Что плохо в фильмах типа «основано на реальных событиях», так это глобальный тот спойлер, который из себя представляет рекламная компания такого фильма. Что вы хотите, если, отправляясь на сеанс или усаживаясь перед телеэкраном, мы тащим с собой словеса, словеса, словеса. У нас уже все уши забиты этой самой историей про проститутку, которая поубивала огромную кучу мужиков в основном за то, что они показались ей виновными в её собственной судьбе. Мы уже знаем, что актрисе — исполнительнице главной роли надавали железяк самой высокой пробы, что она ради этого фильма формально изуродовала себя перед камерой, и теперь будет полгода посещать массажные салоны и психотерапевта. Толку теперь смотреть кино, если нам заранее всё рассказали?
Толк есть, заканчиваю изгаляться. Потому что все эти общие соображения, они несколько надуманны, кинематограф уже давно — искусство деталей. Фильмы же с известной заранее канвою сюжета и уж точно с заведомо известным финалом — видимо, в первую очередь говорят совсем не о том, о чём сюжет. Так о чём же? Что такого сказала вовсе не матёрая и покуда не слишком заслуженная женщина-режиссёр, что её героиня нашла понимание в злой на слово и безжалостной кинематографической братии.
В этом отношении фильмы условно можно разделить на четыре категории: на те, потаённый смысл которых кристально ясен и потому никому не интересен; на фильмы, философия которых так скрыта в нагромождении политкорректности и/или вычурной художественности, что зрителю буквально нет желания в них копаться; на фильмы, которые сумрачны и темны, но наполнены таким ядовитым соком, что ты испытываешь буквально болезненный интерес к версиям и интерпретациям; и, наконец, на фильмы, которые прозрачны, как слеза, почти нарочито упрощены, но благодаря какому-то странному обстоятельству вызывают желание разгадать, если нужно, придумать самому себе, что же такого в этом фильме есть. К последнему типу можно отнести, например, звягинцевское «Возвращение», к последнему типу я отношу и фильм «Монстр».
Действительно, история порабощения человека больным монстром представлена нам с экрана плоской, схематичной, как эти никак не кончающиеся патроны в револьвере, как этот седовласый мужчина в баре, который всё хочет спасти Айлин Вуорнос от неё самой, хотя думает, что спасает её от других. И эта любовь проститутки и юной лесбиянки Селби, увы и ах, жизненностью и многогранностью символизма не блещет. Что заставляет в этой истории совращения и разложения уже давно погибшего существа искать потаённые смыслы, все эти дискурсы и симулякры?
Камера Стивена Бернстайна нарочито сдержанна, почти скованна, залеплена раз и навсегда на потрясающем в своей ужасной красоте макияже Тони Джи.
В фильме почти отсутствует звук, хотя он есть. Но попробуйте вы вспомнить хоть что-нибудь? Мимика актёров, диалоги, все эти трассы и машины… А что запоминается?
Барные стойки, престарелые байкеры, площадка для катания на роликах, этот бесконечный, цепляющийся за глаза чемодан. Стандартная до тавтологии сцена умывания в общественном туалете, рыжая роба смертницы, и та сцена, где юная и ранимая Селби отправляет Айлин убить ещё одного ни в чём не повинного человека. И та мысль о городе-монстре, который не спит, который смотрит тысячью огней.
О, вот тут остановимся. Хороший источник для мыслей, не находите? Целое поле для интерпретаций и рассуждений, прямо слышу комментарии коллег. Правда, монстр — это город, общество, оно виновато, что порождает таких Айлин себе на горе, не выпуская свою жертву и своего палача из этого круга ада? Или монстр — сама Айлин, которая решает сначала, что имеет право убивать, а потом решает, что её недооценили, что её потенциал не виден этому скудоумному стаду клерков, и потому она снова может убивать?
Город пользуется ею за гроши, а потом она пользуется его жителями — бездарно, за гроши, убивая. А может, сама Айлин — это лишь символ? Перед американским обществом давно поставлена дилемма — нищие страны Востока, которые посягнули на жизни американцев, воплощение бездарно, изо дня в день прожигаемых человеческих ресурсов, возможно, тысячи гениев трудятся за гроши где-то там, не имея даже возможности выучиться, занять достойное место в этом мире.
Хотела ли госпожа режиссёр сказать нечто подобное? Что символизировал тот старик в баре? А человек, который хотел помочь Айрин, но которого она вынуждена была убить? Нуждается в расшифровке и юная лесбиянка-инвалид, этот символ зашкаливающей за океаном политкорректности, сходу любой ценитель, мне кажется, придумает с десяток весьма правдоподобных интерпретаций. Например — город и Айлин, они на самом деле — одно целое. Монстр, пожирающий сам себя, сам себя казнящий и предающий. И Селби в роли причины и следствия этого процесса. Вспомните, если бы не она, Айлин просто покончила бы с собой, никого не убив, и сама никого не виня.
Как вам? Мне — нравится. Фильм вышел вовсе не метафоричный, простой, лёгкий, совсем не заслуживший рейтинга «R», у нас по вечерам в сериалах про Ментов такого показывают, что «Монстр» выходит детской сказкой на ночь, типа «не ходите, девки, на панель, ай-ай». Его бы пересмотреть разок да ещё подумать. И какая разница, основан он на реальных событиях, или нет, закончила ли реальная героиня всех этих убийств свою жизнь на электрическом стуле в 2001 году, просидев в камере 12 лет… это тоже важно, но важно и совсем другое. Монстр — он вокруг нас, он внутри нас.
Vova
