Нет, всё-таки если человек начинает бить себя в грудь и кричать — ненавижу комиксы! Это американское изобретение! Мы выросли на Достоевском, а нам пауков подсовывают! Кто так кричит, скорее всего и ни одного приличного графического романа в руках не держал, и Достоевского не читал. Потому что, как и всякий вид искусства, рисованное кино для художника и читателя вмещает в себя такую массу жанров и нюансов, такую гамму обращённого к миру мессиджа, что сгребать всё в одну кучу — значит, Пастернака не читать, но осуждать.
Столетняя история комикса вобрала в себя и политические завихрения XX века (сатира в периодике долгое время и была основным жанром комикса, чем и увлекался, в сущности, Маяковский со своими «Окнами РОСТа»), и бум героического фэнтэзи для детей и подростков, и прочая и прочая. После скоропостижной смерти чёрно-белого кино хранилищем и вместилищем «духа нуара» стали художники, которые рисовали графические романы.
Именно в комиксе сохранились многие почти умершие жанры кино, довольно и само кино почерпнуло у комикса как жанра, выросшего вместе с ним, но повзрослевшего гораздо быстрее. Так что новейшее возвращение кинематографа к истокам, к экранизации «взрослых комиксов» — есть во многом отдание должного, возврат старых долгов. К вящему удовольствию зрителя чувствующего, не чуждого эстетики.
Экранизация графического романа Джона Вагнера и Винса Лока, получившая у нас название «Оправданная жестокость», в оригинале называется «История насилия», в чём можно усмотреть некоторую логическую связь с миллеровским «Городом грехов», но связь тут скорее потусторонне-идеологическая, нежели прямая. Судите сами, в маленьком городке живёт семья: домик на отшибе, двое детей, у старшего проблемы в школе, у родителей кризис среднего возраста, но они все любят друг друга и живут вполне мирно и счастливо, пока в город не забредают двое чужаков-отморозков, с которых и начинается фильм.
История о том, как отец семейства убивает обоих, счастливо избегая шанса стать для этих двоих очередной жертвой. История о том, как это убийство выносит на поверхность гладкого озера местной жизни грязь из его тёмного прошлого. История о том, как он вновь становится Джоуи.
Создатели фильма следуют заветам Родригеса — жестокость показывается жестокостью, ничуть не комиксовой, люди показываются людьми — ничуть не рисованными. Комикс здесь виден только в антураже, в постановке кадра, словно перенесённого с бумаги, в некоторой нарочитости пришлых подонков — и подонки эти своей нарочитостью напоминают огранённый алмаз — ни одной лишней грани, ни одного изъяна. Да, это комикс. Но идеальная постановочность истории насилия переносит нас в этот виртуальный мир, задавая вовсе не виртуальные вопросы. Что есть насилие. Что его порождает. Что оно порождает.
Кто такой Джоуи.
Фильм, если не считать лаконичное и вполне отвлечённое повествование о школьных неприятностях старшего сына, держится на Вигго Мортсенсене, который чуть ли первый, кто сумел за последние десять лет в подобном сюжете изобразить не третьестепенный клон Лиланда Палмера, а персонажа самодостаточного, глубокого, ценного этой глубиной, вполне достойного стать в один ряд с Дуайтом и Марвом из всё того же «Города грехов». Он — добрейшей души человек Том Столл, сама добродетель, любящий отец семейства, владелец кафе, человек, ненавидящий насилие. Он же — Джоуи. Человек с прошлым.
Могучий актёрский талант Вигго прорывается сквозь добродетельную, но скучную, неинтересную маску обывателя и ураганом ярости вырывается наружу, когда просыпается Джоуи. Мистер Голд из «Револьвера». Боб из «Твин Пикса».
И тогда нам становится ясно, кто убил Лору Палмер.
Потому что всё это — у него на лице, залитом чужой кровью. В этих жестах и движениях, в этом пламени агрессии под тонким слоем прогоревшего пепла. Три года понадобилось, чтобы его убить. Проснулся он на третьем трупе. Джоуи.
И зритель видит, что он проснулся, и он понимает, что от него теперь никуда не деться. Ни этой семье, ни странным людям, вздумавшим себе на беду ворошить прошлое, ни самому Джоуи. От себя не уйти, историю насилия не забыть, не выбросить из головы, оно с нами, оно в нас. Живёт.
В нас, а ни в каком не в прошлом, которое Джоуи решил уничтожить, думая, что так он уничтожит и самого себя. Нет.
Vova
