Идиотом Гарик, несмотря на все заверения в этом его собственного папаши,
все-таки не был. И поэтому, ничуть не хуже самого Семена Олеговича,
понимал, что взятые взаймы деньги полагается возвращать. И возвращать
вовремя. Но терпеть уже четвертый за эту неделю драматический монолог
Мошковского о том, какой же он, Гарик Осипов, лох, раздолбай и
бездельник, да еще и зачитанный ему чуть ли не на одном дыхании, чистым
матерным языком, было выше всех человеческих сил. Этот, во всех смыслах
неудовлетворительный разговор, начавшись два часа назад с притворно
участливого вопроса о текущем состоянии дел, в настоящий момент
превратился в бессвязные нецензурные выкрики, громкости которых
позавидовал бы любой уважающий себя футбольный фанат. Гарику же
предлагалось, молча внимать и глотать все это с покорным видом
обоссавшегося и сознающего свою вину щенка… Нет, он, конечно, был
сдержанным и совестливым человеком, но не святым же, бляха-муха!
Поэтому на очередном, звучащем бесконечным рефреном в их односторонних
беседах, риторическом вопросе: «Ну что ж ты за дебил-то такой, Осипов?» -
он сорвался как нервный подросток. Вскочив с неудобного, «специально
для посетителей» стула, он со всеми накопившимися эмоциями засадил
ладонью по гранитной столешнице. Машинально отмечая про себя, что, в
общем-то, мебель из натурального камня очень хрупкая, и он рискует
увеличить сумму своего долга еще и на стоимость этого долбанного стола.
Но Гарик и сам не ожидал, что он так легко сможет перекрыть своим
голосом оперный бас Мошковского.
- Да я уже сто раз вам объяснял! Я виноват, что ли в том, что зима
третий год стоит жаркая как в, мать ее, Камбожде?! И все пятнадцать
тысяч кубов в плотах опять сгниют, как это было и в прошлом, и в
позапрошлом году. Вода до плотов не поднимается, а дороги и переправы
все переломаны родниками. Может, по-вашему, я должен был в зубах бревна
из леса таскать, как бобер?!
Воздух в груди как то быстро закончился, и Гарик испуганно глянул на
своего оппонента, уже начиная сдуваться и раскаиваться в том, что
сорвался и наорал на кредитора. Однако выражение лица Мошковского Гарика
здорово озадачило: от недавнего психоза и гнева там не было и следа. А
иронично, но спокойно выгнутая левая бровь, явно означала приглашение
озвучивать свои мысли и дальше, раз уж он вообще набрался наглости
раскрыть рот.
Гарик осторожно продолжил, на всякий случай, взяв на два тона ниже.
- Даже бабки в поселке говорят, что таких зим никогда не бывало. Всю
жизнь из Пинеги сплавляли: и молем, и в плотах - и без проблем; вон при
СССР чуть не весь лесной фонд оттуда повывозили. А вы посмотрите, что
творилось в эти три зимы?! Это же просто какие-то происки сатанистов, я
не знаю, чем это еще объяснить!
На самом деле Мошковский заранее, еще со вчерашнего дня, решил, чем
должна кончиться эта аудиенция осточертевшего до колик и не по возрасту
борзого должника. И изначально устраивать очередной раунд разборок вроде
бы не собирался. Ведь тупому понятно, этот разговор, как и сто
предыдущих, снова ничего не решит. Но как-то оно опять само собою
пошло-поехало, стоило только взгляду зацепиться за нахальный, уверенный в
собственной правоте, прищур мальчишки. На каких основаниях
Осипов-младший считал себя вежливым, робким и скромным – Мошковский
затруднялся даже предположить. Потому что от его напора и непробиваемой
глупости хотелось сбежать и спрятаться в кабинете главбуха. «Пиздюк оборзевший. Как же ты достал…»
Гарик тем временем, вдохновенно распинался, опять позабыв и о разнице в
возрасте, и в положении, и о том кто кому здесь собственно должен все
объяснять. Со стула он давно соскочил, и теперь расхаживал перед столом
Мошковского, дергано разворачиваясь и заламывая руки как плохой актер
древнегреческого театра.
- Сейчас декабрь, мы дорогу уже месяц как сделали в делянки, но кто ж
знал, что ручьи эти вскроются? Здесь Архангельская область, на
минуточку, а не Исландия! Так какого же хера тогда, в декабре, из-под
снега, ручьи бьют как чертовы гейзеры?! А?! Я вас спрашиваю! Дороги для
лесовозов напоминают речку в ледоход. Вы задавали вопрос, куда я два
новых лизинговых камаза с фишками за 18 лимонов девал? Так вот знайте,
когда я говорил, что они утонули в сугробе, это была не совсем
метафора!. .
Мошковский вообще на время выпал из разговора, задумавшись о том, как он
мог повестись два года назад на отеческие чувства и жалость, и
инвестировать в сыночка лучшего друга немаленькую, прямо скажем, сумму
бабла?
Вслушиваться в смысл истеричных речей не хотелось. Осиповский щенок
наверняка опять будет выкручиваться, жаловаться и сваливать вину за
собственную непредусмотрительность на других. Он обладал просто
неисчерпаемой фантазией на виноватых: это и сосны и елки, и не вовремя
активные ручьи, и проливные дожди, и глубокие сугробы, подлец-поставшик,
втюхавший словно младенцу дипломированному экономисту разбодяженную
наполовину водой соляру, рабочие – алкаши и торчки, грабительские налоги
и негуманное к предпринимателям лесное законодательство. Все это и во
всех комбинациях Мошковский слышал уже столько раз, что мог бы по памяти
надиктовать «приключения полного дебила в лесозаготовительном бизнесе».
И вот уже два с лишним года Семен Олегович ждал, когда же криворукий
Осипов-младший вытащит из болота и вернет ему хотя бы потраченные на
покупку техники и аренду лесных участков средства. На проценты с
инвестиций он махнул рукой еще год назад. Три года, в течение которых,
согласно поговорке полагалось ждать обещанного, истекали, а вместе с
ними трещало по швам и терпение Мошковского. В общем-то, Гарик честно
пытался заработать и выкрутиться хоть как-нибудь, он вертелся колбасой,
не ел и не спал, в надежде хотя бы не допустить откровенного
банкротства. Но не везло ему просто фатально. Лесозаготовки – вообще
бизнес малодоходный и рискованный, особенно на севере, где вся будущая
выручка на двести процентов зависит от капризов погоды. Но Гарик бил все
рекорды убыточности, ему не везло даже в солнечные летние дни.
- Знаешь, что тебе скажу?. . – протянул Мошковкий тоном киношного
главного злодея, медленно поднимаясь из-за стола, как айсберг, и нависая
своим необъятным пузом над полированной поверхностью стола, - Абрамович
ты мой недоделанный…
Но узнать ЧТО, Гарик не успел. Его неожиданно спасла оглушительная трель входящего на мобиле Семена Олеговича.
Мошковский сменил выражение лица, со скоростью, которой позавидовали бы
профессиональные лицедеи, и, плюхнувшись обратно в скрипнувшее
натуральной кожей кресло, замурлыкал в трубку: «что вы, я уверяю вас,
Петр Анатольевич, поставка будет буквально в ближайшие дни! Так и
передайте господину Йохану, чтоб не волновался, груз прибудет на таможню
не позднее четверга…»
Гарик мысленно готовился к четвертованию бензопилой. После того как
Мошковскому звонили недовольные покупатели, в офисе выживало обычно не
более десятой части работников. Однако не успел Семен Олегович
развернуться к нему, как тут же принял очередной звонок. Здесь уже, судя
по раздраженному гавканью: «Мошковский слушает!», - звонил кто-то из
подчиненных или подрядчиков…
Пока тот вдохновенно несчастного распинал своим ораторским искусством,
Гарик думал о собственной нелегкой трудовой доле. Он решил, что надо
обязательно попробовать выкрутиться еще один раз, самый последний,
прежде чем сдаваться окончательно… Потом вдруг разозлился на себя, и
постановил твердо, что нет, он сделает это еще раз, а потом еще раз, и
если не получится будет пробовать сто раз подряд, пока не добьется того,
что ему нужно. Ведь не может же быть так, чтобы человеку не везло без
перерыва? Да даже по теории вероятности, в конце самой длинной черной
полосы, обязательно должна начаться хотя бы серо-буро-малиновая в
крапинку, если уж белой полоске Гарик невыразительным рылом не
приглянулся.
- Сейчас, подожди, - Семен Олегович рычал в трубку, раздраженно шурша
бумагами, раскиданными на столе и досадливо морщась. – Нету их здесь. У
бухгалтерши где-то лежат эти накладные, вот ей и звони!» – рявкнул он,
и, нажав отбой, обратил, наконец, внимание на Гарика, ожидавшего
распиздонов с тоской и неизбежностью в щенячьих глазах.
- Извините меня, Семен Олегыч, сам не знаю, что на меня нашло – нервы
сдают, уже, наверное, лечиться надо, - Гарик опередил готовые вырваться
изо рта Мошковского, гневные вопли буквально на долю секунды. - Озверел
я, наверное, за три года в этих чащобах... Вы все правильно говорите: я
сам виноват, надо было смотреть таксационные описания и гидрологические
карты, прежде чем брать делянки – вот и не жаловался бы, что из-под
каждой коряги родник бьет.
- Да перестань уже, сил нет тебя слушать…
Мошковский устало отмахнулся от него и поморщился, но заметно было, что
от этого зрелища фальшивой покорности и самоуничижения он таял и
рушился как ледовая переправа под мартовским солнцем. Он втиснул тело
обратно в кожаное кресло и, наклонившись, достал из какого-то ящика
стола початую бутылку хенесси и два бокала. Разлил коньяк, плеснув
Гарику значительно больше чем себе самому.
- На-ка, давай, полечи свои нервы… Думаешь, не понимаю что ли твоего
положения? Сам-то я, по-твоему, чем занимаюсь? Уж не наволочки шью,
поверь, тоже с лесом работаю. Сам удивляюсь, что за ерунда, который год
подряд с оттепелями творится. Будто сглазили целую область!
Гарик прислушивался очень внимательно и серьезно, задумчиво раскачивая в
руке бокал и не отводя глаз от плавного скольжения коньяка по его
стенкам.
- Но надо все равно как-то это дерьмо все разруливать. Бабки ты из-под
снега уже не выкопаешь, как ни крутись. Зима по прогнозам еще ужаснее
предыдущих, а у тебя ни то, что бригад, у тебя даже тракторов не
осталось, на чем ты в делянку зайдешь? Нового ты не вырубишь, а хлысты и
балансы, что на верхнем складе лежать, вывозить – нет дорог! Тебе
вместо техники и рабочих, оставшиеся копейки лучше бы потратить на
штрафы в лесхоз.
- Я что-нибудь скоро придумаю, – заверил Гарик свой бокал, - Я УЖЕ думаю
над этой проблемой, - глаза на Мошковского он поднять уже почему-то не
мог.
- Слушай, Осипов, заканчивал бы выделываться? Просто послушай, что тебе
знающий человек говорит. Да что там знающий – я ведь тебе не чужой! Мы с
твоим отцом неразлей вода с армии, если б не он – я бы сейчас с тобой и
разговаривать бы не стал! Знаешь, что у нас с такими хитропродуманными в
девяностые делали?
Гарик с готовностью закивал, сжимая губы, чтоб не улыбнуться. Вопрос
был, понятное дело, риторическим. Гарик в самых натуралистичных
подробностях знал что, как и с кем именно делали в годы перестройки
Мошковский с его отцом. Тем более, комично звучали угрозы из уст
практически члена семьи.
- Так что, советую тебе запихать свою гордость в карман и послушать
реальную тему. Есть просто железобетонный вариант, как тебе вернуть мои
деньги. У меня в администрации кум работает, ну, ты и сам в курсе,
наверное. Догадываешься, к чему я клоню?
Вайрашвили округлил глаза и многозначительно поднял брови, но у Гарика с
телепатическими способностями было не очень. Про кума он, конечно же,
помнил. За скромной формулировкой «работает в администрации» скрывалась
должность заместителя министра по делам молодежи, спорта и туризма.
Однако к чему это сейчас сказано, было решительно не понятно. Как
связаны лес, молодежь и туристы, Гарик в душе не представлял…
Школьников, что ли в делянки возить на экскурсии?. .
- Ну что ты как маленький-то? Не догоняешь? – Мошковский наморщил
широкий, с залысинами, лоб и оперся локтями о стол, наклоняясь вперед.
Тонкая, в респектабельную узкую полоску, ткань настоящего итальянского
костюма, натянулась, видимо, пиджак уже успел ему стать тесноват в
плечах и груди. - У них через месяц разыгрываться будет тендер на
федеральные средства, как раз на предмет этих самых молодых
спортсменов-путешественников. И ты, мой родной, будешь должен его
выиграть.
Вот теперь Гарику стало все ясно как день. Назревают не слишком хорошо
приколоченные к областному бюджету федеральные бабки, а украсть народные
деньги – это ведь вроде бы и совсем не украсть…
- Что хоть за тендер-то, Семен Олегович? – небрежному и хладнокровному тону Гарика могла позавидовать и королева Великобритании. «На что я опять как последний идиот подписываюсь?!»
- Не знаю, – честно ответил Мошковский, - сегодня куму отзвонюсь, насчет
тебя перетрем и договоримся когда тебе к нему подбегать. Вот сходишь к
нему – заодно и узнаешь.
Семен Олегович покосился на свои наручные часы и округлил глаза.
- Ничего себе, сколько я на тебя, подлеца, рабочего времени истратил!
Так, - он шустро поднялся из-за стола, одновременно протягивая Гарику
руку для прощания. – Давай-ка на сегодня разбегаться, ко мне тут еще
ребятки должны были одни серьезные подскочить. Все, жди звонка. А я
буду ждать свои деньги, - пошутил он под конец, изобразив на лице
подобие доброй покровительственной улыбки.
Впрочем, звонок Мошковского догнал Гарика уже в машине. Видимо тот
настолько торопился подписать его на этот сомнительный тендер, что
созвонился с родственником, едва только за Гариком закрылась дверь
офиса.
- Так, Осипов, с кумом я уже перетер, - голос Мошковского звенел
прямо-таки советским коммунистическим энтузиазмом, и предвкушением
скорого свидания со своими кровными. - Его предложение в силе, ты к
нему прямо завтра с утречка и подгребай. Хорошо? Он сам там тебе
подробненько все по пунктам и разрисует.
- Ага, понял, завтра с утречка, – Гарик усиленно ковырялся в бардачке в
поисках подходящей бумажки, чтоб записать координаты, неудобно прижимая
плечом к уху мобильник. – Ага. До свиданья, Семен Олегыч, - он нажал
отбой вызова и убрал телефон в подставку на передней панели. Потом
приоткрыл немного окно с водительской стороны и повернул ключ, заводя
двигатель. «С утречка, с утречка… Утро вечера мудренее…», - пронеслось в
голове нечто припадочно веселое и совершенно неподходящее его солидному
руководящему статусу. А впрочем, какая уже, в жопу, разница? Статус,
давно затерялся в тех самых чащобах, где Гарик бездарно просрал все
одолженные ему миллионы.
Гарик пристегнулся, глянул мельком на свое красноглазое от усталости и
нервов отражение в зеркале заднего вида и ткнул пальцем в кнопку на
магнитоле. Магнитола легкомысленно отозвалась голосами вечно юных и
беззаботных пацанчиков из «Фактора-2». «Вам хорошо распевать в своей Германии», - подумал Гарик, начиная потихоньку раздражаться на все на свете. - «Немецкие леса – это вам не наше комариное болото. У вас там сухо, чисто и цивилизованно, как в Эрмитаже…»
Он покрутил головой из стороны в сторону, разминая уставшую шею, завел
мотор и выкрутил руль до упора вправо, выезжая со стоянки.
***
Дома Гарик даже не успел разуться и осознать, что он в который раз уже
забыл заехать в пиццерию, а это значит, что придется заваривать на ужин,
осточертевший бич-пакет, или уныло дожидаться завтрашнего утра, как его
слух зафиксировал знакомую мелодию. Надпись «Коля-бригадир» на экране и
жизнеутверждающие звуки похоронного марша как бы намекали, что и без
того паршивый день, закончится сейчас феерической кучей дерьмовых
новостей, в которой Гарик захлебнется окончательно. Из леса ему слишком
давно не звонили с хорошими новостями, Коля поднимал свою ленивую
задницу с делянки и доезжал до границы приема сотовой связи
исключительно ради того, чтобы сообщить своему начальнику о наступлении
очередного производственного конца света.
Содрав нога об ногу дорогие и простудоопасные в декабрьских снегах
классические туфли, и швырнув дипломат куда-то в сторону комнатной
двери, Гарик бессильно привалился спиной к стене, сдерживая идиотское
желание побиться об нее затылком. Однако позволить себе проигнорировать
бригадира он не мог. Из взбудораженной, сбивчивой Колиной речи он вскоре
в подробностях знал, что бригада, привезенная из Онеги месяц назад,
когда они еще не теряли надежды начать-таки гребаный зимний сезон,
сбежала обратно в Онегу. Видимо работнички, в отличие от начальства, уже
не сомневались в том, что заготовка этой зимой не начнется, и,
отчаявшись ждать деньги за простой и оплаты билетов на поезд, свинтили
по месту прописки. К слову сказать, узнаванием точного адреса этой самой
прописки Коля легкомысленно не озаботился.
С каким-то истерическим и детским даже любопытством Гарик
поинтересовался, как же эти самые рабочие умудрились раздобыть себе на
билеты денег в лесу, в котором сам Гарик до сих пор находил себе только
убытки. На что Коля тоном сочувствующего друга семьи на похоронах
единственного кормильца сообщил, что подлецы уволокли с делянки
200-литровую бочку соляры, и продали какому-то ушлепку в поселке.
Вырученных денег им, по всей вероятности, хватило не только на попутку
до Архангельска, но и на железнодорожные билеты в родную Онегу, потому
что, ни в лесу, ни в поселке их с тех пор больше никто не видел.
Осипов почувствовал иррациональное желание заржать в голос, вместо того, чтобы материться вместе с бригадиром.
- К-как... – Гарика начал заикаться от прорывающегося из горла смеха, -
Как они, м-мать их за ногу, это умудрились провернуть, бочка же весит
как три слона?
- А леший их знает, Игорь Александрович, – взволнованно частила трубка
голосом бригадира, - у нас же и техники-то никакой в лесу не осталось,
как они эту бочку в поселок вытащили? Не руками понятно, там больше
шестидесяти километров по оврагам и горкам пилить. Не иначе как какая-то
зараза деревенская им трактор одолжила. Нет, ну вот же ебучий случай,
ты посмотри, а?! Мы на этой дороге камазы с метровыми в диаметре
колесами угробили, а они там бочку на санях протащили, как по паркету!
Больше сдерживаться от смеха Гарик не мог, представляя себе вместо
бесконечно длинной, извилистой и удолбанной лесной дороги танцевальный
паркет, по которому онежские ворюги, пыхтя и утирая со лбов пот, толкали
сани. Он съехал по стенке спиной и зажал себе свободной рукой рот,
однако давящиеся и задыхающиеся звуки все равно прорывались сквозь
пальцы. Телефон был максимально отодвинут от лица в вытянутой руке, но
Колины неискренние причитания доносились до ушей Гарика и оттуда.
- Делать-то мы теперь что будем, Игорь Александрович? Надо вам срочно
гнать сюда, напишете заяву в милицию, я свидетельские накатаю… - Коля
все-таки замолчал, услышав как Гарик уже чуть ли не всхлипывает от
смеха. - Слушайте, Вы там, что, смеетесь что ли? – От удивления он даже
забыл про необходимость изображать вселенскую скорбь и выпалил это
своим обычным голосом деревенского раздолбая, - Или плачете?. . –
недоверчиво протянул он. - С вами там, вообще, все нормально, Игорь
Александрович?
- Какое, к чертовой матери, заявление, Коля?
«Какое, к чертовой матери, нормально?», - истерически хихикнул про себя Гарик.
- И да, со мной все просто супер, поверь, лучше мне не бывало никогда, -
заверил он бригадира, и опять, в противоречие своим же словам,
засмеялся полузадушено.
- Ты давай тогда, сам там собирайся и возвращайся в город. А я тебе
завтра зарплату на карточку переведу, - приказал он, пытаясь хоть
немного успокоиться. – И за этот месяц, и за осень – все, что был
должен. А хочешь, и за два месяца вперед заплачу? Думаешь, мне слабо? Ни
фига! Возьму вот хоть в банке кредит, тебе на зарплату… - Гарик опять
захихикал, сам над собой угорая, какой он позорный бесхозяйственный
бизнесмен. - И все, Коленька, я тебя умоляю: забудь про меня, не звони,
не пиши. Нет больше фирмы, я закрываюсь, ты увольняешься. Аривидерчи,
как говорится, тебе, и прощай.
Так и не дав больше бригадиру вставить ни слова, Гарик нажал отбой, и
сразу же вырубил телефон вообще, отбрасывая его на тумбочку для ключей и
перчаток. Экран еще пару секунд светился, после чего коридор погрузился
в кромешную тьму.
Пусть мудила, купивший краденую соляру, ей захлебнется. Гарик и до этого
подозревал, что там уже больше полбочки было воды, а зимой заливать
такой коктейль в движок – гробить трактор. Наверняка рабочие потихоньку
сливали уже из бочки в канистры и приторговывали в поселке. Гарик даже
не сомневался: раз запчасти уже распродали, значит, должны были дойти и
до горючки, надо же им на что-то каждый день самогон покупать?
Так. Ладно. Все, больше он из-за этого дерьма расстраиваться и
обзаводиться в двадцать семь лет седыми волосками в висках не
собирается. Пусть идут к лешему в дупло и алконавты-рабочие, и ленивая
безынициативная задница Николай, с его ненатуральной симуляцией трудовой
деятельности. А от аренды лесных участков Гарик откажется. Пускай ему
за это начисляют в лесхозе пени и штрафы, пускай заносят в черный список
ненадежных арендаторов – плевать. В лес он больше не полезет никогда.
Даже за грибами. Пусть завтра ему делает свое
«вы-не-сможете-от–него-отказаться» деловое предложение кум Мошковского.
Гарик отказываться и не собирался. Он был согласен на любую авантюру,
готов на все, хоть страусиными яйцами торговать, лишь бы скорее достать
денег и развязаться с долгами. «Когда-нибудь, я все равно покажу вам, пафосные трухлявые задницы, кто здесь настоящий крутой бизнесмен».
Гарик лениво поднялся, и пару раз зацепившись плечами за углы, до того
как догадался включить свет в коридоре и в комнате, не раздеваясь,
прошлепал через всю комнату к высокому зеркальному шкафу. С правой
стороны там было небольшое отделение под алкоголь – типа, бар. Гарик
выдвинул его и проинспектировал имеющиеся варианты, постановив,
усмехнувшись невесело, что коньяк ему сегодня не полагается. Не дорос
еще, так сказать, и не заслужил. Коньяк пусть пьют солидные, взрослые и
уважаемые, вроде господ Мошковского и Осипова-старшего. А ему, Гарику,
можно пока что перестать корчить из себя того, кем быть ну никак не
получается, как ни старайся. Он не крутой. И совсем не состоятельный. А
значит, прекрасно обойдется и горилкой.
Горилкой Гарик обошелся тут же, не отходя от бара. Чуть не расплескав
ее, раздраженно свинчивая двумя пальцами крышку. Обошелся прямо из горла
и на практически пустой с утра, если не считать двух съеденных в машине
сникерсов, желудок. До тех пор пока долгожданные градусы не ударили по
мозгам, вызывая очередной припадок веселья по поводу похищения соляры,
пополам с бешенством, от осознания собственной невезучести и
никчемности.
Ну, на самом-то деле, как можно злиться и обижаться на слова Семена
Олеговича, если все так и есть? Он, Гарик – ничтожество и лузер. Да
достаточно только взглянуть на его квартиру. Тогда, два с лишним года
назад, только получив от Мошковского на свежеоткрытый в ВТБ-24 счет
воодушевляющую сумму на организацию бизнеса, он тут же, не удержавшись,
взял кредит на квартиру, потому что снимать Гарик считал бесполезным
расточительством, а любоваться ежедневно на презрительные отцовские
ухмылки было чревато серьезными потерями для психики. Для психики
Осипова-старшего, разумеется, потому что самому Гарику еще с тех пор,
как ему исполнилось тринадцать, все отцовские пропиздоны были как об
стенку горох. И если бы Наська его тогда не отговорила, он обязательно
хапнул бы здоровенные и крутые хоромы на набережной. И теперь бы,
наверное, бомбил по ночам на своем Ленд крузере, чтобы осилить
ежемесячный платеж по кредиту. Но, к счастью, женщины, преподающие в
университетах экономику, умеют аргументировано доказывать свою правоту. В
итоге, Гарик приобрел скромных шестьдесят пять метров в новостройке, и
даже не в центре города, чему сейчас был несказанно доволен. Хотя с тех
пор, как начались эти гребаные лесные проблемы, его стала напрягать
даже такая сумма в ежемесячной банковской квитанции.
Два года пролетело как два дня, а в квартире, в которой Гарик
появляется, слава богу, только поздно вечером – ремонт так и не был
закончен. На полу в коридоре не выложен ламинат, в туалете не доклеена
плитка, а на кухне, также как и в первый день, отсутствует раковина. И
раз в неделю Гарику приходится, умирая от отвращения и ужаса, мыть
воняющую и, если очень не повезет - даже покрытую плесенью, посуду.
Делать это приходилось в ванной, щедро подсыпая стирального порошка для
надежной дезинфекции. Сейчас был как раз такой день, когда на кухню
заходить было чревато удушением и комой от психологического шока.
Особенно приближаться к плите, на которой продолжала стоять кастрюля, с
результатом последнего припадка кулинарного бреда. И Гарик чувствовал,
что для того чтобы отважиться хотя бы приоткрыть крышку, допинга в виде
трети бутылки горилки было отнюдь не достаточно.
Вместо кровати, также как и в счастливый день новоселья, широкий
надувной матрас. Директор лесозаготовительного предприятия спит на
надувном матрасе? Да я вас уверяю, это абсолютно нормально, все,
абсолютно все директора так делают! Хотя, если быть честным... Гарику
было, за что уважать конкретно этот, теряющий к утру половину своей
толщины и удобства, матрас. Благодаря ему Наська гораздо реже, чем могла
бы, оставалась у него до утра.
Анастасия Аркадьевна, чтоб ей дебет с кредитом перепутать! Гарик сделал
еще один большой глоток, запрокинув голову и чуть не захлебнувшись.
Лицемерная курица. Гарик был твердо убежден, что женщина обязана верить в
своего мужчину как в путеводную звезду, и безоговорочно поддерживать
его во всем, какую бы глупость он не задумал. Даже если это планы
ограбить московский Центробанк. И тогда он тоже пытался ей доказать, что
все у него получится, и что надо не экономить, а просто больше
зарабатывать... Но она каким-то сучьими штучками сумела отговорить его
рисковать, убедила заранее приготовиться к тому, что не все пойдет
гладко. Теперь она, разумеется, не упускала ни единой возможности
напомнить Гарику, что она оказалась права насчет квартиры, и какой он
оказался неудачник, как она всегда и подозревала.
Гарик задвинул ящик с баром обратно и закрыл створку. Прошлым летом ему
вдруг неожиданно выпала целая неделя без неотложных дел, и он шикарно
подлечил измотанные нервы, запершись в своей квартире и посвятив ее
столярному искусству. Ну не совсем столярному, конечно. Высоченный
шкаф-купе с зеркальными дверцами, четыре на три с половиной метра
размером, он собирал из заранее заказанных на мебельной фабрике деталей
нужного размера, зато выпилены эти детали были по его собственному
чертежу. Чувствовал себя при этом, как ребенок, получивший на день
рождения новенький конструктор. Но даже чертов шифоньер он умудрился не
доделать до конца. Зеркальные стенки на месте, вешалки с крючками тоже,
справа – эффектно выдвигающееся отделение под алкоголь. И вот только три
несчастных полочки он не может собраться и приколотить до сих пор.
С минуту Гарик внимательно вглядывался в свое отражение. Картинка, если
быть честным, выдавала неудачника с головой: невысокий рост, тощие ноги,
узковатые плечи. А если стащить джемпер и футболку – то еще и рыхлые
бока, и намечающийся животик.
«Ненавижу», – тихо проговорил он, глядя в глаза своим сомнения и
комплексам. - «Ненавижу. Ты сам всегда и во всем виноват!», -
зажмурившись и залив себе в горло еще глоток горилки, он отбросил
бутылку на пол и, как следует, размахнувшись, въехал кулаком по стеклу.
***
Ровно в девять утра деловой и невозмутимый, насколько только можно
выглядеть деловым и невозмутимым, имея подглазники и зеленоватый цвет
лица, Гарик уже шагал по направлению к кабинету заместителя министра по
делам молодежи, спорта и туризма, стискивая в кулаке пропуск. Обнаружив
искомую дверь в самом конце коридора, он коротко постучал, поморщившись
от боли, и сразу шагнул в приемную, не желая больше изображать из себя
униженного просителя и бедного родственника. В конце концов, этот самый
кум Вайрашвили тоже вне всяких сомнений нуждался в надежном и
проверенном подельнике, чтобы наварить свой кусок на этом тендере. Так
что Гарик, как человек, надежность которого гарантировал сам Мошковский,
прекрасно осознавал свою незаменимость и собирался выжать из нее как
можно больше для себя.
Евгений Даутович Вайрашвили, к которому его проводила миленькая кудрявая
секретарша, от Мошковского отличался только цветом бровей и формой
носа. Даром что первый был грузином, а второй евреем. А в остальном, что
называется - найдите десять отличий. Все тот же криво сидящий на
оплывших плечах итальянский костюм в тонкую полоску, то же необъятное
пузо, еле умещающееся между коленями и столом. Те же лысина и сквозящее
буквально в каждом движении лицевых мышц довольство и восхищение собой,
характерное для всех преуспевающих мужиков за пятьдесят.
И таких же нескромных размеров пафосный офисный стол. Гарик уже не мог
выносить эти строгие кабинеты, эти безликие в своих попытках выглядеть
вычурно и дорого столы и кресла, таких исполинских размеров, что Фрейд
просто ладошки бы потирал, если б увидел. Каждый день Гарик упирался в
такие вот равнодушные и бесчеловечные осколки бюрократического монолита,
и всегда, абсолютно всегда, оказывался с той стороны стола, с которой
быть в любом из таких кабинетов, означал заведомый проигрыш.
Гарик представил себе, как он дергает шнур 236-й «хускварны»(1), вонзает
визжащую цепь в мясо ненавистного стола… как разлетаются от потока
воздуха в стороны легкие деревянные фигурки, а в кабинете сладко пахнет
опилками и бензином…
Черт. Кажется, он только что еле удержался от того, чтобы не растянуть губы в неподобающей деловому партнеру маньяческой лыбе…
Вот только на столе у Мошковского буквально не найти было места живого,
свободного от бумаг. Папки, подшивки, платежные поручения, стопки на
подпись, левые накладные и отчеты в налоговую. А на каждом свободном
квадратном сантиметре – обрывки и клочки с телефонами и адресами e-mail.
Стол Вайрашвили же был девственно чист от бумаг, что, видимо, призвано
олицетворять чистые от забот и мирских страстей помыслы государственного
чиновника. Во всю площадь столешницы был расставлен деревянный макет
туристической гордости области – музея-заповедника «Малые Карелы»(2).
Все без исключения экспонаты: церкви, дома и избушки, амбары, овины и
ветряные мельницы – все было такое достоверное, маленькое и безупречное,
что хотелось сразу же схватить, потрогать и повертеть в руках.
Ворота музея были с той стороны, что ближе к креслу Вайрашвили. И он,
кажется, тоже не смог избежать этого иррационального умиления, или
просто о чем-то сильно задумался, потому что, когда Гарик толкнул дверь в
кабинет – тот как раз задумчиво крутил в руках одну из фигурок макета.
Вошедший в кабинет Гарик удостоился беглого равнодушного взгляда и
небрежно-холодного кивка.
– Игорь Осипов, если не ошибаюсь?
«Да ладно? Отличные у замминистра актерские данные!» – восхитился про себя Гарик, вслух выдавливая из себя сдержанное и приличное: «не ошибаетесь». «Как тут можно ошибиться, индюк? Ты ж по бесконечным жалобам Мошковского меня изучил уже лучше меня самого…»
Да, Гарик готов был поспорить, что Вайрашвили в этот момент ловил
множественные моральные оргазмы от одной только возможности так легко и
снисходительно выплюнуть фамилию самого богатого и известного, после
губернатора, человека в области. «Если б не мои испорченные отношения с папаней, ты бы сейчас тут
сайгаком скакал по кабинету, коньячок мне с конфетами подносил…», - раздраженно подумал Гарик.
- Доброе утро, Евгений Даутович, я от Мошковского.
- Ну, проходите, присаживайтесь. Я вас как раз ожидал, - нетерпеливый кивок, ни единой лишней интонации в голосе.
Полный ехидного превосходства, выразительный взгляд, брошенный на его
руку, заставил Гарика мысленно выматериться. Как-то вдруг вспоминая, что
у него костяшки заклеены наскоро утром обычным белым пластырем, да еще и
на лице осталась пара царапин от мелких осколков. «Я даже знаю, о чем ты сейчас думаешь, завистливая сволочь», - мысленно задыхался от злости Гарик. – «Сыночек
Осипова – бракованный товар, позор уважаемого семейства… Тусуется по
клубам, дерется и пьет. Вай, вай, вай, деньги есть, а счастьем семейным
не обрадован».
Гарик хмуро взглянул на Вайрашвили, и без приглашения уселся на стул для
посетителей, развернув его, впрочем, так, чтоб сидеть у стола боком,
удобно и не слишком палевно опираясь локтем. Хотелось, впрочем,
облокотиться обеими руками и уронить на ладони ноющий лоб.
От выпитого вчера было несколько мутно в башке. А еще Гарик сильно
жалел, о том, что выплюнул мятную жвачку перед тем, как зайти в здание,
потому что доставать сейчас пачку из кармана под ехидно-снисходительными
ухмылками Вайрашвили было как-то не очень… Да и все равно уже тот
прекрасно прочувствовал все ноты похмельного букета.
Между тем, в целом, Осипов чувствовал себя не в пример свежее сегодня и к
решению деловых вопросов был полностью готов. Парадокс, но залившись до
бровей, он высыпался куда лучше, чем когда ложился спать трезвым.
Потому что, если уж совсем начистоту говорить – трезвым частенько
заснуть не получалось совсем… Месяц назад вдруг ни с того ни с сего,
Осипова одолела бессонница. И с чего только привязалась напасть? Настя
убеждала его, что от подорванных на работе нервов, заставила ему
полстола на кухне лекарствами и биодобавками. Но помогал из этой всей
кучи один алкоголь, ну и, может, еще димедрол…
За вчерашнюю разборку со шкафом было невыносимо стыдно. Естественно на
сам-то шкаф ему было плевать, но вот дешевая мелодраматичность поступка
прямо-таки убивала. Пафосно разбивать зеркала кулаками – сцена,
достойная глупого подросткового фильма. Гарик вообще воспринимал себя
самого на редкость адекватно, и считал себя позитивным и морально
устойчивым, без особых там комплексов и душевных терзаний. Ладно. Шкаф –
это было по пьяни, а значит, на утро о нем следует просто забыть.
- Может вам водички? Или лучше по пятьдесят грамм? – Вайрашвили
неприятно улыбнулся, вздернув тонкую верхнюю губу. – Что-то кажется мне,
что вы плохо себя чувствуете. «Надо же… Насчет коньяка я ошибся. Наверное, надарили столько, что бутылки уже не вмещаются в шкаф…»
Гарик понял, что притворяться и дальше, что он совсем не страдает от
похмелья – бесполезно. И разозлившись и на высокомерие Вайрашвили, и на
свою собственную несобранность, решился нарушить негласное правило
ведения деловых переговоров: вначале много и долго говорить о личном, и
только добившись практически родственной близости, небрежно упоминать о
своем интересе, заявив: «Евгений Даутович, давайте мы с вами перейдем
ближе к конкретике».
Коктейль из насмешки, иронии и презрения, которого Гарик успел
нахлебаться из взгляда заместителя министра сверх всякой меры, сменился
обжигающим, неразбавленным, не менее обидным для самолюбия, скепсисом.
- Ладно, к делу – так к делу… На будущий год запланирована некая сумма,
федеральные средства на развитие в наших холодных и дотационных широтах
молодежи, спорта и туризма…
- Всего сразу? – сострил Гарик, не удержавшись. И тут же укололся о холодный как айсберг, серьезный взгляд Вайрашвили.
- Да, именно, всего вместе и сразу. Идею как это все совместить, я уже
со своими специалистами продумал, и сверху она одобрение получила. Это
должен быть летний лагерь для тренировки и отдыха, для молодых
студентов-спортсменов. Такой, понимаешь, чтобы конкретно их в спорт
погрузить... Заезд на два месяца. И, да – лагерь должен быть на берегу
Черного моря, это чтобы туризм обеспечить. Кажется, все предельно
понятно и просто – с этим сможет справиться даже дебил.
«Дебила» Гарик дипломатично пропустил мимо ушей и не стал принимать на
свой счет, хотя трудно было не догадаться, сколько раз этот расовый жид
Мошковский со своим драгоценным кумом перемывали ему кости. Он слушал
внимательно и буквально задницей улавливал какой-то подвох, но пока не
понимал, где именно он кроется. В летние лагеря Гарик в детстве ни разу
не ездил. И представлял себе какой-то… бодро-патриотический, советский
Артек, или нечто в духе фильма «Добро пожаловать или посторонним вход
запрещен», вызывавшего отчего-то в детстве искренний хохот.
- Понятно, - Осипов осторожно кивнул, решив, что раз уж они оба в курсе,
зачем им сдался этот лагерь, то приседать и ходить вокруг да около
просто глупо. – Сумма достаточно велика?. . – решился он сразу же
озвучить главный вопрос этого месяца.
- Бюджет ты имеешь в виду? – оскорбленно протянул Евгений Даутович, с
таким лицом, будто Гарик задал ему вопрос о том, достаточного ли размера
его член. – Сколько бы ни было – цифра спущена сверху, и по нашему с
тобой желанию она не поменяется. Впрочем, - он пожал плечами и
оптимистично улыбнулся, сверкнув белоснежными керамическими зубами, - на
мой взгляд, очень щедро, сто миллионов российских федератских.
Мозг Гарика работал с интенсивностью первой советской вычислительной машины. «Значит, если отбросить 60, нет уже 65 миллионов, Мошковскому, ну и
сам Вайрашвили, наверное, себе не меньше пяти, если не всю десятку
оставит на мороженое и конфетки, то… Для того чтобы выстроить и
оборудовать молодежный (спортивный, мать его, что самое-то главное!)
лагерь – по хорошему, не хватит и двухсот! Тем более на Черном море, там
же земля стоит столько, что дешевле купить пару алмазных приисков в
южной Африке.
Что, вообще, за дурацкий загон насчет черноморского побережья, да еще накануне олимпиады?!»
- Евгений Даутович, зачем же такое пыжилово? – Гарик усмехнулся, сцепил
пальцы рук в замок и поставил-таки, не удержавшись, на них подбородок,
изо всех сил выдерживая небрежный доброжелательный тон. - На Черном
море, для бедных студентов? Почему бы не сделать им лыжную базу
где-нибудь в пригородных лесах? – предложил он рассудительно. – Это
дешево и патриотично. И пускай себе хоть всю зиму подряд улучшают там
здоровье и спортивную форму.
Взгляд Вайрашвили моментально потяжелел, а сам он шумно выдохнул, раздувая ноздри внушительного носа.
- Я повторю для тупых: идея уже одобрена, и это не обсуждается! –
рявкнул он в ответ, видимо забыв, что ни вымогателем дотаций, ни его
подчиненным, Гарик сейчас не является. И, кажется, он и сам это тут же
сообразил, потому что продолжил гораздо спокойнее и ровнее.
– Это во-первых… А во-вторых, было бы подозрительно затевать что-то
откровенно недорогое, учитывая выделенный бюджет. Борьбу с коррупцией
никто не отменял, и включает она, к сожалению, не одни только
программные заявления президента.
Евгений Даутович вздохнул еще раз и потер рукой заплывшую смуглую шею,
оттянув тесный воротничок светло-сиреневой рубашки. Не смотря на самое
начало рабочего дня и наличие кондиционера, отопление в здании областной
администрации в декабре шпарило, изображая из себя Ташкент, и ему уже
успело стать муторно и душно.
- Вертикаль власти доукрепляли до того, что стоит теперь лучше, чем у
меня под виагрой, – он осекся, и на секунду отвел взгляд, кашлянув.
Гарик послушно покивал с видом паиньки, ухмыляясь про себя. Пускай он
сейчас в полном дерьме, а не в дорогом костюме и собственном кабинете.
Зато он еще молод, и у него вагон сил и времени, чтобы добиться всего,
чего он захочет. Лагерь так лагерь. Где наша не пропадала? Впервые за
долгое время Гарик вновь ощутил прилив бодрости и трудового энтузиазма.
- Все ясно, Евгений Даутович, - Гарик с преувеличенным энтузиазмом
хлопнул в ладоши и потер друг о друга ладони. – Я все запомнил: Черное
море, заезд на два месяца, тренировки, природа, культурная программа,
горный воздух и прочая оздоровительная ерунда. С чего начинать? – Он
вытащил небольшую, очень пристойного вида записную книжку в обложке из
белой кожи, подаренную Настей на последний день работника лесной
отрасли.
- Со сметы затрат и бизнес-плана, - ответил Вайрашвили. - Покупка
здания, строительство, ремонт – все, что хочешь, рисуй в документах, но
чтоб с окончательной суммой в тендере до копейки сходилось. А потом уж
как-нибудь, да выкрутишься. На оставшиеся деньги организуй что попроще…
На материалах сэкономь. Все-таки обычные студентики едут, не дети
министров, - заметил он. - Им похеру будет – лишь бы позагорать. Ну, не
мне тебя экономить учить… Лето продержишься, а там, в конце августа –
комиссия проверяющих, пару взяток – и прикроют тихонечко, без
разбирательств и газетных статей. И деньги получишь, и от мороки с
лагерем избавишься. А восстанавливать то, что ты там наворотишь, будет
уже какой-нибудь ставленник-управленец.
Гарик старательно делал пометки, машинально отмечая про себя, что с
железной дорогой насчет дополнительного вагона придется договариваться
заранее, так как такая куча билетов в разгар сезона это весьма
геморройно.
- Главное, - Вайрашвили с важностью поднял вверх указательный палец, -
чтоб обошлось без ненужных эксцессов! Чтоб никто там у тебя не
отравился, и в море не утонул, тьфу-тьфу, не дай бог, - он трижды
пристукнул костяшками по краю столешницы, - а то никогда не развяжешься с
этим дерьмом.
Гарик выгнул бровь и округлил глаза, но повторять этот жест, разумеется,
не собирался. Суеверием он не страдал, несмотря на натянутые отношения
со своей злодейкой-судьбой.
- Думаю, для первого и единственного заезда тебе ста человек хватит за
глаза и за уши. Дорогу оплатишь, поедут платцкартом разумеется, -
задумчиво перечислял Вайрашвили, вертя в руках один из миниатюрных
амбаров. - Насчет набора желающих, даже не переживай. Это не твоя
проблема - списки я составлю сам, передам их в начале июня, - продолжал
Вайрашвили. – Тем более, что с ректором технического мы этот вопрос уже
давно обсосали.
- А почему технического? – на автомате выпалил Гарик, тут же соображая,
что ответ на этот вопрос ему уже ненавязчиво дали, когда заявили, что
списки – это не его проблема. Скорее всего, какие-нибудь давние делишки
между Вайрашвили и ректором. Однако из чистого любопытства продолжал
прикидываться наивной ромашкой. – Вы же сами сказали, что это программа
для молодых спортсменов, я думал это будут студенты спортфака
педагогического?
- Послушай-ка меня, Игорь Александрович, – Вайрашвили глянул на него,
поморщившись с такой досадой, что Гарик убедился, в том, что угадал, – в
ПГУ на младших курсах спортивного факультета обучается совсем не так
много человек. Так что, волей-неволей придется добирать из других
университетов. Приобщать сутулых отличников-технарей к здоровому образу
жизни, и так далее... Да и что ты вообще беспокоишься, тебе, не все ли
равно, кого ты туда повезешь? Главное, подготовь нужное количество мест,
а там - все эти лоботрясы одинаковые.
Гарик кристально четко осознавал, что отсутствием элементарных
представлений об организации детских лагерей и катастрофической
недостаточностью денег на это его проблемы не ограничатся. Проблем будет
столько, что даже ненавистные лесные дебри покажутся ему культурнейшим
японским садом камней. Он спрятал ручку в футляр, застегнул записную
книжку на молнию и убрал ее в дипломат.
- Ну, в общем, так, - резюмировал Вайрашвили, недвусмысленно указывая
Гарику взглядом в сторону выхода из кабинета, - Через неделю - но лучше
раньше! – я жду от тебя бумаги. Потому, что заседание у нас уже на
носу, мне надо будет успеть подложить подставные заявки. Не вздумай
халтурить - проверю каждую запятую. Все понял? Ну давай, Игорь
Александрович, - ему опять удалось протянуть имя Гарика с такой
неисчерпаемой иронией в голосе, что того передернуло, - удачи тебе.
В отличие от Мошковского, пожимая Гарику руку, этот павлин даже не подумал подняться из-за стола. «Ладно», - успокаивал Осипов себя, уже хлопнув дверью любимого
«Ленд крузера» и автоматически выворачивая заслонку печки на максимум,
хотя замерзнуть он не успел. – «Лагерь?. . Будет вам спортивный лагерь. Настоящему администратору профиль бизнеса не так уж и важен. Вот только…
Хотел бы я посмотреть, на что похож будет лагерь, на котором сэкономили целых шестьдесят миллионов?. . »
1 - "Хускварна-236" - небольшая, очень удобная и легкая бензопила.
2 - примерно представить себе можно - http://lifeonphoto. com/2012/03/muzej-derevyannogo-zodchestva-malye-korely/
1111 Прочтений • [Абхазская бессонница. Глава 2] [10.05.2012] [Комментариев: 0]
Vova
