Сколько раз я слышал от тебя, что ты влюблён в мою сестру?. . Столько же раз, сколько я хотел рассказать тебе правду. Ты полюбил её с первого взгляда, в первую же встречу с ней в моём доме. В этом мы с тобой похожи, я тоже полюбил тебя, как только увидел. Помнишь ли ты нашу первую встречу?. . Наверное, нет, ведь ты не узнал меня, когда я пришёл к тебе и Польше уже с войной. Не узнал... Значит, не помнишь и то, как я пообещал тебе, что однажды, когда я стану большим и сильным, ты станешь моим другом. А ты, глупый, был готов подружиться уже тогда, хотя впервые меня видел... Я ведь даже не назвал тебе своего имени. (Догадался ли ты, почему?. . ) С того самого момента моей целью стал ты. Завоевать не твои территории, но твоё доверие. Твою дружбу. Твою... любовь? Да, наверное... Это — то, что сделало бы меня счастливым. Но ты отдаёшь свою любовь, как мне кажется, всем, кроме меня. Я забрал тебя от Польши — но он всё ещё снится тебе. Наташа с наслаждением ломает тебе пальцы, когда пытаешься взять её за руку — но ты продолжаешь добиваться её. Я сделал тебя страной-фаворитом, чтобы ты не боялся меня — но при моём появлении ты вздрагиваешь в унисон с Эстонией и Латвией. Я сумел стать таким большим и сильным, чтобы иметь право быть рядом с тобой и зваться твоим другом... Я дал тебе место в Советском Союзе, даже взял остальных прибалтов, чтобы тебе не было поначалу одиноко. Я обращался с тобой так бережно, как только умею, чтобы ты перестал бояться меня. Но я до сих пор не понимаю, что я должен сделать ещё, чтобы ты полюбил меня... Не понимаю... Сейчас, возможно, уже слишком поздно... Но я не могу, не могу, не могу тебя отпустить... Тут, словно услышав мои мысли, ты стучишься ко мне. Конечно, ты, кто ещё это может быть? Так осторожно, но не нервно. Только ты так умеешь.
— Россия-сан, можно к вам? Это Литва... — Конечно, заходи! — главное — сделать голос мягким и приветливым, как обычно. Да, как обычно... Ты входишь, без труда придерживая тяжелую дверь в мой кабинет, чтобы она не наделала шума, закрываясь. Всё как всегда. Опять молча восхищаюсь, как в таком изящном теле может быть столько силы... Я отрываюсь от созерцания осеннего пейзажа за окном, вполоборота смотрю на тебя и стараюсь улыбнуться как можно более беззаботно, но по тому, как меняется выражение твоего красивого лица, я понимаю: вышло у меня не слишком радостно. Наверное, это потому, что я знаю, зачем ты пришёл.
— Россия-сан... что-то случилось? — вырывается у тебя, похоже, против твоей воли. Ты понимаешь, насколько абсурден твой вопрос, только после того, как задал его, но слово — не воробей... — Да, пожалуй, случилось... — я опускаю глаза и начинаю изучать старенький деревянный пол, не переставая печально улыбаться. Я не стану договаривать, да и что я скажу? «Понимаешь, Советский Союз немножко распался»? Ты и сам всё знаешь, дорогой Торис... Молчишь... Молчим. И никому от этого молчания не легче, ведь мы не сказали друг другу то, что на самом деле хотели... И, наверное, никогда уже не скажем. Я подхожу к своему столу и достаю из ящика тот самый листок, который приготовил уже давно. Я знал, что ты придёшь за этим, но не хотел верить, до последней минуты не хотел... и не верю до сих пор. Я не понимаю, почему так вышло... я ведь так хотел сохранить нашу дружную советскую семью, нам ведь было хорошо всем вместе, разве я... не прав? Я заглядываю тебе в глаза в надежде увидеть хоть что-то, ради чего я так старался, я хочу увидеть хоть намёк на то, что ты останешься со мной хотя бы мысленно, что хоть морально поддерживаешь меня... Хотя бы чуть-чуть. «Простите меня, Россия-сан...» — это всё, что читается в твоих глазах. «Твоей вины здесь нет, Торис», — молча отвечаю тебе. Всё в порядке. В конце концов... я привык. Сажусь на своё рабочее место и пододвигаю к краю стола договор о твоём выходе из Союза. Ты медленно подходишь, неверящими глазами смотря на листок, и пытаешься взять ручку, но она выскальзывает из твоей почему-то дрожащей руки и падает на пол. Ты вздрагиваешь, и (похоже, неосознанно) твой взгляд испуганно задерживается на моём лице. (Боишься, что разозлюсь?. . ) Не готовый к неожиданному зрительному контакту, я не успеваю спрятать раздирающую боль, и она наверняка вся видна в моих глазах... Выражение твоего лица снова меняется: видимо, ты для себя открываешь новые мои грани. А тебе ведь совсем не обязательно было узнать меня такого... Притворяться бессмысленно, да и нет больше сил... Не пытаясь улыбаться, я отвожу взгляд. Просто не смотри на меня... Просто подпиши договор... Просто закрой дверь за собой, если так проще... Просто не забывай меня... Просто помни, как мы однажды поделились друг с другом своими мечтами... Просто пережить этот день. Ты спешно подбираешь ручку и быстро расписываешься на бумаге, и я не понимаю, почему ты торопишься — то ли боишься, что я передумаю, то ли тебя тяготит эта атмосфера... Прости. Я, наверное, не вправе требовать от тебя, чтобы ты не обращал внимания на моё настроение. Но... — Торис... — но ведь я могу попросить?. .
— Что бы ни случилось, не грусти, хорошо? Если возникнут трудности, обращайся ко мне, — я, наконец, смог искренне улыбнуться.
— Я всегда поддержу тебя.
— Что?. .
— ошарашенно произносишь ты, словно не веря своим ушам. Но что такое? Я уже говорил тебе это много раз, разве нет? — Я сказал, что всегда помогу, если... — Нет... я не об этом... — осторожно перебиваешь.
— Как... вы меня назвали?. .
— и тут я понимаю, что, похоже, впервые обратился к тебе по имени... Забавно... Я абсолютно не задумался, прежде чем произнести его. Наверно, потому, что, думая о тебе во время прогулок по зимнему лесу, я часто выдыхал твоё имя в морозный воздух. А оно превращалось в пар и растворялось где-то среди снежинок... Ты ведь сейчас тоже исчезнешь за дубовой дверью, и мне останутся лишь воспоминания, да? Да?. . Не дождавшись моего ответа, ты спрашиваешь снова: — Но откуда вам известно моё имя? Откуда?. . Я уж и сам не помню... Но неужели это странно, Торис? Неужели это не нормально — хотеть знать как можно больше о любимом человеке?. .
— Ты для меня не только страна!. . Вырвалось. От обиды, от лёгкого возмущения. Неужели ты думал, что я не помню твоего имени... Опешив от такого внезапного признания, ты отступил назад, потом ещё раз... До двери — каких-то полтора метра, но ты замираешь и больше не пятишься. И я смотрю, смотрю тебе прямо в глаза, я очередной раз открыл тебе душу... Отчаянно хочу спросить тебя, неужели ты не видел, что я всегда был рядом с тобой, рядом с тобой, что я смотрел на тебя?! Как возможно быть таким слепым?!. . Нам невероятно сложно выдерживать взгляды друг друга, ты опускаешь глаза первым. ...Или ты все видел и просто игнорировал меня? Делал вид, что не замечаешь? Чтобы не усложнять всё. Да, так ведь легче. Но... Знаешь, Торис, по секрету: если что-то не замечаешь, оно не обязательно исчезает. Твой взгляд судорожно бродит по полу, словно там можно найти на всё ответы. Ищи их в сердце, Торис... Я прячу глаза тоже, но в следующую секунду твои тихие слова вновь приковывают мой взгляд к твоему лицу: — С-спасибо, Россия-сан... — твои ресницы дрожат, а брови изогнулись, красноречиво выражая сожаление. «Спасибо», означающее «нет»... Вот теперь исчезает надежда. Говорят, она умирает последней, но любовь в моём израненном сердце почему-то ещё жива. Почему же, Торис?. . И я не знаю. Не понимаю.
— Передай это Латвии и Эстонии, — встаю и протягиваю тебе ещё два листка. Они ведь просили тебя об этом, верно?. .
— Удачи, Литва. Я не прощаюсь с тобой навсегда. Ты не уйдёшь из моей жизни так легко, и не думай... Но всё же настала пора отпустить тебя, да? Да?. . Стремительно подходишь к столу, принимаешь из моих рук документы, разворачиваешься и, бормоча что-то вроде «Простите за беспокойство», покидаешь мой кабинет. Быстро, так быстро... Слишком быстро пролетели эти полвека бок о бок с тобой. Медленно опускаюсь обратно в кресло. Достаю из того же ящика ещё один лист и начинаю заполнять. Я не безумец, просто... мне не нужен этот Союз без тебя. Ставлю подпись. Убираю бланк обратно в стол. Долгий взгляд в окно — там сентябрь, там деревья начинают терять свои желтеющие листья. Красиво, и до слёз грустно. Говорят, я бессердечный. Тогда что же так болит в груди?. . Не понимаю.
Vova
