Ангел-А: Небо над Парижем

Многие независимые европейские режиссёры сумели решить эту проблему, перебираясь под свет рампы кинотеатра «Кодак», одновременно раз и навсегда оставив за спиной своё европейское творчество, начиная на новом месте с нуля — то есть даже оставаясь, как Вим Вендерс, артхаусником до корней волос, начинали новую киноарьеру, снимая совсем другое кино. Перековавшиеся в «высокобюджетников» менялись тем более — вспомнить хотя бы карьеру Вольфганга Петерсона. Люк Бессон, вытянув в своё время «счастливый билет», перековываться не хотел — его стопроцентно-голливудский «Пятый элемент» оставил в себе слишком много от Бессона времён «Никиты», но поступиться в угоду «хорошо для бизнеса» даже самой малостью Бессон не захотел, сняв шикарную «Жанну д’Арк» и с треском провалившись с ней в американском прокате.

Итог нам всем известен — шесть лет перерыва в режиссёрской карьере, шесть лет продюсерско-сценарного «клепания болванки» по европам — раз за разом в прокат уходили проекты ещё более коммерчески-отточенные и ещё более, прямо скажем, цинично-тупые. Бессон со своей «Европой Corp.» сумел в короткие сроки довести идею «пипл хавает» до полного абсурда, создав с нуля новый жанр «кино от Люка Бессона» — ключевым словом тут является дебильно-безграмотный неологизм «от», во времена постперестроечные произошедший от французского haute couture (от кутюр) — сиречь «высокая мода».

Безумство сценарной фантазии и обилие беготни на фоне сюжетной каши — бодрое, но глупое кино «от Люка Бессона» цвело и пахло из года в год всё сильнее, вопрос был лишь в том, чем всё это кончится. И из года в год шансы на возвращение мстительного Бессона в режиссёрское кресло всё уменьшались. Если не считать литературно-минипутсткое параллельное творчество, Бессон очевидным образом сам себя загнал в тупик. И вывести его из этого тупика мог только он сам. В таком свете тихое, почти незаметное завершение работы над идеологически малобюджетным «Ангелом-А» было для внимательного наблюдателя знаком — вот тут и наступит момент истины. Или вперёд, или назад. Причём дело тут даже не в сборах фильма, дело в принципе — сможет Бессон снова, как в старину, без гиканья, улюлюканья и прочей цирковой эквилибристики снять спокойное, задумчивое авторское кино. Вернуть своё «я». Или не сможет.

А что изначально стояла идея снять именно такое кино, стало понятно уже из концептуальных нуар-постеров, из выбора исполнителей главных ролей — однорукого Жамеля Деббуза из «Амели» и фотомодели Ри Расмуссен, из нарочитого названия, из достаточно показательного ролика. Никаких поскакушек, всадников апокалипсиса, паркура, гонок и заброшенных пакгаузов. Только чёрно-белый Париж, бесчисленные мосты, неудачник-герой, отсылающий к той самой истории юной девушки с Монмартра и белокудрая ангелица лёгкого поведения, отсылающая ко всей новой волне немецкого кинематографа скопом.

«Ангел-А» вообще буквально переполнен бросающимися в глаза цитатами — но больше всего в фильме от старого Бессона, в первую очередь — от «Леона». История наоборот: маленький, беспомощный, бесконечно добрый и наивный Леон встречает трёхсотлетнюю, прожжённую, но совершенно несчастную Матильду. Встречаются они на мосту, на котором оба как раз собрались топиться. Париж вместо Нью-Йорка, тихие улочки вместо Центрального парка, Эйфелева Башня вместо былых Башен-близнецов, и целый город вместо одного Стэнсфилда.

И всё это завёрнуто в такой созерцательно-повествовательный сюжет о том, как ангелы и люди теряют смысл существования. А также о том, как этот смысл снова отыскать. Герои бродят по вечно-предрассветным улицам, стучатся в какие-то двери, бахвалятся друг перед другом, ставят друг друга в неловкое положение и плачутся по очереди в чужие жилетки. Жамель Деббуз при этом напоминает ужасно разговорчивого Молчаливого Боба, а Ри Расмуссен в своём «несколько коротком» платье умудряется невероятно органично изображать бесполое малоэмоциональное существо, временно лишённое крыльев. При этом и размашистая жестикуляция ангела и вечно заправленный в карман бессменного пальто неподвижный правый рукав человека обладают в итоге такой сумасшедшей пластикой, что эти движения становятся отдельным диалогом, заменяющим и даже вымещающим произносимые слова.

Слов, кстати, произносится много. Весь фильм — непрекращающийся трёп двух слишком долго молчавших одиноких созданий, им уже всё равно, что говорить, лишь бы с кем-то говорить. Лишь бы научиться говорить правду. И тут следует отдать должное отечественным локализаторам — отчего-то именно французским фильмам последние годы постоянно везёт на отличные переводы. Дубляж тоже не подкачал — остались все крики, истерики и бормотания оригинала, весь достаточно сложный исходный материал донесён до зрителя.

И за этим всем чувствуется автор. Это Люку Бессону нужно было выговориться. Это Люку Бессону нужно было снять своё, личное. Сказать правду. Для себя, не для денег и не из чувства «назло маме отморожу уши». У него получилось. Происходящее на экране может нравиться или не нравиться, может вызывать вопросы или казаться вполне логичным. Но одного у фильма не отнять — это от начала и до конца авторский концепт, задуманный и воплощённый не новичком в кино, но мастером с немалым талантом в душе и немалым багажом за плечами. Люк Бессон вернулся, он снова с нами. До встречи в кино.