Честно говоря, я никогда не думал о том, максималист я или нет. Однако с появлением Италии и Японии в моей жизни я стал задумываться - а не много ли я требую от людей? Италия совсем не справлялась с моими заданиями. Она действительно старалась, но каждый раз не могла выполнить и половины намеченного.
Думая об этом, я ходил по дому. У одной двери я остановился, потому что услышал голос Аличе и голос Японии. Италия, кажется, жаловалась, по крайней мере, судя по интонации.
- Япония, почему Дойцу так не любит меня? - приглушенно спросила Италия.
- С чего вы взяли, Италия-сан? - как всегда сдержанно и вежливо спросил он. Я так и замер, подслушивая точно русский шпион и сжимая кулаки. Почему она так считает? Ведь это совсем не так...
...Италия, фея из ящика с помидорами, мне понравилась сразу, однако я не показывал этого, потому что никому не показывал эмоций: такая выработалась привычка благодаря всем моим боссам, которые желали, чтобы их страна была бесстрастной. Я обязан был подчиняться, поэтому и стал "тупой картошкой с мускулами". Теперь я даже соглашусь с Романо.
Нагружая ее делами, я винил себя, когда потом видел ее усталой, но в итоге ругал ее, хотя она была ни в чем не виновата. А когда она приходила спать ко мне из-за того, что боялась темноты, я строго отчитывал ее, хотя это было лишь привычкой. Мне было так приятно, когда я слышал ее "Дойцу!" - сердце замирало на некоторое время, а я делал в это время строгий вид, лишь бы не открыть своих чувств.
Нет, всё, хватит! Я решительно постучал в дверь, и холодный голос Кику сказал:
- Входите.
Я приоткрыл дверь. Италия сидела на кровати, ее глаза, нос и щеки покраснели - явно плакала, - но я сделал вид, что не заметил.
- Италия, - говорю это строго, но не слишком. - Мне нужно с тобой поговорить. Зайди в мой кабинет.
Она послушно поднялась, а я пошел в нужную сторону. Аличе шла за мной, редко шмыгая носом. Остановившись перед кабинетом, я открыл дверь и впустил ее первой. Потом вошел сам и закрыл за собой дверь. Италия испуганно смотрела на меня: видимо, думала, опять ругаться буду. Я усадил ее в кресло, строго посмотрел на нее...
А потом я рухнул перед ней на колени, схватив ее руки. Она испуганно пискнула и посмотрела на меня.
- Дойцу?
- Италия... сможешь ли ты простить меня?
- Но... за что я должна простить? - удивилась она; я точно знал - это не наигранно, Италия никогда не врала.
- За то, что я вел себя с тобой совсем незаслуженно. На самом деле я...
Я умолк. Слова крутились на языке, но произнести я не мог. Италия вдруг оказалась совсем близко ко мне и прошептала:
- Che cos'e?. .
Я не понимал итальянского. Не понимал. Поэтому спросил, от волнения перейдя на родной язык:
- W-was?
- Что такое, Дойцу?. . - дыхание Аличе обожгло мое щеку. - Что ты хочешь сказать? - щеки коснулись тонкие пальчики, проводя по ней. Непривычно было видеть ее такой. Я должен... Я знаю, она поймет.
- Ich liebe dich, Aliche... - выдохнул я.
Италия улыбнулась, а потом моих губ коснулись ее губы - мягкие и невообразимо приятные на вкус. Я замер, а она отстранилась, поднялась с колен и, смеясь, сказала:
- Ti amo, Ludwig!
После она выбежала из кабинета, а я замер в недоумении. И что она только что сказала?
- Италия! - закричал я, но до меня донесся лишь ее смех. Назначу ей дополнительные тренировки! Но сначала найду словарь...
Vova
