Лики любви: реконструкция порнократии

Датскую фонтриеровскую школу аскетического кинематографа представлял Кристофер Боэ с фильмом «Реконструкция», а французскую школу застенчивой порнографии — Катрин Брейя с фильмом «Анатомия ада», предложенным нашему вниманию под названием «Порнократия».

«Реконструкция» (“Reconstruction”), Дания, 2003 год, реж. Кристофер Боэ

Фильм снят по мотивам проекта «Догма», это значит — только любительская камера, только непрофессиональные актеры, без студийного освещения — всё для того, чтобы, грубо говоря, показать, что кинематограф состоит не только из новомодных технологических изобретений. «Реконструкция» — верный адепт «Догмы», начиная от заявлений режиссера в прессе о том, что Ларс фон Триер — это триединое начало всего современного датского кинематографа и заканчивая, кажется, даже обликом режиссера, который будто сам являет собой олицетворение «Догмы» — всем своим видом выражая презрение к внешнему и наносному и вызывая где искренние, а где иронические, но всё же симпатии разборчивой кулуарной и цеховой публики.

Однако шутки в сторону, такой подход «Реконструкция» вполне оправдывает — несмотря на технические ограничения, фильм богат всей атрибутикой малобюджетного, но хорошего, стоящего кино — богат смыслами, интерпретациями, оригинальной внутренней эстетикой. Фильм интересен несмотря на то, что в нем отсутствует всегдашний триеровский эпатаж. Кристофер Боэ играет со зрителем, но не как Ларс фон Триер — провоцируя и оставляя в дураках, а мирно конструируя свою любовную историю, собирая ее из кусочков реальности, прихотливо заставляя эту реальность появляться и исчезать — проводя реконструкцию.

У каждой истории должны быть свои герои — есть Он и есть Она. Но авторов у этого романа несколько: писатель — муж самой героини, которая существует в обычном мире и в реальности романа, выходящего из-под пера автора; автором же можно счесть и самого героя истории, который, как любой влюбленный, где-то может сыграть и роль Бога; творцом в некотором смысле является и сам зритель, выстраивая свои собственные интерпретации и версии увиденного. Именно к нему, к его чувствам, порождённым фильмом, и обращается в конце концов режиссёр.

Кристофер Боэ играет с реальностью, конструируя ее из ситуаций и диалогов, из взглядов и жестов, из мелких вещиц и географических названий.

— Едете? — задаёт вопрос герой фильма незнакомке в кафе. — Еду? — спрашивает в ответ она. И этот безумный по первому впечатлению диалог находит почву в совсем не абсурдной реальности. Не абсурдной, но романтической, и от этого — немного волшебной. «Если вы мой сон, то я — ваш». «Если он обернётся, она исчезнет».

О чем этот фильм? Любителям интерпретаций — простор для анализа. Стройте свою собственную реконструкцию, придумывайте и играйте. Сам же режиссер скуп на версии. Магия кино и магия любви — это главное, что зритель должен увидеть в фильме.

Комментарий редактора: Вот тут самое любопытное. Фильм оказывается, при всей своей скупости, потрясающе богат на нюансы — его можно любовно рассматривать, играть с ним как с игрушкой, но не пробуйте даже пытаться читать интервью господина режиссёра Кристофера Боэ — при всей их занятности. У автора фильма просто потрясающий талант убивать вскользь брошенными фразами всё то вкусное, что мы себе там намыслили. Ребят, фильм — о любви. Фильм — о магии кино. Фильм — об искусственных реальностях. Всё. А вот нам так скучно, ответим мы. Не мешайте нам смотреть фильм своим повелительным наклонением. А то мы начинаем вас подозревать в нехорошем…

«Анатомия ада» (“Anatomie de l‘enfer”), Франция, 2004 год, реж. Катрин Брейя

«Анатомия ада» — экранизация собственного романа Катрин Брейя «Порнократия». Под таким названием картина и будет фигурировать в прокате.

О том, что картина скандальная и что «любить и рожать детей» после нее совсем не хочется, предупреждали даже сами организаторы фестиваля. Теперь, по результатам просмотра, стоит еще добавить — нервным лучше сразу выйти из зала. Остальным — приготовиться по команде абстрагироваться от происходящего на экране и на полную катушку врубить чувство юмора.

«Порнократия» — фильм эпатирующий и натуралистический. На первом плане — сложная метафизика отношений мужчины и женщины, их праприрода, первородный грех, нечистота и святость, их страх и отвращение друг к другу и взаимопроникновение их комплексов. Весь этот философский коктейль, призванный устроить некий выверт в сознании, разбудить его и как следует встряхнуть, сопровождается доведенной до трудно переносимого уровня натуралистической атрибутикой.

Выводя из равновесия, освобождая зрителя от стереотипов, фильм, казалось бы, должен погружать нас в некий метафизический транс, тяжелую рефлексию о философской идее фильма, о новом глубинном взгляде на природу любви. Но даже мастер не может спрогнозировать зрительскую реакцию до конца, всегда остается элемент неожиданности, может быть, элемент культурный, может быть, элемент современной повседневности отдельного взятого этноса. Неизвестно, как реагировала публика в других странах, но в просмотровом зале московского кинотеатра «Ролан» нервная часть публики с громким топотом покидала помещение (впрочем, не вынесших действа было не так уж и много), оставшаяся же часть на очередные режиссерские выпады реагировала дружным нервным смехом, а под конец уже додумывала сама, чем еще можно было ударить по нашим ошалевшим чувствам.

Возможно, у российского зрителя в силу образа и уровня жизни слишком высокий иммунитет ко всякого рода попыткам жёсткого психологического на него воздействия, но в большинстве своем фестивальная публика отнеслась к фильму именно так — в первую очередь со здоровым юмором. Да и трудно себе представить другую реакцию на длинный монолог о том, что беззащитность женского тела вызывает жестокость и отвращение, что женщины рыхлостью, нежностью и пупырчатостью своей кожи, а так же тем, как они раздвигают ноги, очень похожи на лягушек, но лягушкам хотя бы хватает приличия быть зелеными. А чего стоит сцена, где герой разглядывает разные кирки и лопаты среди набора садовых инструментов и, присмотрев наконец симпатичные внушительные грабельки, угрожающей тенью направляется к спящей героине, чтобы... убить её? совершить извращённое надругательство? или просто запечатлеть на экране некий символ?

Но не обольщайтесь, это не комедия и не детектив, большую часть времени персонажи всё же ведут именно что философские разговоры со страдательным наклонением, пусть и совершают в это время весьма наглядные иллюстративные действия. Let’s give an illustration.

На выходе из зала у нас поинтересовались служащие кинотеатра, понравился ли фильм, а то, мол, нервно как-то публика отзывается ( «Ролан» вообще отличается живым интересом персонала к конкурсным фильмам, от билетных кассиров до охраны, все они будто сожалеют, что рабочие обязанности не позволяют присоединиться к зрителям, приятную такую особенность можно встретить разве что еще в Музее кино), мы ответили, что фильм понравился, просто нужно относится немного с юмором, и тогда всё будет в порядке.

Того же можем пожелать и нашим читателям — улыбайтесь и любите друг друга!

Комментарий редактора: Пару слов о физиологических подробностях. Замечательный титр в начале: «В некоторых сценах актриса заменена дублёршей. Это не её тело, это лишь созданный на экране образ». Собственно, актёра дублёром заменять не стали. Сексизм какой-то, господа :0) А так — фильм не столько физиологичен, сколько только намекает на физиологичность. Хотя, например, видеть аналогичную экранизацию Сорокина, при всём моём уважении, я бы уже не рвался. Но если говорить о «порнократии», дык на этом поле у фильма есть много сильных конкурентов :0) Остаётся только посожалеть о том катарсисе, который с залом, всё-таки, по моему мнению, так и не случился.