Долгая помолвка: За много лет до Амели

Однако следующий фильм режиссёра поставил всё на свои места. «Амели» не только вывела к рампе звезду Одри Тоту, но наконец дала миру увидеть самую суть таланта Жене — проецировать вовне некий странный околореальный мир режиссёра, его Внутреннюю Монголию. Амели Пулен поразила зрителей и околокинематографическую публику уже тем, что была поразительно чистой, кристально прозрачной утопией. Абстракцией, которая не только не противоречила реалиям окружающего нас мира, но как бы даже жила где-то в нём, внутри. Среди нас. Это было удивительно. Завораживающе.

Так завораживающе, что дальнейшие попытки Одри Тоту выйти за рамки идеального образа принялись с неизменной силой проваливаться. Амели оставалась Амели, на крайний случай она оставалась наполовину, на четверть, но всё-таки той же самой девушкой изниоткуда. Затеняя собой всё. А Жан-Пьер Жене снова взял многолетнюю паузу, ничего не снимая и словно уединяясь всё это время в далёкой келье в размышлениях о бренности искусства.

Три года прошло, и только теперь выходит новый фильм. Грандиозное по европейским меркам пятидесятимиллионное полотно вновь с Одри Тоту в главной роли. И, кстати, с неизменным Домиником Пино в роли дядюшки. Оба почти не изменились. И сам Жан-Пьер. Разве что его Внутренняя Монголия переместилась во времени и стала жёстче. В ней нашли своё место и смерть, и жестокость, и несправедливость, и многое другое из нашего мира. Стала ли она от этого реальнее? Не более, чем была.

В траншеях бессмысленной империалистической бойни под названием Первая Мировая пропадает жених Матильды. Проходит три года, война исчезает, как не было, поля боя зарастают клевером, а герои и негодяи этой войны стираются из памяти ещё быстрее. И только Матильда не сдаётся, чувствуя, что её казнённый за умышленное членовредительство жених ещё жив.

Что в этом сюжете от Амели? Практически всё. Детективная сюжетная канва, флэшбэки главной героини, красочная камера Бруно Дельбоннеля, интимная, осторожно рассказанная история двух влюблённых. Даже в хромоногой Матильде нет ни грамма показушно-политкорректных «одноногих лесбиянок» Голливуда. Она — это Амели начала XX века, ничуть не изменившаяся. И если кому хочется корить режиссёра за эту одинаковость — мне, если честно, нет. Идея осталась свежей, краски не потускнели, инструмент художника отточен и не дрожит в твёрдой руке. Заставляя второй план картины — окопную войну — двигаться, жить по тем же правилам нереальной реальности.

Ворюга-интендант, приносящий приговорённому солдату хлеб с мёдом и горячий какао, «настоящий полковник» Чеки Карио, погибающий впереди своих солдат под пулемётным огнём, два беглеца в немецких сапогах и с чужими жетонами, госпиталь под брюхом наполненного водородом дирижабля. Всё это, создающее звериный оскал рейтинга R, плюс мастерские (см. «Спасение рядового Райана» и «Падения «Чёрного Ястреба») спецэффекты в непролазной грязи окопов. И снова — воспоминания, ёмкие и лаконичные образы, воссоздаваемые маленьким частным расследованием. Это тоже «Амели» — её другая сторона, призванная помирить реальность и сказку. И примиряющая, действительно примиряющая.

Удивительно, но даже две бочки «сиропа с сахаром» поперёк сюжета будут неприятны лишь конченым циникам. И заключительная сцена, пусть она сколь угодно нереальна и театральна, на все сто процентов оправдана прошедшим у нас перед глазами фильмом, более того, она уже практически вся перед нами пробежала задолго до финальных титров. Мир Жан-Пьера Жене не живёт без таких сцен, без таких героев. Без сказочной небывальщины и детской наивности под свинцовым градом. И без визуальной красоты везде, повсеместно. Даже в грязи, под дождём, даже когда на лицах персонажей — бешенство, ненависть, тоска и отчаяние.

Потому что режиссёр любит кинематограф, и он ему отвечает взаимностью. До встречи в кино!