Как домой добрался, в упор не помню. Сел за руль. Брякнул своему секретарю Никитке. Сказал, чтоб он валил на вечер. В офис не вернусь: на переговоры поеду. Никитка в благодарность мне тут же просемафорил, что, мол, папашка мой по делам свалил в загранку. До конца недели не будет. Еле сдержался, чтобы в трубку уже не заржать. Прелестно, блять, прелестно. Как все-то одно к одному складывается. К тому чтобы бы нажраться капитально. Значит, завтра утром не надо будет в офисе в черных очках рассекать, скрывая последствия еще предстоящего загула. Можно не ходить в него до конца недели. Если б не воля папахен — ноги бы моей вообще в офисе не было. Не мое это — клиентам широко улыбаться, а про себя думать, как же ты меня заебал, мудак с деньгами. Ты ж, сука, специально выеживаешься, пока я тебе жопу за деньги лижу. Вот только не смейтесь. Я это только вам говорю — я вообще в детстве хотел стать продавцом мороженого. Но папашка у нас еще по моему малолетству за всех все решил и все выбрал: кем я на его фирму пахать буду, с кем мне трахаться и с кем потом детей крестить. Может, если бы он не вел себя так — не было бы и Макса в моей жизни. Не понесло бы меня на противостояние. Хотя, кто знает. Макс, Макс, Макс...Как будто в памяти куски подтерли, когда домой возвращался. И только ярость такая белая все заливает, и внутри противненько и мелко все так дрожит, обрываясь. Причем навсегда рвется. У вас тоже так было, сами проходили — всегда знаешь, когда в отношениях та самая точка ставится. Вот и поставил Макс ее сегодня, сука. Теперь я разве что трахнуть хочу его в отместку, но любить больше ...не могу больше я его любить после такого. В душу он мне насрал. Жестом этим интимным, когда Дэна за руку взял, специально так, чтоб кольца совпадали. Помню еще, как по тормозам вдарил, когда бомжонка какого-то чуть не сбил. Засаленные шмотки, дредды, наушники. Я, что, виноват, что он сам на дорогу передо мной вылетел? Долбанул по тормозам, зато, вроде, в себя пришел. Страшно стало, ведь мог же насмерть. Хотя... Тоже, наверное, страх — эгоистичненький, грязненький и короткий. Не что я могу его убить. У меня вообще предвзятое отношение к подобным созданиям. Испугался только проблем. Вышел из тачки, поднял его рывком за плечо с асфальта- он от страха наземь рухнул. Пареньку лет 19 от силы, и глаза мутные.
— Ну, ты, дебил, смотри, куда прешь... — прорычал на него.
— Ты в порядке? Как тебя зовут? — Да. Я Вик. От Виктора. Вроде и не пьяный он был, но вел себя, как последний обдолбыш: — Иди в жопу, Виктор, — убедился, что с бомжонком все в порядке, вернулся в тачку. Ярость еще больше накатила. Заклокотала кровью, забилась в ушах, открыв окно, я обложил его таким матом, что он аж затрясся, прислушиваясь. Наверное, я не его костерил. Макса, этого сладкожопого смазливого «женишка», себя, за наивность, папашку за привычку решать все и за всех...Потом он уковылял, а я снова вдарил по газам. В кармане затренькала сотка, и я, придерживая руль коленом, достал ее, посмотрел на дисплей. Звонил Ким. Друган мой по кабакам и танцулькам. Я, таких как он, про себя «принцессами» зову. Чтобы не обижать. По нормальному, их «пидовками» кличут. Это когда парень о себе в женском роде изъясняется и тряпки не прочь женские надеть. Я-то его не за это ценю или порицаю, а за то, что у него что-то типа души есть. Просыпается иногда. Но сегодня не тот случай. Заколеб. Опять какая-нибудь фигня типа: «дорогой, как ты насчет спешал-пати-на-кровати». Или прознали уже про Макса. Мне их жалость нахуй сдалась. Но скорее — очередные жрально-блядовательные развлекушки. Не хочу ничего и никого видеть. Сорвусь ведь. Да и не поймет никто, если я вдруг сменю привычный стиль общения. Да сколько можно названивать? Раздраженно подцепляю ногтем крышечку, сковыриваю батарею, бросаю в бардачок. Не поймут ведь, пока не пошлешь. Несусь, взвизгивая шинами на светофорах, паркуюсь около дома. Наверное, даже тот бокал вина кое-что дал. Горячо внутри. Не от слез ведь?А что? Такое событие — я-больше-сука-не-люблю-тебя-Макс- и отметить нужно. Нет, здесь вискарь не попрет, только мартини. Внутри все вновь переворачивается от желания нажраться пожестче. Чтоб потом все, на хрен, от физической боли вынесло и чтоб блевать дальше, чем видеть. Не хочу о Максе думать — и почему думаю только о нем. И что ж он себе муженька-то с таким ебланским именем нашел? Солнышек должны звать слащавее и гаже. Проталкиваю в себя обжигающую жидкость и ржу на всю комнату, швыряя фужер об пол стакан. В мозгах, бля, гениальная идея: нанять киллера, к тому, что послезавтра у нас переговоры с участием братца. Вот и поговорим нормально. От мартини ведет наконец-то. Меня смаривает, прямо не раздеваясь, валюсь в койку, засыпаю, просыпаюсь, пью дальше прямо из горла. Снова проваливаюсь — теперь уже до вечера. Перед глазами все качается, делаю снова глоток виски, закуриваю сигарету. И на глаза — случайно журналишка такой мужской. «Плей гей». А на обложке статья. «Мужской стриптиз — как искусство». И сама собой музыка в ушах, под которую тот стриптизер в клубе пилон приходовал, в глазах пелена. А в голове такие картинки встают из клубного клозета, что аж соски твердеют сами. И глаза еще его вспоминаю. Зеленые такие. Это, чего, сука, признаки влюбленности?А хоть бы ее. А че? Я теперь свободный во всех смыслах. Сгонять что ли в клуб? Да говна вопрос. Сейчас только электронку проверю. Психую, врубаю комп. Если сейчас не будет знака свыше — не поеду никуда. Блять, а ведь если рвану туда — я ж его снова трахну, я буду не я. Вот он заветный наш Яндекс. Письмецо, слов нет, адрес леватурный до предела, но зато вложен файлик музыкальный. Запускаю. Музыка. Та самая, которая в ушах пульсом возбуждения стучит, та самая, под которую я майку этого Стриптизера ловил. Завожусь так, что сердце херачит по гортани. Вслух доброжелательно желаю каждому предмету в доме пойти нахуй и лечу под ледяной душ. Одеваюсь быстро, но со вкусом, подбираю к фирменным джинсам ремень. То ли прячусь от самого себя за простыми физическими действиями, то ли сказывается пожизненная привычка — чем хуже, тем лучше. Возбуждение и боль — не повод плохо выглядеть, так ведь?Часы за 15 штук от Diesel premium чуть не леплю на правую, совсем уже крышей еду, видать, от перегрева. Застегиваю ремешок DKNY на талии и направляю воротник рубашки в стоячку. На голове привычно сооружаю нарочито небрежный шухер. Старичок Davidoff в затылок, подмышки и в пах, и я уже готов. Быстро сую в карман ключи, телефон и слетаю вниз, к тачке. Вдавливаю педаль газа до упора, буксуя на гравии элит-парковки, сжимаю зубы, экстренно вспоминаю, что за клуб мы тогда нашли. Время — под обрез.
Vova
