Сам по себе след чужой задницы на полированном столе задницей еще не был, потому что на нем не было написано, мужской он или женский. Хуже было другое. Случайно подняв глаза наверх, штандартенфюрер заметил на люстре красные с золотым серпом труселя Дани. Еще никогда Лерхер не был так близок к провалу. Этот деликатный предмет гардероба Радиста еще во время прошлого сеанса связи с Москвой в порыве страсти исчез в неизвестном направлении. Тогда, в четыре руки, Лерхер и Дани перелопатили весь номер в его поисках вверх дном. Но итог был неутешительным. Труселя растворились, как привидение в полночь, чтобы вот теперь, в самый неподходящий момент, всплыть, как цветок в проруби. Между тем, группенфюрер СС подхватил со стола игральные карты. Здесь Лерхер был спокоен: на их обратной стороне были изображены прекрасные фройлян из Дантц-клуба, который в целях конспирации посещал иногда Лерхер. Шуллер потасовал их в руках и дошел до Джокера.
— Лерхер, вчера вас видели в сомнительном заведении, — бросил он, легко одним движением пальцев заставляя карту исчезнуть в воздухе.
— И с сомнительными людьми. Более того, вы попытались предъявить ложное удостоверение личности. Мне бы не хотелось применять к вам стандартные формы слежки.
— Я не понимаю о чем Вы! — очаровательно улыбнулся Лерхер, мысленно перебирая свои косяки и уже отмечая краем сознания задумчивое пыхтение в шкафу. Соображать стоило быстро, четко и по пунктам устава. В голову сама собой всплыла картина двухнедельной проверки младшего состава войск разведки, в которой участвовал лично он сам, штандартенфюрер. Тогда по сюжету задания ему нужно было пройти в зону, в которой чуть дальше располагалось действительно сомнительное заведение Blue Oyster [Блую Оустер- Голубая устрица. (нем) Прим. авторов]. Лерхер не менее виртуозно, чем сейчас Шуллер с Джокером, продемонстрировал фальшивку — Удостоверение «Починятеля примусов 6-ого разряда» — и проник в запретную зону, чем вызвал грандиозный скандал в абвере вплоть до кровавых мальчиков в глазах состава Верховного командования вермахта. Выдохнув в лицо Шуллеру, Лерхер залился удушливой волной румянца и пояснил: — Группенфюрер, я вновь проводил проверку готовности личного состава. На добровольных началах. Ради любви к Рейху. В воздухе, откуда не возьмись, вновь появился Джокер и послушно лег в пальцы Шуллера. Шуллер поднес карту к свету, чтобы получше рассмотреть ее. И только сейчас штандартенфюрер вспомнил, что именно на ней был изображен молодой человек славянской внешности в известной эротической позе. Легким, почти балетным прыжком, Лерхер подлетел к главе СС, и вырвал карту из рук, всучив короля пик. Когда Шуллер заинтересованно углубился в изучение пышных грудей рыжеволосого «Короля», штандартенфюрер едва не перекрестился от облегчения. Гомосексуализм и признание в повинности в нем были страшным сном и, одновременно, идеей-фикс Лерхера. Страшным сном потому, что, не смотря даже на любовь самого Гитлера к светловолосому, голубоглазому парнишке Штефану, гомосексуализм, а точнее признание в нем, считалось чем-то более страшным, чем служба Советскому Союзу. С другой стороны, эта чертова форма так шла статному, мужественному Шуллеру... Задумавшись, Лерхер причмокнул губами. Шуллер поднял на него мутный от созерцания пышногрудой фроляйн взгляд и, ошарашенно улыбнувшись, прояснил ситуевину: — Вас видели вчера в русском кабаке «Борщ». Мало того, что вы заказали пельмени к солянке, так вы еще и были в обществе некоего русского связиста. И даже, как говорят, прикуривали ему. Вот это было хуже всего.
— Я думаю, — издалека начал Лерхер, лихорадочно гремя жестянками мыслей в голове и придирчиво избирая менее ржавые.
— Я думаю, что Вы, как человек близкий к гениальности, поймете, что злобные завистнические и клеветнические рабы Израиля не могли придумать чего-то большего. Вы же знаете: какие пельмени могут подавать русские? Только отравленные мясом безвинно убиенных кошечек.
— К тому же, я на диете, и пельмени, как и радисты, впрочем, интересуют меня в последнюю очередь. По задумчивому выражению на лице Шуллера, а точнее по тому, что группенфюрер не смог предъявить никаких конкретных доказательств, Лерхер понял, что блицкриг успешно отбил. Теперь стоило заняться более серьезным вопросом тактической обороны: имел Шуллер неприятную, в данной ситуации, привычку — время от времени вздымать к потолку глаза. А гордое знамя Советского Союза по-прежнему реяло на резной люстре. Но, как назло, хитрую, с далекими и тайными еврейскими корнями, голову Лерхера, в это время не посетила ни одна гениальная мысль. Глава СС задумчиво привстал со стула и с известным охотничьим инстинктом направился прямиком к шкафу: — Переоденьтесь, Штандартенфюрер, наденьте парадную форму. Мы едем на задание. И рывком рванул двери. Из них выразительно пахнуло шнапсом. С ужасом Лерхер вспомнил, что кроме русской водки в шкафу хранилась и еще одна, типично немецкая, заначка. По ходу, Данька решил начать с нее.
— А не выпить ли нам за успех предприятия? — спокойным мужественным фальцетом заорал Лерхер, вскрывая для общественности и для радиста свой последний тайник. Чуть сдвинув портрет Гитлера, он обнажил дверцу маленького сейфа, из которого достал прохладный Шнапс и два стакана. Шуллер крякнул и снова вытянулся в приветствии, воздев глаза к потолку. И, на счастье Лерхера, именно в этот момент из распахнутого окна подул холодный берлинский ветер и качнул люстру, поворачивая ее знаменем Союза от цепкого взгляда Шуллера к двери.
— А это у Вас что такое, Лерхер, красное на люстре? — лишь поинтересовался тот, не приметив золотистых серпа и молота на белье.
— А это... платок. Да, именно платок. Закрывает, знаете-ли, свет. А то светит в глаза моему Фюреру, и мне на совести неспокойно, — по-детсадовски «честно» вытаращил глаза Лерхер. Но Группенфюрер уже отвлекся на сочный, терпкий запах Бронды из откупоренной бутылочки. Лерхер ловко разлил по «стакашкам» горьковатый шнапс, благодаря Сталина за алкоголическую натуру группенфюрера СС Шуллера. Первый глоток пошел как по маслу. Генерал-лейтенант полиции довольно крякнул, вытер перчаткой губы и уже почти влюблено, глядя в глаза Лерхеру, поинтересовался: — Так вы, правда, русский шпион? Геносе, я все пойму, но, не дай боже, вы окажетесь коммунистом или, того хуже, геем. Именно в этот момент штандартенфюрер услышал первое неоднозначное сопение в шкафу. Похоже, Данька решил не ждать разрядки от судьбы и взялся за дело собственноручно. В прямом смысле этого слова. «Запачкает форму — прибью, суку», — с нежностью подумал Лерхер и повернулся к тепленькому уже Шуллеру, сюсюкающему с бутылкой.
— Эм... мой Фюрер? — Лерхер, идите на... задание! — отмахнулся Генерал-лейтенант, снова наполняя шнапсом рюмку. Пожав плечами, Лерхер подошел к шкафу и незаметным движением еще раз приоткрыл его, чтобы Данька мог выбраться. Мысленно попрощался с пол-литрой «Столичной», едва удержавшись от того, чтобы снять фуражку, поминая бутылку, как падшего товарища. Радист, как закономерно рассудил штандартенфюррер, уже приговорил ее в качестве успокоительного от полученного стресса и в качестве лосьона для кожи желудка. Теперь нового сеанса связи с Москвой можно было еще, как минимум, трое суток не ждать.
Vova
