Жмурки: Игры мертвецов

Проект «Жмурки» с самого начала позиционировался продюсерами как своеобразный акт прощания с «громовыми девяностыми», прощания такого же грубого и фу, как некультурного, какими они были на самом деле. Чёрная комедия как жанр в нашей стране не очень распространена в чистом виде, и одновременным таким парадоксом присутствует в качестве фона во всём, что ни возьми в руки, от текущих новостей до символа последних лет — жизнедеятельности так званных «светских львиц». Отличная идея — взять за основу могучий сей жанр и отсмеяться уже вволю, помянув покойника добрым словом. Мол, времена «беспредела» как вида бизнеса давно прошли, это было ужасно, но мы были такие молодые, и когда это всё ушло, мы вряд ли стали моложе, но, наверное, счастливее и уже потому можно в этом всём видеть свой юмор. Чёрный.

Смеяться над собой мы ещё не очень умеем, у нас для этого специальный аншлаговский балаган уродов есть, над ними смеяться куда проще, чем перед зеркалом. И потому помимо культурного аспекта, некий саркастически воспитательный момент от «Жмурков» ожидался тоже. А потому хотелось чернее, чернее и ещё раз чернее, и побольше того самого любимого народом юмора. И пусть только кто-нибудь скажет про воспевание культа насилия, про цинизм и кровищщу, и прочая, и прочая. Ответ ревнителям розовых соплей был явлен лозунгом фильма — для тех, кто выжил в девяностые. Тех, кто очнулся уже «в наши дни», просьба не беспокоиться, тута вам не здеся, смешно не будет.

Ваш покорный слуга направлялся на посмотр «Жмурков» с чувством предстоящего апофеоза чернушной магии Балабанова былого, и, как водится, в предвкушении разоблачения этой самой магии. В ролике играл нарочито аляповатый рок-н-ролл, свистели аляповатые пули и корчились аляповатые персонажи под девизом «а почему в зоопарке? чтобы тебя никто не узнал». А ещё там был замечательно-неузнаваемый Никита Михалков в рыжем парике злого клоуна, в роли белых клоунов выступали люди в докторских халатах и Андрей Краско, а в роли клоунов траурного цвета — многочисленные покойнички, даже те, что в результате остались живы-здоровы. Клоунада удалась создателям ролика на все сто. Именно развития, раскрытия и петюкания этой темы можно было ждать от идеально чёрной, идеально замогильной нашей балабановской комедии.

Увы, со второго буквально кадра (а кому — и с первого) в потемневшем переполненном зале предпоказа стало понятно, что ожидания наши, равно как жанровые обещания, оказались мимо кассы. Это была никакая не комедия, хоть сколько мажь её ваксой цинизма и сарказма. Никакая не.

То есть, сосед слева от меня ничего такого не заметил. Ему сказали перед фильмом, что сие — комедия. Потому он с готовностью принялся ржать над всем подряд, включая сцену в аудитории МГУ класса «а это Наташа, будущий продажный журналист». Бог с ним, с непонятно-бесформенным началом, достойным средненького риэлити-шоу, а не художественного кино, но дальше пошло, буквально, то, что заказывали — чёрный юмор. И тут уже стало несмешно даже моему соседу.

Чёрный юмор по-жмурковски, это когда паталогоанатом в морге хочет уже таки начать пытать пациента, пока тот ещё живой, но тут подваливают трое в масках, расстреливают пациента, паталогоанатома, сами частично мрут под пулями, а последний оставшийся в живых уходит под кровавый титр «Жмурки», унеся с собой нечто, написанное на бумажке. Чёрной ночью негры воруют уголь. Картина Малевича «Чёрный квадрат».

Нет, вы поймите меня правильно, гротеск — это смешно. Михалков в роли Михалыча в малиновом пиджаке, с голдой и фиксами, с крестом на пузе и наколкой «СССР» поперёк него же. Действительно, неожиданно, свежо, небанально именно в таком исполнении. Только Сталин наколотый тут ни при чём, разве что как отсылка к чухраевскому «Вору». И на Михалыче мой любезный сосед и правда отрывался от разговоров по мобиле «про мебель» и снова начинал в голос ржать, на полсекунды опережая шутку. Аналогично живо он реагировал и на парочку громил на раздолбанном бимере, которая со стволами под мышкой носилась то с коробкой героина, то с чемоданом денег, а то — без чемодана вовсе, но в его поисках. История чемодана — классический ход для хохмоплейсмента.

Поверхностного, лицедейского юмора в фильме и правда хватает — корчатся рожи, хмурятся лица, дуркуют подручные и воротилы, истошно вопят все подряд (этот тип шуток очень любят грудные и жадные дети). Даже если в фильме оставить только это, ну что ж, получится неплохая молодёжная комедия класса «День хомячка», хотя в «Хомячке» юмор в основном ситуативный, а не черепно-лицевой, ну да ладно. Но заказывали же не молодёжную комедию, а «чёрную», и потому Балабанов начинает на вот тот самый юморок наслаивать эту самую черноту. Мочилово с чукаловым как стартуют с места в карьер так и продолжаются без устали и перерыва на обед.

Персонажи появляются и исчезают со стремительностью сверхзвукового лайнера. Многих выносят ногами вперёд. Сперва эта кровавая карусель даже вызывает некоторые занятные эмоции. Встреча с доктором богата как неожиданностями (неожиданности по теории либо пугают, либо смешат, в чёрной комедии они — двигатель прогресса), так и требуемым грубоватым юморком. Посиделки троих отморозков тоже радуют — особенно шутками про Эфиопию «я русский». Когда персонаж Маковецкого говорит, что «раньше они думали что мы не совсем отмороженные, а теперь думают, что совсем», ему веришь. Эти всех убьют, всех зарежут. Конец цитаты, смех в зале. И первая аудиенция с Михалычем и его сынулей тоже богата на открытия. Тут вам и Церетели, и ути-пуси, и такое обаяние полностью асоциального альфа-самца, который с утреца уже пометил всю территорию, и теперь принимает посетителей.

Текстуальные шутки тоже есть. Да и люди не сказать что последние играют. Ещё бы поменьше было в стиле «Турецкого гамбита» великих числом ничем не оправданных бесконечных «камео». Шутка повторённая трижды, как известно, становится в три раза смешнее. Три раза про Эфиопию, три раза про Церетели, три раза про Михалыч убьёт, а про «мама заругает» — ну раз двадцать повторили. Утомила изрядно и бесконечная сцена про «перебирайтесь в центр». На сороковой раз до крайности надоела шутка с набожностью Сергея, который с папочкой. И сто раз про «бэнг-бэнг, ю шут ми даун». Да и шут бы с ним, чёрная комедия — искусство не столь высоколобое, сколь тонкое, со своими внутренними правилами. Понимаете, правилами.

Бывает, когда шутка на фоне крови, бывает, что как бы кровь на фоне шутки, но никогда — занудная мораль, объясняющая шутки на фоне крови, крови, крови, бесконечной крови. Почему я вспомнил про мораль? Потому что она как началась в первой сцене в виде убогой типа-экономической лекции, так и продолжилась дальше. «А Михалыч-то архитектора в камине сжёг. — Фак!» История с папкой этой. Затянутая, безумная и ничем не обоснованная сцена с русской рулеткой. Непонятно что олицетворяющий, но многозначительный «доктор номер два». Вся эта продажная милиция и т.п. Проблема в том, что это категорически несмешно, и при этом занимает львиную долю хронометража. Как те бесконечные вояжи по раздолбанным пейзажам вполне контемпорального нам Поволжья. И хибары Саратова с Нижним могут быть смешны в течение первых двух обгонов через две полосы на разбитом бимере, но никак не сорок раз подряд под неоригинально острящую на тему «Бумера», «Боя с тенью» и «Брата» сразу музыку тов. Бутусова. Эх, слышал бы Данила Багров…

И закономерный финал — депутат, бизнесмен и бывший пахан перекрасился из рыжего в седого (как будто не 10 лет прошло, а эдак тридцать, ага). Смешно? Ну, улыбнуться можно, не более. Возникает вопрос, что это за комедия такая, в которой шуток даже несмешных наберётся с кулачок, у вполне несмешного «Брата» из было куда больше. Сосед слева забывается посреди просмотра беспокойным сном.

Потому что если вдруг, на секунду, забыть про «комедию», и задуматься, то понимаешь. Перед нами — типичный политический памфлет, замаскированный, чтобы никто не догадался, под шуткоюмор. Такой вариант «Команды Америки» в отечественном исполнении. Мол, вот из такого сора мы выросли. Вот наша власть (чо ж не президент, а только депутат — а партию не назовёте, в гостинице Россия-то?), вот наш бизнес (чай, нефтяной да? а это не он сидит нынче, нет, мусью Балабанофф, не на МБХ намекаете?), а всех остальных просто замочили в процессе первичного накопления капитала. И процесс сакрального прощания с эпохой посредством белой простыни тут становится тоже вполне логичен со всей этой кровищщей кетчуповой и прочими грампластинками.

И старый винил, что забрал с собой Саймон, тоже чего-то, да и обозначает. И несмешно это не капельки. Потому что крайне грустно. Обманул нас Балабанов. Звал на день рождения, а привёл на похороны.

Потому что чёрные комедии — это у Тарантино. А у Балабанова — всё-таки чёрные трагедии. Глядя на которые хочется спросить господ ревнителей нравственности — вот вы Фрэнка Миллера с Робертом Родригесом обвиняете в пропаганде насилия. Почто ж обвинений сих не слышно в сторону «Жмурок». Ах, да, потому что написано «комедия». Ну, дык на заборе тоже разное пишут.

Любите кино, но, ей-богу, будьте разборчивы.