Александр: Страсти по Александру Великому

Выходит новый фильм, красивый, масштабный (почему-то — в основном исторический) и ознаменованный добрым десятком громких имён. И тут же в прессе и просто в частных беседах кинолюбителей звучит призывная труба — теперь начнут снимать по-настоящему, как Имярек завещал, пора уже из фабрики вымышленных грёз наставить кинематограф на путь строительства реальности альтернативной, такой же реальной, только правильнее, благороднее. Тут же начинают сверять всё выходящее с новой вехой. Понятно, что и второго «Титаника» никто не снимет, и вторую «Жанну д’Арк». Вторая «Троя» никому не нужна, и «Страстям Христовым-2» не бывать. Но так уж устроено человеческое сознание — хочется нам подсознательно разложить уникальные экспонаты по комнатам, шкафам и полкам. Построить пылающие маяки в линию, указывающую нам, куда стремится (или катится, да) кинематограф. И сравнивать всё впредь выходящее с уже воспылавшим.

Вышедший в мировой прокат «Александр» Оливера Стоуна избежать подобного к себе отношения не имеет ни единого шанса. Потому что, по меткому утверждению одного коллеги, глядя на экран, понимаешь, что ни один цент из полутора сотен миллионов не был разворован, потому что на экране который уже раз, но который раз — по-своему, грандиозная историческая фигура. Вокруг которой ворочается, копошится, идёт пропылённой, сырой и заснеженной кровавой рябью человеческое море.

Рассказывают, что Александр Великий всегда был кумиром режиссёра Оливера Стоуна, и это определило тему масштабного байопика, но рассказывают также, что он же был несказанно удивлён, ближе познакомившись с реалиями жизни Древней Греции, как они видятся современной исторической науке, и это откровение призвало его снять свой новый фильм именно в необычном стиле тягучего амурно-чувственного и одновременно холодно-отстранённого повествования, такого непохожего на современную манеру, закладывающуюся скорее на экранизацию ролевой игры, нежели на жизнеописание реального человека.

В «Александре» нет ни вычурной легендарности, отбрасывающей все сомнения в нереальности происходящего под девизом «это же всё вымысел», нет ни показного физиологизма, выстеленного колючими мелкими деталями, когда любые вольности создателя оправдываются символом веры — «так всё и было». Жизнь покорителя известной части мира, воина и искателя, передана в отрывочном неспешном диалоге Энтони Хопкинса — Птолемея с самим собой. Бывший соратник Александра, на склоне лет, переживший многих своих старых соратников, ставших недругами-царями на просторах царств народившейся эпохи эллинизма, в интерьерах смешения стилей, культур и формаций, которое привнёс в мир Александр, он пытается воссоздать в своей памяти жизнь того, кто породил всё вокруг — от союзов и войн до городов и дорог между ними. И понимает, что единственное, что осталось из всего былого, это окружающая странная реальность, где бывший нищий и полудикий горец-македонянин стал богоравным фараоном, а сделавший его таковым умер невесть от чего, не вернувшись из своего бесконечного похода. И жёны его убиты, и сын его убит ещё одним старым соратником. И скоро не останется точных слов — кем же на самом деле был Александр, сын Филиппа.

Тем, кто поспешил заявить о непристойных выдумках про величайшего полководца, тем, кто ещё поспешит указать на мелкие, но жутко важные, по их мнению, неточности в географии, военной амуниции или быту, изображённом в фильме, Оливер Стоун уже ответил. Фильм — не скрупулёзное жизнеописание со списками кораблей и кличек слонов. Фильм — это попытка переосмыслить тот мир, в котором родился Александр Македонский, те цели, которые двигали его вперёд и вперёд, тот рок, что сделал Александра царём мира и погубил его.

Мать Александра Олимпия, благородная гречанка, ненавидевшая своего мужа-македонянина и считавшая, что змеи лучше людей. Мир вокруг неё был миром предательств и заговоров, она отвечала миру тем же. Она была вечно юной царицей в царстве варваров, которая могла любить своей странной любовью только собственного сына. Отец Александра Филипп, грубый варвар, проведший жизнь в сражениях и убитый исподтишка в час славы. Он видел вокруг лишь презрение лощёных и культурных до развращённости греков, понимая, что ему таким уже никогда не стать. Его мир был миром мифов, но мифов не таких, какими знаем их мы. Мифы были жестоки, боги были скрытны и мстительны, а человека, даже самого великого, ждёт только грубая, лишённая благородства смерть. Он был юным душой усталым варваром в царстве продажной, разложившейся от века демократии. Он хотел любить своего сына, но видел в нём лишь сына Олимпии.

Лощёные учителя, приглашённые Филиппом, рассуждающие об исключительности греческой культуры и гундосящие своё о космологии, космогонии, титаномахии и Троянской войне. Соратники отца, помимо которых Александру не на кого было положиться. Странная и слишком навязчивая на современный взгляд, но абсолютно нормальная в четвёртом веке до н.э. история любви двух мальчиков, юношей, а затем военачальников, полководцев, царей. Она завершает картину окружающей Александра саморазрушающейся эпохи.

Брак в те времена служил основой в первую очередь определения наследования, а также большой политики греческих городов-государств и царств востока, а секс со всем, что движется — был нормальным явлением. На полях сражений основной силой были греческо-македонские гоплитные фаланги и дорогая, но быстрая конница. Персия была громадой, растлевающей средиземноморские островки высокой культуры своими деньгами. А край мира казался близок, как никогда.

Оливер Стоун описал нам Александра Македонского отрывистыми, крупными мазками, сделав его фигуру настолько противоречивой, насколько хватило умения мастера — противоречивой, но не противоречащей, цельным образом сложнейшего узла психологических, эмоциональных, политических и военных конфликтов. Странная, кажущаяся слишком уж чувственно-гламурной, картина детства Александра, пройдя через пыль и ярость битв с армиями царя персов Дария при Иссе и Гавгамеллах, превратилась вдруг в образ талантливейшего полководца своего времени, чьё сознание оставалось переполненным мифами, противоречиями, детскими желаниями и взрослыми страстями. Оливер Стоун так и снял свой фильм — порывисто, эмоционально, то осматривая происходящее с высоты птичьего полёта, то углубляясь в дебри чужой души.

Да, режиссёр не стал изображать на экране бесконечную череду битв и строительства несчётного количества Александрий. Заговоры в уставшей и обленившейся армии Александра покажутся вам скорее выдумкой одурманенного разума великого царя. Режиссёр лишь пару минут уделил скоропостижному развалу Империи Александра. Он лишь два слова сказал о той эпохе, которая будет царить вокруг Средиземноморья до самого воцарения Рима. Им было сказано, возможно, слишком много всего по Фрейду, чрезмерно много деталей пошло на взаимоотношения главного героя с персонажами греческой мифологии. Но главное, что ему удалось сделать за неполных три часа — открыть для зрителя загадку исторической фигуры, гораздо более достойную жарких споров, чем отсутствие или наличие Кассандры в «Трое» или ошибки в живописании образа Жиля де Ре в «Жанне д’Арк». История у Оливера Стоуна — скорее зыбкое поле сомнений, легенд, воспоминаний, слухов и домыслов. Огромное царство воображения. В котором Ганг и Нил — одна река. В котором Карфаген и Италия — далёкие западные государства, а Китая вообще не существует. Где друзья могут оставаться друзьями, а враги — врагами, стоит лишь тебе вспомнить о них-прежних. Где мир, былые события, ушедшие люди и забытые города становятся реальностью.

Реальностью для нас с вами.

И теперь уж неважно, сколько там миллионов потратили создатели на картину, сколько массовки задействовали, окупится фильм или нет («взрослый» рейтинг при старте фильма «обеспечил» ему невыразимо маленькое количество кинотеатров в США — всего 2500, для сравнения у «Трои» их было 3500, а у «Возвращения Короля» — 3700). Важно лишь, что Оливер Стоун сумел снять эпик без эпических штампов, фактически вернув к жизни стремительно выдыхающееся в Голливуде режиссёрское кино. Он снял что-то очень личное, порой заставляющее зрителя даже болезненно морщиться («Оливер, у вас проблемы? Вы хотите об этом поговорить?»), кино большое во всех смыслах этого слова.

И уже потому достоен самого пристального внимания. Любите кино.