Решив разглядеть «Антитела», приготовьтесь увидеть кровь. Её в фильме будет не так, чтобы много — в иных комедиях бывает и больше. Но «Антитела» — триллер, и некоторая кровавость обусловлена самим жанром.
После того, как увидели кровь, готовьтесь думать о боге. Вспомните о великой битве добра и зла, и будет вам богоявление. Хотя именно эту иллюстрацию «великого чуда» вы встречали не раз: оленята, без страха идущие к герою, раздираемому изнутри противоборствующими силами, были еще у классиков. Но если желание вспомнить о вечном неистощимо, идите смотреть фильм.
Название — «Антитела» — может дезориентировать. Не нужно искать в нем метафоры или ворошить познания в естественных науках, пытаясь разгадать его смысл. Понятие «антитела» в нашем случае лучше объяснить себе на словообразовательном уровне: «антитело» — нечто, против тела. Чем является это «нечто»? — Маньяком.
Маньяк-«антитело» собственным телом доволен вполне. Фильм начинается с фокуса на заде маньяка, в голом виде разгуливающего по собственной маньячей берлоге. Пакостей он, судя по всему, в ближайшее время не затевает — без того сделано столько, что кровью жертв можно стены выкрасить. Чем, собственно, маньяк и занимается, пока в процесс не вмешиваются полисмены, вызванные толстой теткой, живущей этажом ниже.
Маньяк, укокошив одного и манкируя остальных полицейских, выбрасывается в окно, желая скрыться или покончить с собой. Упасть-то он упал, да крайне неудачно — перед самым носом своих преследователей. Служители порядка его, не медля, под белы руки берут и отвозят в тюрьму, где злодею за четырнадцать зверски убитых жертв по закону грозит пожизненное трехразовое питание, телевизор и свежая пресса по утрам. Казалось бы, жизнь только наладилась, ан нет — приходит как-то на допрос к нашему Злу один провинциальный полицейский, который, как вы понимаете, Добро, как оно есть.
И за добро, признаться, очень обидно, несмотря на то, что оно побеждает. Судите сами: «самый хороший» материализовался в нечто туповатое, пресное и блондинистое. Одетый в дурной костюм, он стоит перед «самым плохим» и волнистым попугайчиком повторяет один и тот же вопрос «ты убил»? Зло же, тем временем, энергично поигрывает мускулами, блестит стеклами очков и смешно парирует вопросы, цитируя труды великих. У хорошего дома жена, годящаяся ему в матери, двое детей, которых он дурно воспитывает и неубранный урожай на приусадебном участке. У плохого — камера, где он творчески реализуется, рисуя восковыми мелками на стенах и записывая свою страшную исповедь в тетради в красном кожаном переплете. И единственно в самоистязании хороший дает фору плохому. Ближе к развязке фильма он, читая «Отче наш», прошивает канцелярским степлером собственную руку, тогда как плохой всего лишь рвет на голове патлы, мешающие упражняться в рисовании.
Собственно, пафос картины, снятой немецким режиссёром Кристианом Альвартом, главным образом состоит в утверждении традиционных христианских ценностей. Но сочные рассказы маньяка о насилии над детьми и соития хорошего полицейского, поставленные в жанре жесткой эротики, не очень способствуют гармонии религиозных чувств.
Скажем, герой в параллельной сюжетной линии, в которой выдвигается торжество семьи и брака, изменяет жене с эффектной барышней, продавшей ему красивый дорогой костюм. Получив яркий сексуальный опыт и, видимо, тут же его испугавшись, герой спешит к священнику на исповедь, где за отпущение грехов получает указание прочитать десять раз молитву. Такое искупление не удовлетворяет героя и он, имея несгибаемое намерение вернуться в семью чистым, берется за степлер.
И действия его были бы убедительны, если б хороший полицейский был счастлив в семье — так ведь нет же этого. Его жена — женщина за сорок с неопрятной прической — очевидно, нелюбима. Отношения с отцом жены — чудовищные, на глазах полицейского папуля пристреливает его собаку. Собственным сыном герой недоволен — тот демонстрирует детородный орган одноклассницам — а ближе к концу фильма и вовсе начинает подозревать сына в том, за что готов убить. И ведь идет убивать. Всё это, надо признать, даже отдалённо не напоминает идиллическую картину семейного счастья — уцепиться не за что.
«Антитела», с одной стороны, интересны бесстыдным фрейдизмом некоторых жестов персонажей, но с другой стороны встаёт прежний вопрос: аутентично ли происходящее моральной канве фильма? И, может быть, разговор о сокровенном здесь кажется неуместным оттого, что сокровенное «Антителам» и вовсе чуждо.
Vova
