«Запятнанная репутация» — фильм по роману лауреата Пулитцеровской премии Филипа Рота, написанному в 1998 году, во времена скандала Клинтон-Моника. Видимо, как все экранизации, когда перипетии сюжета известны зрителям до просмотра, фильм даже не пытается играть в детектив — идея его заранее раскрыта в постерах: Колман Силк, профессор американского колледжа, снят с должности по обвинению в расизме. Не выдержав удара, умирает его жена, рушится его прошлая жизнь. Знакомство с Фонией, последней любовью Колмана, молодой женщиной с собственной трагической судьбой, постепенно являет зрителю подробности запутанного прошлого персонажа Энтони Хопкинса — белокожего отпрыска афроамериканцев, скрывавшего свое «цветное» происхождение даже от собственной жены.
Восприняв то, что лежит таким образом на поверхности, зритель действительно увидит психологическую драму, добротно снятую по классическим законам жанра — у каждого персонажа есть своя трагедия и своя вина, сложные проявления и последствия которых они переживают в течение фильма. Колман, с его недавним жизненным крахом, и давним предательством собственной семьи, Фония со своей бродячей судьбой, погибшими детьми и преследующим ее душевнобольным мужем, приятель Колмана писатель Цукерман, человек-неудачник, убежавший от мира на тихий заброшенный остров — всё в строгом соответствии: немалое количество сюжетных линий, каждая из которых раскрывается в хитросплетениях остальных, и каждая то и дело перетягивает на себя чашу весов. Персонажи спорят друг с другом за сердце зрителя, кто из них сможет убедить его в собственной неподсудности и безысходности.
Психологическая драма требует для своего воплощения немало сил, тут уж актёры должны жить своими ролями, и звёздность состава «Запятнанной репутации» — хороший задел для сильного кино. Николь Кидман за последнее время не раз доказывала умение играть барышень со сложным внутренним миром и лихорадочным румянцем на щеках; Энтони Хопкинс, признанный мастер тонкого психологизма, как всегда блестящ, хотя в этом фильме режиссёру явно не хватило смелости раскрыть его талант в должной мере — мы-то знаем на что он способен. Впрочем, скорее всего, фильм и не ставил перед собой задачи излишне повышать глубину и напряжение драмы актерской игрой — акцент отчетливо сделан на идею, на авторское послание, на информационный подтекст — фильм получился в первую очередь сценарный, не режиссерский и не операторский. Герои произносят диалоги с лёгким налётом театральности, как бы красуясь — мы можем и не так, но сегодня сделаем вам чуть суховато, патриархально. Потому что мысль.
«Запятнанная репутация» — не развлекательное зрелище, но достойные элементы самоценной красоты в нем присутствуют — приятно и тонко сделана стилизация под 30е годы: главный писк — эротический танец под эстрадные песни на виниле — в женском белье того времени, которое невыразимо тонко отражает целую эпоху — эстетика и нравы, и тайные мечты — всё в нем одном. За эту эстетику фильму большое спасибо.
Кое-где, правда, с необходимой визуальной атрибутикой переборщили, не без этого. Например, мелькнувшая однажды в кадре кисть руки Фонии с нарочито грязными ногтями во время романтического свидания оставляет в недоумении — опустившуюся неряху Кидман не играла, а почему у уборщицы всегда должны быть грязные ногти — сие представление остается на совести авторов.
Но вернемся от частных особенностей к сути. Обобщая рассказ о фильме как о психологической драме, можно сказать, что фильм у господина режиссёра вышел — этаким приемом у психотерапевта, где зритель — врач, задающий вопросы, а персонажи — пациенты, подробно и последовательно на эти вопросы отвечающие. Перед глазами зрителя раскручивается психологическая подоплека поступков героев и открываются их души. Фильм обращен к аудитории, отдан ей для её собственного анализа, почти без попытки совершить осмысленное усилие по привлечению зрителя к этой игре. Если надо, сам заинтересуется. Нелишним тут будет вспомнить триеровский «Догвилль», как пример противоположного обращения со зрителем — где за него всё заранее решили и провели психологический эксперимент над зрителем, а не для него, а циничный психотерапевт при этом ещё до начала сеанса скрылся по ту сторону камеры, не давая и секунды на отдых — отцепиться, вздохнуть свободно. И если Триер в подобной игре — мастер, то Роберту Бентону пойти до конца всё-таки что-то мешает.
Что же касается смыслового уровня номер два, того самого подтекста, ради которого всё и было задумано — существует как минимум одна последовательно читаемая интерпретация. Всё, происходящее в фильме — это некое отражение Америки от современности и на несколько поколений в прошлое. Америка, запутавшаяся в политкорректности; Америка, обвиняющая в расизме тех, кто еще вчера был его жертвой; Америка, преследуемая кошмаром воспоминаний о Вьетнаме; Америка, напоминающая себе, что еще недавно некоторые слова имели совсем другое значение.
О том, что фильм — не просто человеческая драма, а драма с намеком на эпичность, говорит символичность персонажей, наглядные примеры классических противоречий современного американского общества: человек, побывавший во Вьетнаме — вчерашний патриот и герой, сегодняшний изгой, с повредившейся психикой, ищущий уединения («не поступай так со мной!»); семья чернокожих с классической гордостью за свою расу и неприятием со стороны белых («люблю, но не могу»); и даже классовые различия («ты можешь спать с этой женщиной, но не можешь позвать ее в модный ресторан»). В эту же канву ложится постоянно упоминаемый в разговорах персонажей конфликт между прошлым и настоящим («наше поколение...»).
Развитие этой темы — благодарное поле деятельности для любителей толкований и интерпретаций повествования, разворачивающегося перед нами на экране — понять в чем история Колмана Силка, человека с сомнительным прошлым, запутавшегося в собственной судьбе. Фильм-притча о том, как далеко можно зайти в попытке убежать от своего прошлого.
Vova
