Мой сводный брат Франкенштейн: Война миров

В новом фильме Валерия Тодоровского в кадре и вовсе — ни выстрелов, ни смертей, ни разрушения. Есть только отголоски. Которые еще страшнее, потому что ни забыть, ни спрятаться от них нельзя, потому что с ними нужно не воевать — с ними приходится жить. Война у Тодоровского продолжает существовать в приходящих оттуда людях. Её не видно, но из своей мясорубки живыми она исторгает людей с навсегда искорёженной психикой, с необратимо чуждым для не бывавших там внутренним миром.

Таким возвращается с войны неожиданно нашедшийся сын Павлик, грех молодости благополучного физика-теоретика в исполнении Леонида Ярмольника, живущего с женой (Еленой Яковлевой) и двумя детьми в устоявшемся, давно выстроенном мире, уютном и спокойном. Павлик приносит с собой дикие для мирной жизни кошмары, подозрительность, привычку маскироваться, уверенность, что вокруг прячутся «духи». Павлик желает единственного — защитить от «духов» свою семью, позволить им не бояться. Только они не понимают, кого и почему нужно бояться. Всё больше и больше они опасаются самого Павлика, не в силах предположить, что он может натворить. Рушится привычный жизненный уклад, начинается сумасшествие.

Тема сумасшествия в фильме сильна сама по себе. Этот жуткий, насквозь пробирающий взгляд единственного Павликового глаза. Эта потрясающая сцена в психушке, когда два человека с искалеченной психикой легко понимают друг о друге то, чего не в состоянии распознать «нормальные». Эти ошалевшие глаза Ярмольника, уличенного собственным юродивым сыном в том, что он не просто поддался безумству на какое-то время, но и зашёл в этом дальше самого Павлика.

Ещё одна закономерная линия сюжета — милосердие, вечный вопрос о том, на какие жертвы люди готовы идти из сострадания к ближнему. Жизнь иногда ставит перед человеком совершенно безжалостный выбор: по какому бы пути он ни пошёл — для кого-то это будет жестоко. Вырванный из тихого и правильного мира своих научных изысканий герой Ярмольника вынужден решать проблемы, о которых вчера ещё не мог и помыслить.

Но та же жизнь порой делает этот выбор за тебя, не оставляя шанса ничего изменить. Страх быстро побеждает милосердие, когда он превращается в страх за собственных детей. Режиссёр поворачивает тему так, что становится ясно — сосуществование двух чуждых друг другу миров невозможно, рано или поздно какой-то из них должен исчезнуть. Отчаяние, срывы, тупик, безвыходность ситуации приводят сюжет к закономерной развязке.

В картине Тодоровского есть эпизод, где сам режиссёр одной фразой формулирует сюжет своего фильма. Герои смотрят классического Франкенштейна, имеющего явное внешнее сходство с Павликом, и комментируют: «Он чудовище, но добрый, а его никто не любит». Вот и Павлик как современный Франкенштейн не вписался в этот мир, не нашлось ему в нём места. Трагедия в том, что никакую мораль из этого фильма почерпнуть невозможно, кроме следующей: виновата тут только война. Трагедия в том, что исправить ничего нельзя, можно только предотвратить. Там, где ещё есть шанс.

Валерий Тодоровский как истинный профессионал сумел снять по-настоящему трагичный фильм без надрыва, без дешёвого манипулирования зрительскими чувствами, не пытаясь, как иные режиссёры, непосредственно давить на жалость и сентиментальность. Глубокое раскрытие темы для Тодоровского оказалось гораздо важнее кратковременного вышибания слезы. Кино получилось серьёзное, символичное и как это ни парадоксально — очень жизненное, поскольку тема по большому счёту касается не столько войны. Война — это просто самый актуальный, самый масштабный и самый драматичный пример из возможных.

Любите кино!