Фильмы про сумасшедших учёных (в прямом смысле этого слова) постепенно начинают формировать собственные правила игры, то есть превращаться в отдельно стоящий жанр, над феноменами которого господам киноведам ещё предстоит изрядно поломать голову. И один из этих феноменов состоит в том, что, в отличие от классического случая с кино-учёными, сумасшедшими в переносном смысле, эти фильмы вовсе не страшно смотреть людям науки. В фильмах, называемых условно «Игры разума», вы ни в коем случае не увидите булькающие пробирки в современной физической лаборатории, комиксовой всклоченности шевелюр, списанных с Альберта Эйнштейна, не увидите вы и нездоровой беготни по коридорам с криками «я открыл! эврика!»
Эти фильмы снимаются с достоинством академического издания и драматургией поистине шекспировских масштабов. В них развивается жизненная драма человека, наделённого поистине даром-проклятием, интеллектом, подчиняющим человека одной чрезвычайно узкой области человеческих знаний, где он и выкладывается, разрушая попутно в себе большую часть того, что мы называем человеческой жизнью. Кабинетная драма — жанр сложнейший, продумать и сформировать все её обстоятельства без профанации и отсебятины, да так, чтобы зритель смотрел на экран, не отрываясь — задача для истинного таланта.
Фильм «Доказательство» по факту мог оказаться очередной мулькой про одноногую собачку и «сумасшедшего учёного», мог оказаться также «артхаусом для толстых» — псевдовысоколобым недокино, но не стал, прежде всего потому, что все участники кинопроизводства отнеслись к проекту, ничуть не претендующему на звание блокбастера, со всей тщательностью, и потому добились самого главного — серьёзности, достоверности, драматизма.
Умирает светило математической науки, автор множества революционных для своего времени работ, умирает в абсолютном одиночестве, потому что для его коллег и учеников старик умер давно, когда его поразил недуг, в результате чего он уже не мог работать, а потому последние годы жизни провёл у себя дома, в тщетных попытках доказать самому себе, что ещё чего-то стоит. Рядом с ним — его дочь, подающий надежды молодой математик, она не может вернуться к учёбе в университете, потому что не может бросить отца, как это сделала уехавшая в Нью-Йорк старшая сестра. За несколько лет до смерти отец убеждает дочь, что он готов снова работать, «машинка работает!», повторяет он, и они вместе берутся за задачу, которая по силам лишь гению. И однажды доказательство готово — в тот день дочь буквально против своей воли заглядывает в тетрадь отца и видит там лишь безумную мешанину бессмысленных слов и символов.
А потом отец умирает, завтра похороны, в их доме появляется молодой ученик отца, который пытается найти в сотне оставшихся после смерти учёного тетрадей хоть что-то, похожее на озарение гения. А дочь тем временем медленно начинает сходить с ума, чувствуя в себе признаки отцовского недуга, и не желая в это верить. А тем временем в доме появляется сначала сестра, а потом и тетрадь с доказательством.
Здорова героиня или больна, чьё это доказательство, общие сомнения в авторстве на фоне романтической истории между учеником и дочерью ушедшего гения — вот основа для драматургии фильма. Драмы на грани между гением и сумасшествием, наитием и бездной мрака.
Актёрский ансамбль, начиная с гениального Энтони Хопкинса, настолько вживается в предложенные им роли, что даже несколько неловко вставленные в повествование математизированные пассажи на грани понимания произносимого простым зрителем вроде «доказательства от противного», воспринимаются совершенно адекватно — именно как шутка. В локализованной версии реплики тоже сумели удержаться от вполне ожидаемой терминологической ереси — спасибо переводчикам, что не поленились найти хорошего консультанта. Да и в остальном — если не считать пришлую сестрицу (тоже вполне аутентичную), показанный нам академический мир действительно похож на реальный — много толстых пожелтевших книг, бесконечные строчки коряво нацарапанных выкладок, исписанная бумага и тихий алкоголизм (и не только) неудачников. Ну, и самое главное — свет гения в абсолютно безумных глазах. То воодушевление, с которым можно обсуждать скучнейшие кабинетные закорючки.
За это всё спасибо и оператору, и композитору, и самое главное — режиссёру, преподнести трагедию психического заболевания, помноженную на трагедию нереализовавшихся надежд учёного — очень, очень непростая задача. И с ней команда фильма справилась на «ять».
Кстати, так уж сложилась история отечественного проката, что фильм по итогам просмотра отсылает зрителя скорее не к «Прекрасному разуму» (в локализованной версии превращённому в «Игры разума») с Расселом Кроу в роли Джона Нэша, а к свежайшей «Иллюзии полёта», к первой, лучшей её половине, построенной на той же теме попыток человека разобраться в пучине собственного сумасшествия. Точно так же в «Доказательстве» героиня Гвинет Пэлтроу вспоминает своего гениального отца, приходящего к ней, когда она остаётся в одиночестве, и пытается понять, не придумала ли она собственное авторство доказательства Великой теоремы Ферма (в фильме она называется Теоремой о простых числах), насколько далеко зашла её болезнь, что вокруг реально, а что нет, кому ей верить, и кто верит ей.
И то, с каким драматическим накалом эта дилемма будет разрешена, и составит главное достоинство обсуждаемого фильма. До встречи в кино.
Vova
