Что простой, незамутнённый зритель знает про оперу? Что там не просто так поют, а по-итальянски, а даже если и нет, то всё одно ничерта не понятно. Что простой зритель знает про мюзикл Эндрю Ллойда Уэббера «Призрак Оперы»? Что есть такой, что в нём мелодия замечательная для мобильников есть «таам-дададададааам, пам-пам парам». Что непростой зритель знает про оперу и мюзикл? Что к опере он не имеет никакого отношения, и вообще весь сюжет попал на Бродвей уже после нескольких экранизаций, изрядно переваренный масскультурой. Ах, да. Там ещё книжка была.
Какие выводы должен заранее сделать для себя простой зритель, собравшийся посетить новейшую экранизацию «Призрака» под патронажем Самого? Что особого веселья на просмотре ждать не придётся, кроме «той самой мелодии» удастся разжиться разве что осознанием, мол, выдержал битых два часа под фанфары и литавры, посмотрел каких-нибудь красот и можно сказать приобщился к скучному, но жутко высокому оперному искусству. Какие выводы должен сделать непростой зритель? Правильно, примерно такие же, а вот почему см. ниже.
«Призрак Оперы», кадры из фильма
«Призрак Оперы» — не опера, и даже не рок-опера. Это именно что бродвейский мюзикл. Красочно-раззолоченный, дорогой, но не сильно голосистый (хм, нет, в некотором смысле он, конечно, очень даже, но об этом тоже потом) и при том настолько закостеневший за прошедшие два десятилетия в своей хлебобулочной форме, что порой напоминает суп-кирпич. Настрогал и сварил. И музыкальная тема там вовсе не одна, как полагают многие перед сеансом, но увы, запомнится только она. Потому что всё остальное — на порядок незаметнее. Даже новомодный «Нотр-дам» (не Бродвей, но для примера сойдёт) содержит в себе не только арию «Белль», там одних только весьма сильных арий знатоки насчитают уж штук пять точно, другое дело что жанр заставляет педалировать что-то одно, для массового потребления которое, а не для кучки фанатов. Увы, кассу фильму делает тот самый простой зритель, приходится с ним считаться. Потому что мы всё-таки имеем дело с масскультурой, искусством для миллионов, а не для единиц.
И потому рамки жанра держат Уэббера хуже всяких тисков, ни шагу в сторону, новое только портит старое. Не кивайте на могучую кинопостановку по «Иисусу», там — особый случай, когда рок-опера оказалась более кино, нежели театром, а потому легла на целлулоид просто идеально, уже своим появлением принеся необходимую новизну. К тому же момент был совсем другой. Сейчас же в затее заново экранизировать то, что в кино уже не раз бывало, да ещё и без, что называется, «информационного повода», мне увиделось только желание маэстро (при всех его заслугах) потешить свою былую славу и напомнить о себе.
На том и порешим, сразу отбросив музыкальные и исполнительские проблемы первоисточника, пусть это будет кино именно как кино, мюзикл тут лишь жанр обобщённого искусства движущихся картинок, кино сразу с двумя режиссёрами — Джоелом Шумахером и Эндрю Ллойдом Уэббером. И в таком раскладе, против всех законов жанра, самое вкусное для нас оказалось припасено в первых кадрах.
«Призрак Оперы», кадры из фильма
Движение камеры через чёрно-белое зернистое полотно — вправду отличная находка. Современные операторские приёмы в картинке кинохроники начала века пробовали применять ещё в «Мулен Руже», но такой кристально-чистой сказочности удалось, на моей памяти, добиться впервые. И сами продолжающиеся через фильм вместо антрактов отсылки к нарочно хромающему на хронологию серому будущему выглядят просто озерцом логичности посреди океана остального положенного по сюжету околооперного действа. А уж когда распродажа старинных полумистических вещей из старой Оперы превращается в залитый огнями и прошитый золотом закулисный развесёлый бардачный театральный мир — браво, на таком фоне даже затасканное в наше электронное время «таам-дададададааам» свежеет на глазах, пробегая мурашками по спине. Постарались под руководством бэт-режиссёра Шумахера и любимый оператор Ридли Скотта Джон Мэттисон, и арт-директор фильма Джон Финнер (известен тем, что если обе вышедшие Лары Крофт и обладали каким-то художественным шармом, так это благодаря его стараниям). К работе крепких мастеров нет ни малейшей претензии. Восхитительная картинка, в меру фантастическая, в меру ретро-театрализованная, живая.
А вот окромя них начинается совсем другая история. Начнём с кастинга. Этот важный элемент кинопроцесса Уэббер не доверил никому, отметя весьма любопытных претендентов, даже несмотря на истории с двухгодичными курсами вокала. А потому — получите результат. Дело даже не в отсутствии знаменитых имён, звёздная болезнь Голливуда меня никогда не радовала, но нынче без них, считается, киномюзикл не может иметь успеха. См. «Чикаго» и «Мулен Руж». Ну, вроде бы не ходит народ в кино просто так, посмотреть неизвестных тётенек и дяденек, поющих себе под нос неизвестные песенки. И ведь если бы исполнительница роли Кристины Эмми Россум пела хоть на столечко лучше, чем итальянка, «помогавшая» петь Мини Драйвер! А ведь на том, что лишённая «души» Карлотта поёт куда хуже простой хористки Кристины, и построен весь сюжет. Рауль же вообще выпал из действия как главный герой, растеряв всю харизму под давлением Призрака, ставшего и главным негодяем, и главным положительным героем сразу.
«Призрак Оперы», кадры из фильма
Дальше больше. Вся славная тройка основных поющих персонажей даже на мой русскоязычный слух заметно прифыпётывает, голоса же у них как на подбор скорее сладенькие такие, нежели сильные. Это опера или где? О чём думал Шумахер, соглашаясь на такой состав, тоже непонятно. Хотя, вспомним о массовом зрителе, какая тут опера, когда поют по-английски, да ещё и членораздельно выводя каждый звук, каждый слог. Ну да, арии должно узнавать. Это плохо, но неизбежно. Настолько ли неизбежно?
Нет, Джоел Шумахер показал себя в «Призраке» матёрым профессионалом, потому что он честно всю дорогу выправлял неисправимое, старался всё-таки вернуть театральный перебор на киношные рельсы. Местами ему это даже удалось, и это лучшие моменты фильма. Особенно дело касается колоритных персонажей второго плана, с которыми можно было воротить, что душе угодно. Что и было проделано с восхитительным изяществом. Но увы, остальной хронометраж человеку не из числа заядлых театралов и восторженных дам невозможно выдержать, не посматривая на часы.
Потому что на экране, знаете ли, поют. Только и делают. Стоят друг напротив дружки и поют. Время от времени переходя слева направо или заламывая руки. Так — повторюсь для не понимающих юмор — положено. Уже без всяких шуток. Так и должно быть. Но не в кино. Кино искусство движения. Спасибо первоисточнику, когда в напряжённый момент сюжета персонаж вдруг останавливается на месте как вкопанный, чтобы дотянуть свою партию до конца строфы, это, знаете, уже просто не смешно. Благодарность прокатчику, что хоть не по-русски поют. Титры с переводом в этих длиннотах можно было успеть не только прочесть, но и, в силу познаний, сравнить в английским текстом. Развлекает зрителя и неумеренно голосистая (от слова «голый») местами главная героиня в неглиже, что можно воспринимать лишь как некую дань современности. Красивая девочка. Только зачем стулья ломать. В девятнадцатом веке ходить по подвалам в ночной рубашке было также не принято, как и сейчас.
Ну, и на этом фоне за логикой сюжета перестаёшь следить вовсе. Тем более что порой её и нет. «Я уйду! — Нет, я не уйду!» Грустно. Визуальная логика повествования с текстуальной порой даже не связаны. Почему так? Снова вопрос к Шумахеру и Уэбберу. Не договорились. Каждый снимал своё.
«Призрак Оперы», кадры из фильма
А получилось в результате вот что. Кино в тех местах, где оно кино, а не театр — замечательное зрелище, красивое, и явно стоящее огромного бюджета и зрительского внимания. Но когда начинается розовый туман на морозном зимнем кладбище, то даже… хм… своеобразный кастинг и сладкоголосый вокал отступают на второй план. Самое главное — Призрак в фильме получился какой-то… непризрачный. И без маски — вовсе не страшный, речь же не о 17ом веке со знойными барышнями идёт, а вполне о конце 19го, Первая мировая на носу. С чего всем так бояться Призрака и падать при его появления в обморок не понятно.
Переломить в продюсере Уэббере театрала Уэббера так и не удалось. Старались, не смогли. В свете этого неудивительными выглядят сборы фильма в скромные 55 миллионов по миру (они, правда, обещают подрасти с ростом кинозалов в Америке). Фильм, конечно же, ещё окупится, но громкий коммерческий успех ему уже точно не грозит. Ретро сейчас в моде, но без соответствия уровню современного кинематографа, пусть сколь угодно жанрового, ничего путного не выйдет. Девиз «ё спирит энд май войс ин уан комбайнд» как-то не получилось реализовать. А жаль, это могло получиться восхитительно. А так… всё время чего-то картине не достаёт. Какой-то самой малости.