Солярис: "Солярис": не собрать нам головоломку

Рождённый ползать / Суета вокруг дивана.

Сам факт «голливудской постановки», сиречь ремейка «Соляриса» породил первую волну мистификаций и встречного недоумённого пожимания плечами. Ещё только было объявлено о начале съёмок, а журналистская братия по обе стороны океана уже на все лады заголосила: да как можно, грязными руками да за святое?! Причём первую скрипку тут играли отнюдь не европейцы. Американская кинокритика (видимо, зная, о чём говорит) принялась прилюдно чесать в затылке. Стивен Содерберг, уже сто раз мытый-катаный за свои «Двенадцать друзей Оушена», получал второй срок. Белой нитью сквозь разворачивающуюся дискуссию проходила мысль, что этот «отличник голливудской школы» сейчас пойдёт налево-направо замазывать сумрачную картину предшественника аляповатыми красками космического боевика. Производящая компания «Лайтсторм», озвученный список продюсеров Джеймс Кэмерон, Джон Ландау — только усиливали впечатление.

Содерберг в ответ держался вполне достойно, отвечал сдержано: я, мол, понимаю меру ответственности, я внимательно просмотрел фильм и прочитал книгу. И вообще, фильм будет основан даже не на романе Лема, а на тексте сценария Тарковского. И вообще, подождите, как увидите — ахнете.

Читая всё это, я лично радовался, что фильм будет снимать не Лукас. Его талант издеваться над зрителем, при этом срубая огромные деньги, тут бы, несомненно, привёл бы именно к тому результату, которого боялись критики.

Как я уже говорил, впрягаясь в эту телегу, нужно обладать смелостью, граничащей с наглостью. К тому же обладать размахом. Вон, кроме Лукаса таковыми качествами обладают разве что Спилберг и Кэмерон. И поскольку второй в результате выступил в роли продюсера, то нам остаётся только пытаться понять, так ли уж плох Содерберг, каким его малюют. Да, возможно Спилбергу удалось бы показать что-то качественно иное в подобном фильме. Но от обвинений в «голливудизме» его тоже не избавить. В конце концов, городок под Лос-Анжелесом — это, как ни крути, мировая столица коммерческого кинематографа. Да, фильм скорее всего будет обладать всеми признаками коммерции, но всегда ли это — суть всех зол? Вовсе нет.

Разбирая Лема / Головоломка по Содербергу.

Содерберг выступил в фильме не только в роли режиссёра, но также в роли оператора и монтажёра. Это вообще очень его в стиле, снимать не фильм целиком, а как бы собирать его из такого набора идеально ограненных кубиков, ловко ложащихся друг на друга. Временами это даже сбивает почтеннейшую публику с толку — те же критики пытаются выстроить у себя в голове цельную картину, образ фильма целиком, и предполагая, что именно это и хотел показать режиссёр. Выводы получаются не всегда лицеприятными, что вызывает раздражение в отзывах. Не будем повторять чужих ошибок, Содербергу не быть шахматистом, он не просчитывает на десять ходов вперёд — пусть это будет сказано в пику тем, кто спешит сравнивать его с Кубриком. Что не плохо и не хорошо, просто так есть.

Собственно даже в этих непонятных плутаниях — Лем, Тарковский, Содерберг, политкорректность, Голливуд, ужасное клеймо «блокбастера», сборы, бюджет, искусство — есть что-то глубоко содербергское. Кадр за кадром, рассматривая предлагаемые ко вниманию весёлые солярианские картинки, я ловил себя на смешанных чувствах. Вот визуальный ряд — то он словно изъят из «Чужих», то будто полностью скопирован с Тарковского, а то — и правда — не похож ни на что известное народу. Или саундтрек Клиффа Мартинеса: временами заставляющий ждать от следующего кадра развернутого психоделического бреда, а временами — просто кровавой бани. Постоянные нарочитые переключения стилистик кому-то покажутся насилием над зрителем, но к этому можно привыкнуть. Легко, без изысков скользя в своеобразном танце, перед зрителем действительно предстанет достаточно гладкое и выверенное на аптечных весах кино. Все попытки противостоять роли пассивного зрителя заставляют натыкаться на содерберговские задники, кулисы, рёбра жёсткости.

Заключена ли в этой особенности этого «Соляриса» добрая толика его великих предшественников? Возможно. Отсюда ли следуют все и всяческие споры вокруг картины? Бесспорно. Был ли у режиссёра способ обойтись без подобных изысков? Как мне кажется, Лем и Тарковский — слишком сложный бэкграунд для вольного, внутренне непротиворечивого творчества.

Фантастика без фантастики / Живём, как можем.

Первое, что сделал Содерберг, увидев сценарий, он громогласно отмежевался от фантастики как инструмента. «Никогда не горел желанием снять фильм о том, что станет с наукой и техникой через несколько десятилетий», сказал он в одном интервью. И сделал, как сказал. Когда Тарковский почти растворил науку соляристику в собственных мистических исканиях, Содерберг её просто вычеркнул. Где у Лема — неподдающиеся осознанию тайны большого космоса, на экране звучит однотонная мелодия эскапистского одиночества человеческого сознания, и кружат почти в кубриковском механическом вальсе космические аппараты. Если техники Тарковского создали непостижимость Океана в обыкновенном тазу, то Содерберг переименовал его в Хикс — красивое, но бессмысленное зрелище за иллюминатором станции «Прометей».

На этом основана забавная легенда, почему, мол, американская гильдия кинокритиков «не приняла» Содерберга: как так — фантастика без стрельбы и долбисурруандных взрывов в космосе?! Этот анекдот, как оказалось, придумали европейские кинокритики, в последнее время не брезгующие любым поводом заявить о своей «независимости». На деле основные претензии к фильму со стороны профессионального сообщества сводятся к недостаточному следованию каноническим произведениям.

В каковом факте, правда, есть и действительная вина Содерберга. Путаясь в показаниях, он даёт интервью, где сначала заявляет об опоре на сценарий Тарковского, потом говорит, что лишь познакомился с фильмом, а основу для его сценария всё-таки составляет текст Лема. В результате получилось нечто своё, история любви в специфичном, почти кубриковском театре жизни. Тут лица актёров показаны крупно, эмоции размашисты и порой кажутся чересчур нарочитыми, сам же сюжет — где-то вдали, несфокусированным фоном Содерберга-оператора.

Именно такой мистификации режиссёру не могли простить. Что можно Эдриэну Лайну с его «Лолитой», то ещё не заслужил Содерберг. «Ботанику» от кинематографа попеняли на излишне жёсткую авторскую (я настаиваю, этот фильм получился именно авторским) полемику с гениями-предшественниками. Если он переживёт этот кризис, то может впоследствии остаться в истории величиной, весьма и весьма значительной. Пока же... каждый решает, прощать ли старине Стиву такую вольность или же уйти с сеанса, как сделали многие во время каннского показа «Соляриса».

Зеркало / Актёр моей души.

Очередной пощёчиной общественным ожиданиям оказался, как ни странно, подбор актёрского состава. Джордж Клуни в роли психоаналитика («Doc, I've got stress», sic!) Криса Кельвина и Наташа Макэлоун в роли его жены Реи (у Лема и Тарковского — Хари) могли изобразить по воле режиссёра всё, что угодно: от кича до именно что глянцевой мелодрамы. Опыт у обоих имеется. Остальные актёры не слишком известны широкой публике, так что впечатление от первых двух фамилий они изменить не могут. Его меняет Содерберг.

Герои повествования, своими снами и воспоминаниями выведенные в ещё больших деталях, чем это было сделано Лемом и Тарковским, словно не желают балансировать в пределах ожиданий зрителя. Клуни-Кельвин похож на Бониониса, он хорошо небрит и полон рефлексии, но он позволяет себе порой до истерики бояться происходящего. Бояться искренне, почти животным страхом. Но вместе с тем он остаётся психоаналитиком, когда расспрашивает остальных о том, как они воспринимают происходящее на станции — холодным и отстранённым, тенью за краем экрана. Его покончившая с собой несколько лет назад жена — не выглядит писанной красавицей, у неё изломанные черты лица, странная, почти отталкивающая улыбка. В воспоминаниях Криса она витает где-то недалеко, но до неё не достучаться. В реальности космической станции Рея — физически похожая на Наталию Бондарчук — вовсе не походит на героиню фильма Тарковского. Она — именно тень ожившего по сценарию воспоминания Криса. Она рассуждает о суицидальности своего давно ушедшего в мир иной прототипа, она проговаривает вслух рассуждения о Втором Шансе, и вообще почти заменяет собой голос режиссёра. Любовь их тоже не такая, как в книге. Она физиологичнее и, вместе с тем, почти схематична в своей детализированности. От Тарковского история Криса и Хари такого энтомологического внимания не дождалась.

Вообще, в вопросе работы с актёрами Содерберг-оператор, как мне кажется, победил режиссёра. Актёры играют роль скульптур в античном театре: они встают в позы, удачно обрисовывают игру мышц, они кажутся нескладными, когда нужно, и наоборот, временами проявляют недюжинную пластику. Этот эффект тоже царапает глаз излишне привыкшего к стандартам современного кино зрителя. Похожий на студента-наркомана Джереми Дэвис, играющий доктора Сноу (в оригинале это Снаут, и он там вовсе не такой) просто физиологически неприятен: он вездесущ, порывист, его жилистые руки просто приковывают взгляд. Негритянка, подменившая Сарториуса, царит в кадре вовсе не хуже Сноу, но её танец тоньше, тут пресловутая дань политкорректности становится своей обратной стороной — рупор современной американской риторики исходит бессмысленным эхом и в результате абсолютно перестаёт влиять на сюжет — кто ходил на фильм, не даст соврать, в результате Гордон делает то и исключительно то, что от неё ожидают другие, более самостоятельные персонажи. («Gordon remains Gordon!»)

Доктор же Гибарян (точнее, по сюжету: его призрак, его тело в морге и его же тень во сне Криса) и вовсе представляет из себя скульптурную группу «Спящий Демон». Чуждый человеческому разуму Хикс у Содерберга слишком интересуется делами людей, чтобы подобно Океану Тарковского мерно катиться за иллюминаторами. Он разговаривает, обличает и строит хитрые психологические ловушки. Олицетворяет же, вернее — овеществляет его Гибарян: тоже вовсе не такой, как у Лема и Тарковского.

Сумеречная зона / Двадцать пятый кадр.

Завершает картину наплевательства на каноны собственно финал, о котором я ничего не скажу, ибо боюсь слишком разойтись во мнении с читателем (к картине вообще — слишком неоднозначное отношение), но кроме финала я хотел бы остановить ваше внимание на общем антураже. Дизайн станции (о, это именно дизайн — с любовью и тщанием прорисованный), протуберанцы Хикса за иллюминаторами, музыка, монтажные решения, нарезка сцен — не раз меняют общее настроение фильма прямо по ходу действия. То это гудящая ловушка внутренностей подводной лодки, то — компьютеризованная лаборатория, на многочисленных мониторах которой с навязчивой методичностью крутятся три скринсейвера... Сохраняя общую камерность повествования, не забывая делать намёки, свойственные герметическим детективам, Содерберг с ловкостью иллюзиониста сбивает зрителя с толку, оставляя ощущение незаконченной головоломки.

Сын Гибаряна, мёртвый Сноу, едва сдерживающаяся на грани истерики чернокожая доктор Гордон — мельтешат, уводят от основной мысли фильма. Несмотря на старания продюсеров, Содерберг, как мне кажется, не оставляет пресловутого «второго шанса» нам, зрителям. Ладно, ваш покорный слуга — человек стоического характера, но вот одна моя хорошая знакомая после сеанса накинулась на фильм изо всех сил, обвиняя режиссёра и актёров во всех смертных грехах, начиная с тривиальной халтуры.

Я её понимаю. Содерберг явно рассчитывал пригласить зрителя собрать головоломку самостоятельно, без помощи режиссёра. В какой-то мере это удалось, но лишь в какой-то мере. Вам никогда в детстве не приходилось собирать головоломки? Помните это горькое чувство, когда после долгих трудов не хватало давно потерявшейся последней детали? «Солярис» Содерберга оставляет такое чувство. Плохо ли это? Вовсе нет. Хорошо ли это? Смотря для чего.

Тем же, кто собирается просто и незамысловато провести с удовольствием два часа в тёмном зале — фильм непременно должен понравиться.

PS: Cмотрел фильм без перевода, о достоинствах и недостатках прокатного дубляжа предлагается высказаться самим зрителям.