы не приходилось. Отдать Аноре ЕЕ Алистера? Увольте.
— Хорошо. Ты права, как всегда. Ты спасаешь жизнь нам обоим, а я, как дурак, упрямлюсь и строю из себя святошу, — он встал, и Нария удовлетворенно улыбнулась – честности Алистеру всегда было не занимать, а с принятием решения в глазах короля появилась та твердость, которая так нравилась девушке.
— Где Морриган? Хочу поскорее покончить с этим, — знакомым движением взъерошив волосы, Алистер подошел к двери. Нария глубоко вздохнула – начиналось самое сложное.
— Алистер… Это не все, — удивленно вскинув брови, король смотрел на нее с недоумением и легким раздражением.
— Я хочу попросить тебя еще об одной вещи, очень важной лично для меня. Возможно, я не имею права просить у тебя такого… — Алистер наигранно рассмеялся и взмахнул рукой.
— Сегодня я добрый, можешь просить, что тебе угодно. Уж если начала… Теперь перед ним стояла не Страж-командор, не героиня всея Ферелдена с глазами, сверкающими расплавленной медью, и стальным стержнем внутри, а милая эльфийка с потерянным взглядом и опущенными плечами. Сам не понимая, что делает, Алистер подошел, и, как раньше бывало, обнял ее, прижимая к себе, в попытке защитить от большого и опасного мира.
— Я хочу, чтобы, если завтра все пройдет по плану, ты никому не говорил, что я выжила. Алистер отскочил от нее, будто обжегшись, глаза его яростно засверкали.
— Что?! Какого дьявола…? Но зачем?! Нария опять опустила глаза. Теперь ребенком выглядела она.
— Помнишь, я рассказывала тебе, как стала Серым Стражем? Это не было моим выбором, но необходимостью. Знаю, моя «смерть» для многих станет трагедией, но прошу тебя – дай мне хоть раз в жизни выбрать самой. Если мы победим Архидемона, моя… наша миссия будет выполнена. Я хочу вернуться к своим, и не хочу, чтобы за мной шли. Хочу забыть обо всем этом, хоть на пару лет, забыть всю эту кровь, подлость, лицемерие, продажность и смерть… Ах, я так устала, Алистер! — и в этот момент Алистер действительно понял, как много несла на своих хрупких плечиках эта красивая, нежная и такая молодая девушка. Распаляясь, она заговорила быстрее, жарче, сжав кулачки и с мольбой смотря в его глаза.
— Я понимаю, как для тебя это будет тяжело – молчать, когда другие будут оплакивать меня, видеть их горе и не иметь возможности сказать правду и успокоить. Но я прошу, нет, я умоляю тебя – дай мне свободу! Алистер долго молчал, изучая трещины в полу и отчаянно ероша и без того непослушные волосы. Совесть в нем боролась с отчаянным желанием хоть немного покрыть неоплатный долг перед своим командиром. Он боготворил ее со всем жаром первой любви, но врожденная честность бунтовала, и перед глазами был один вопрос: «А сможешь ли ты врать в глаза людям, безоговорочно тебе доверяющим?» Наконец очередной, особенно глубокий вздох показал, что принято некое решение. С усилием посмотрев на Махариэль, замершую в ожидании, Алистер кивнул, и лицо Нарии озарилось самой счастливой и благодарной улыбкой, какую король когда-либо видел. Быстро поцеловав его, она поманила его рукой и пошла к двери. Но был еще один вопрос, мучивший Алистера, вопрос, порожденный отчаянной ревностью и вечным мужским самолюбием.
— А как же Зевран? Ему тоже ничего не говорить? Нария будто споткнулась и схватилась за косяк. Несколько мгновений прошли в мучительной, почти физически ощутимой тишине. Алистер не видел перекошенного лица Махариэль и плотно сжатых губ, побелевших от напряжения пальцев. Наконец, будто через силу, Нария выпрямилась.
— Он сильный. Справится, — отрывисто бросила она через плечо, — Пойдем. Надо все подготовить.
Vova
