Что может быть более логичным, нежели возвращение Павла Лунгина от темы жулика крупного к жулику мелкому. Право, и Платон Еленин у нашего русско-французского всего во многом выходил с эдаким поц-местечковым колоритом, который в прототипе ну никак не углядишь, однако тут уж ничего не поделаешь — как вы яхту назовёте. Если уж понравился какой кинематографист а-ля рюс французским продюсерам в пору отечественной кинобеспомощности, так дело и пойдёт — снимать, снимать, а там поглядим.
Остапобендеровская тематика на фоне стартовавшей месяц назад по ТВ гоголиады того же Лунгина всплыла в отечественном прокате как бы сама собой, как бы логично подводя черту под темой мёртвых душ и прочих преступлений-наказаний в жизни и кино. «Как бы» — потому что уже пробовали. Насколько удачно или неудачно получилось — попробуем разобраться вместе.
Провинциальный украинский городок Голотвин-Голутвин, бывшее местечко, бывший цементный завод, бывшее и текущее начальство, бывшие и текущие жители. И вот, в непременных штиблетах на босу ногу в полубезжизненное это болото врывается Константин Хабенский в роли отыскивателя на постсоветском пространстве потерянных иностранцами родственников.
Одних из них вывезли когда-то от голодухи и революции, другие вообще родились уже там, по Грециям и Америкам, и вот, в свете жадных до мятого доллара глаз современного Оси, а также его многочисленных Кис «из местных», родственники наезжают в бывшую отдельно взятую страну дабы приобщиться к корням и пролить скупую слезу на могилы предков.
Одна незадача. Родственников всех поубивали немцы, от местечка остались белеющие валуны посреди поля, потому родственников попутно приходится придумывать с привлечением местного населения.
Постепенно афера превращается в бедлам, родственнички из-за рубежа оказываются не «японскими туристами» с фотоаппаратами наизготовку, а сплошь людьми трудными и действительно жаждущими родственной ласки, у каждого свой камень за пазухой и свой скелет в шкафу, и проблем у нашего Бендера-Эдика прибавляется с каждым днём.
Жанр повествования изначально заявлен как комедия, но по факту комедией тут пахнут разве что знакомые мотивы «Свадьбы» — все эти песни, пляски и прочие братания над трупом забитого кабана. Да и то сказать, кустуриц нынче развелось — ложкой ешь, все решили продавать национальный колорит. Как бы рынок не перенасытился. Если же снять с «Родственников» национально-колоритную шелуху, становится грустно и жалко — и персонажа Хабенского, у которого в картине не хватает ни бендеровской энергии, ни его же харизмы, а остаётся только усталость и ощущение непонимания, зачем же он во всё это ввязался. И «понаехавших» иностранцев тоже жалко — не от великого счастья потащили они себя за тридевять земель в непонятную родину родственников разыскивать, да и самих их псевдосестёр, псевдобабушек и псевдоплемянников становится жалко — не хватает им тут, на родной вроде бы земле, и любви и дружбы, они готовы убедить себя, что все эти люди им родные вовсе не из-за денег, хотя как раз добрая половина несмешных шуток построена вокруг мятых зелёных бумажек, а потому что люди хорошие.
Бедные родственники в фильме получаются не те, и не эти, а все сразу. А комедия всё продолжает тянуть на себя одеяло повествования, какая-то беготня по кладбищу, какие-то шутки-прибаутки Гармаша, который похож в фильме не на пьющего хохла и не на еврея-ренегата, а почему-то на совершенно недостоверного гегемона-Шарикова.
Немножко нервный, но всё же смех вызывает такой почти ренатолитвиновский юмор вокруг Эдика и переводчицы, плавно перетекающий в сцену пролога. А в остальном — зачем из вполне серьёзной, драматической трагикомедии нужно было так настойчиво делать криминальный фарс — непонятно. Ильфа и Петрова из Лунгина не получилось, уж больно главный герой замученный и сходу несимпатичный, а на одной еврейской теме нынче не выедешь. Равно как на теме денег, «прааативных», необходимости «сильной руки» для народа и прочем. Шутка, повторённая трижды, как известно, становится в три раза смешнее.
А тут ещё Гоголь отовсюду лезет, телевизионный Гоголь Лунгина. Ты его в дверь, он — в окно. «Мёртвые души» хоть и сатирическое произведение, а как-то традиционно не вызывает оно в народе смех. Свой уездный город N есть и у Ильфа с Петровым, но не тот он, совсем не тот, не хватает советского оптимизма, которого, что там ни говори, у главных сатириков НЭПа было хоть отбавляй. Здесь и сейчас всё это производит удручающее впечатление.
Хочется, чтобы у Эстер был брат, а Эдик чтобы не смог сбежать от той, кого сумел приручить. Смеяться — не хочется.
А тебя всё равно настойчиво заставляют. Лунгин неожиданно проявил себя режиссёром-эмигрантом, который снимает «здесь для там», фильм настолько откровенно рассчитан на французского зрителя, что просто диву даёшься, как такое может быть, ведь на дворе — откровенный прогресс отечественного кинорынка, снимать исключительно на экспорт в стиле тов. Кончаловского нынче такая же глупость, как в своё время надеяться на прибыльность чудовищно дорогого «Цирюльника». Впрочем, кто даёт деньги, тот и заказывает музыку, имя Катрин Дюссар в титрах и «родной» перевод титров на французский не оставляет фильму шансов — отмахиваться от настойчиво выставляемой напоказ лубочности не получается. А ведь мы же видим, фильм не о том. Но поделать ничего не можем, ибо не мы с вами сидели за монтажным столом.
Самым занятным моментом во всей этой печальной истории оказывается, как ни странно, ещё один сюрприз из-за рубежа. Скоро в американский и международный прокат выйдет совсем другое кино. Элайджа Вуд в больших очках играет главную роль в комедии «И всё осветилось», где он, еврейский юноша, отправляется в современную Украину на поиски человека, который в войну спас от немцев его бабушку. И что-то мне подсказывает: уровень и фольклорных шуток, и простой житейской доброты в этом абсолютно заграничном фильме будет ничуть не хуже лунгинских попыток снять комедию.
Vova
