А в Гестапо тем временем страшными пытками истязали русиш партизанен. Пытуемый — Юрий Траханенко, а для немцев коротко и ясно: Юрген фон Тойшонн, шмыгал разбитым в кровь носом и продолжал насмешливо улыбаться.
— Сознайтесь, Вы работаете на Советский Союз? — меряя малюсенькую каморку, которой заменили пыточную на то время, пока в Берлине не кончатся дожди и не прекратят течь крыши, отрывисто пролаял Рихтер Отто Фераршен. Называть его фамилию вслух не полагалось по неписанному уставу, ведь так или иначе она была связана с секретом Нации.
— Nein, — трагично улыбнулся Юрец, осознавая созвучность ситуации с его именем.
— Значит — вы еврейская шавка! Юде? — победно ухмыльнулся Рихтер. Внутри Юрца, истинного уроженца Украинской ССР, все чесалось от желания послать Рихтера смачно по матушке. Но он знал — это очередная проверка. Поэтому напрягся и вспомнил все то, чему его учили на классных занятиях советские педагоги, тренировавшие перед отправкой в тылы врага.
— Du gehst mir auf die Eier! — выплюнул он в лицо карателя.
— Это признание? Вы хотите, чтобы я вас выебал? Я понял, вы гей, — жадно вцепился старыми, серыми глазами в лицо Юры Рихтер. В ответ Юрген не смог даже засмеяться. Уж больно подозрительно пялился сам Рихтер на упругий прокаченный зад Юрца и слишком часто облизывал губы.
— Если у вас есть личные вопросы и предложения по поводу моей ориентации, то вы можете подойти ко мне попозже, и там решим, кого надо выебать, — тихо лишь Рихтеру бросил партизан, наблюдая за тем, как на бледных щеках немца проступает застенчивый румянец. Отчасти Рихтер в этот раз слишком близко подошел в своих предположениях к правде. Дрочук и Юрец были давними соратниками. Точнее Союзниками. Выросли вместе в небольшом городке. Дружили с детства и учили друг друга первым поцелуям. Потом вместе решили стать разведчиками. Подали заявления в органы в один день. Накануне войны они объединялись не менее трех раз в неделю. Но потом они поняли, что слишком любят Родину, и не могут смотреть больше в глаза Сталину, целуясь, по традициям коммунизма, в засос и прикрывая при этом пах, что уже не лезло в рамки интернациональных традиций. Юрка не знал, сколько он еще сможет продержаться, и как быстро Владик отстучит все в центр. Счет шел на дни. Ведь пытали его по-особенному. Это было самым страшным секретом Гестапо. Эту тонкую психологическую технологию Абвер разработал, как бы предсказав ставшую потом культовой для Советского Союза фразу: «У нас секса нет». Ровно, как и не было на Родине еще тогда для народа бойких черно-белых фильмов для взрослых, именуемых на Неметчине «Das ist fantastisch». Уже четыре часа, перед пытуемым Юркой, фашистские каратели крутили забористую немецкую порнушку, от которой страшно хотелось дрочить, но руки у партизана были крепко затянуты кожаным ремнем. Юрец держался, как мог, когда на старенькой белой простыне, растянутой в каморке, мелькали выхваченные прожектором мужское и женское тела. В его воспаленном мозгу попеременно и с не меньшей частотой вставал то образ Сталина, то Ленина. Но когда на наспех организованном экране поплыли кадры с мужскими голыми попками, русский партизан понял, что дело плохо. В голове лихорадочно замелькали сцены из далеко детства. Вот они с Владиком кусают с двух сторон одну грушу, висящую еще на дереве и их губы случайно соприкасаются. Вот они подглядывают в щелку за соседской дояркой Машей, моющейся в бане, и рука Владика немедленно оказывает дружескую помощь. Член Юрца набух и встал колом.
— Вы так любите Родину, — с удовлетворением констатировал Рихтер, почти мурлыча и глядя в пах Юргена.
— Почему же вы еще держитесь? Почему не сдаетесь? Вам же больно. Русский партизан прикусил губу и постарался больше не пялиться на ту округлую попку, что сейчас была на экране снизу. Она отчаянно напоминала пятую точку Лерхера.
— Я привык терпеть. Я был женат. Дважды. И обе мои жены страдали хронической мигренью, — мужественно выдохнул партизан. Это, в свою очередь, уже было страшной тайной Юрца. То есть немецкие пытки все же действовали, ибо без таких страшных мер он бы ни за что не выдал своего «секрета Нации». Он ведь так и не смог сказать Дрочуку, что развелся из-за него со второй женой и что бисексуален по природе. Воспоминания вновь нахлынули на Юрца, отвлекая от происходящего. Но ненадолго. Рихтер умело выводил его в реальность, заставляя забывать. И когда Юрец уже готов был орать и сознаваться во всем, решив, что жопа Фюрера не так ценна, чтобы из-за нее терпеть страшные пытки гестаповцев, Рихтера вдруг звонко окликнули по-немецки, и он, раздраженно прихрамывая, выключил «пытки» и вышел. Юрца так и не развязали, понимая, что ручонки-то тянутся. И пошел, как понял проницательный шпион, второй этап пыток. В голову несчастного Траханенко полезли страшные, типично немецкие картины, в которых главные роли играла красивая крепкая жопень Дрочука и тот симпотный солдат, который связывал пытуемого крепкими ремнями. Веселые картинки в голове поднимали невидимыми гномиками бугорок на белье Юрца, тело, все еще молодое, как понимал теперь несчастный, жадно требовало разрядки, жгуты на руках и ногах впивались в кожу. Но будущий глава белорусского СМЕРШа знал: сдаваться нельзя. Ни при каких обстоятельствах. Дрочук обязательно доложит в центр и все проблемы разрешатся. Майор Владлен «зробіць». Это только вопрос времени, надо держаться, хотя последнее становилось все труднее... Только тело предательски подрагивало, и вагончик, а точнее, плоть, тронулся. Перрончик КПСС осталась. Вагончик взметнулся к небу и из него стали проступать первые капли любви к Родине. Юрец завыл, как гудок состава, и, закусив рельсы, зажмурился. Под ровный перестук сердечных шпал он выгнулся. Белизна белых платочков стояла пеленой тумана под веками, перрон мозга спешил за вагончиком плоти. Смешок из-за стенки показался Юрцу чем-то ненастоящим, как шнапс, который приходилось гнать у немцев в сравнении с холодненькой «Столичной». От воспоминаний о вкусе родименькой и особливо от воспоминаний о том, как после нее бузотерил Владлен, Юрец зашелся, закатывая глаза и заорал в голос. В глазах мелькали белорусско-украинские березки, высушенная солнцем августовская трава, поле и распятый на ней Владик. Тело сделало черное дело. Любовь к Родине больше не могла оставаться в тайне и рванула наружу мощной струей спермы, под смех оставшихся карателей. Юрец знал: ему трудно выдержать такие пытки, особенно если фашисты применят стимуляторы. Он вздрогнул, вспомнив как обаятельный медбрат придирчиво выбирал колбочки с афродизиаками. Он твердо знал, что все, более сильное, чем красное вино, приведет к неминуемому пиздецу.
— scheissegal... — выматерился он, напрягая мозг и вспоминая немецкий. Это спасло Юрца до конца дня. Но впереди, а точнее спереди его ждали новые пытки.
937 Прочтений • [Агент 0-69. Часть четвертая. Das ist fantastisch] [10.05.2012] [Комментариев: 0]
Vova
