Статский советник: Иной Фандорин

В первую очередь нам представлен целостный (возможно, спорный, и не лишённый ошибок, но целостный) кинообраз, выверенный стилистически и идейно, в фильме есть замысел кроме разрисовывания красот и расчудес, от начала к финалу прочерчена вполне ясная траектория сюжета, чего ой как не хватало аттракционам «Турецкого гамбита». Собственно, создатели фильма сами навязывают зрителю необходимость постоянного сравнения между собой этих двух проектов. Лозунг «Статского советника» — настоящий Фандорин в настоящем деле — спустя неделю после затяжного рекордного проката ТГ смотрится вызовом самому себе на грани шизофрении. Ну, ваше дело предложить, значит, будем сравнивать.

В никуда исчезли яркие цвета и аксельбанты, Зуровы и Исмаил-беи, теперь на экране действие сумрачное, суровое, нервное, и очень-очень холодное. Запараллеленные между собой персонажи двух фильмов столь диаметрально противоположны друг другу, что остаётся только поражаться всей этой кинематографической изощрённости: идиотическая, переосовремененная, глупая и подорванная Варвара Андревна превращается во взбаломошную, но вполне контемпоральную действию Эсфирь Литвинову с большими… глазами. Император-отец в эпизодической роли превращается в дурковатого великого князя Семёна. Неуловимый Анвар превращается в неуловимого же СДД, а живой, хотя и глупый Фандорин-Бероев, скачущий на лошади, летающий на шаре, стреляющий с ружжа и набивающий с Анваром друг другу морды превращается в сухого, отстранённо-дедуктирующего Фандорина-Меньшикова, который крутится на стуле, эпизодически спит с сочувствующей Литвиновой, внушает князю Долгоруцкому, уворачивается от пуль и водит подозреваемых в баню.

Тема Фандорина вообще в новом фильме снова совершает сальто обратно прогнувшись, очередной раз заставляя поразиться происходящей перемене. Да, это совсем другой Фандорин. Он более органично подчинён книге, он персонаж куда более зрелый, окружённый своей тайной (которой, увы, до сих пор без лупы не просматривалось), досконально вписанный в чёрно-белый мутный мир заснеженной купеческой Москвы. Со всеми бакенбардными старцами, служками, карьерными обер-полицмейстерами и царственно-идиотическими генерал-губернаторами. Другое дело, что, будучи помещённым в этот многоугольник, Фандорин автоматически снова теряется на фоне окружающих персонажей, мгновенно упускает главенство на площадке, предпочитая куртуазировать, париться в бочке, устраивать кендо с Массой и крутиться на стуле. Предпочитая собственно активному расследованию.

Детективом он смотрится только в первый миг своего появления, когда «доктор сказал — в морг». В остальное время он — персонаж виртуальный, скорее брэнд, нежели следователь. Да, Фандорин в исполнении Меньшикова ближе к оригиналу, сам Акунин этот момент подтверждает в каждом интервью. Все эти седые височки, подбритые усики (их, кстати, в фильме так много, что историческая деталь даже начинает раздражать), холодное малоэмоциональное лицо, привычка сначала утаить, а потом тщательно позагибать пальцы на элементах своей дедуктивной деятельности, всякие биографические мелочи вроде японца-слуги, а также обещанное создателями уворачивание от пущенных вплотную пуль и прочий экшн.

Фандорин-живой, а не Фадорин-маска при этом мелькает ещё буквально в паре сцен, разбросанных, правда, на протяжении всего фильма, вспомнить хотя бы ударное и эффективное «взятие» Рахмета, которое устраивает форменное дежа-вю на фильм «Эквилибриум», но в данном случае, в отличие от натужных «погружений в сумрак» ТГ, эпизод настолько органичен и сделан настолько достойными средствами, что автоматически становится одним из лучших в фильме.

Увы, на этих нескольких эпизодах «тот самый Фандорин» практически и заканчивается. Ну, не считать же за проявление фандоринских статей условный «паркур» по крышам баней (без раскрытия интересующей дам темы в стиле «ню», которая присутствует в книге) с последующим суточным отсыпанием в полном детективном обмороке. Резюмируя, можно сказать, что герой стал ближе к тому, что в книжке, но он, во-первых, стал окончательно безжизненным, а во-вторых, он так и не стал главным действующим лицом на площадке. Ждём более удачных воплощений?

Что же касается всего окружения, то дело тут обстоит куда лучше. Бал правят бомбисты, революционэры и Никита Михалков. Если последний в роли самого себя (матёрый, циничный, волевой, агрессивный, железный кулак, государственничецкий крен в анамнезе, безапелляционность, деловитость и нахрап) традиционно хорош, возвращение джедая так сказать, будьте-нате, то бомбистская куртуазная ячейка своей аутентичностью и актуальным таким мандражом (знакомым некоторому зрителю ещё по фильму «Всадник по имени Смерть» с Паниным в главной роли) взваливает на свои плечи основное действие, как сценарно-детективное, так и просто человеческое.

После первого же знакомства с милой компанией ценителей кинжалов с двумя буковками на рукояти и хорошей порции нитроглицерина понимаешь, кто тут в действительности главный герой. Если остальные персонажи, сколь угодно крупные (Никита свет Сергеевич не разменивается на мелочь), лишь исполняют роль живой мебели фильма, а большинство из «четырёх подозреваемых» смотрится не более чем вставными юмористическими персонажами, то «Боевая группа» сотоварищи с Иглой, Жюли и Козырем отличаются куда более заметной ролью.

За каждым из них в кадре есть история, характер, образ, смысл его пребывания в виртуальной кинореальности данного конкретного фильма. В этом отношении, конечно же, Константин Хабенский (как бы предвзято кто к нему не относился) вместе с Оксаной Фандерой в роли Грина и Иглы держат на себе, цементируют действие, формируя вместо того формального, мало кому нужного и бюрократического детектива, в котором крутят друг другу усы Фандорин и Пожарский, настоящее партийное расследование, которое они, несмотря ни на что, доведут до конца.

Хабенский в роли Грина холоден и опасен в пику пустопорожней холодности и опасности Фандорина. У него есть его убеждения, у него есть его борьба. Глядя на него, понимаешь, как такие как графиня Добринская становятся в ряды террористов. Эта нечаянная любовь на фоне «случайных людей в революции», выписанных с таким же тщанием и объёмом, представляется зрителю кладезем эмоций в сравнении с пустыми бессмысленными «сочувствованиями» Эсфири и Фандорина. Каковая Эсфирь исчезает с экрана так же неожиданно и глупо, как и возникает.