Клятва: Честное пионерское

С упорством, достойным лучшего применения, дальневосточные кинематографисты раз за разом входят в одну и ту же реку, снова и снова снимая один и тот же, по сути, фильм. Есть Император, есть его враги, которые поимённо оному Императору известны, с той лишь разницей, что иногда он от них скрывается, иногда подсылает к ним убийц, если конечно, они сами не подсылают к нему убийц, в остальных же случаях Император обязательно начинает сначала разговаривать и даже испрашивать помощь у одного супротив другого, а уже потом рубится с ними на мечах. И всё это на фоне белых берёзок (снятых на Украине), красных пустынь (снятых тоже отнюдь не в Поднебесной), разноцветных шелков, грандиозных массовок, беспощадных любовей и рукопашных баталий.

Впрочем, доказывая известное утверждение, что форма ничто, исполнение — всё, поднебесный кинематограф уже успел, не сходя с места, произвести на свет целую плеяду феерических шедевров, которую по праву возглавляет гениальный «Герой». Но согласно той же китайской максиме, повествующей о необходимости так долго сидеть на берегу Янцзы, чтобы течение пронесло мимо тебя труп твоего врага, год от года пестование темы «древних царств» всё больше приближает господ кинематографистов не столько к достижению планки в 50 или даже в сто миллионов бюджета (у «Клятвы» их уже за 40), сколько к моменту, когда течение пронесёт мимо зрителя труп самого кинематографиста.

Почему так — понятно, нужно искать новых путей, нужно куда-то двигаться, ибо даже чтобы оставаться на месте, во все времена нужно было бежать изо всех сил. При этом в таком тонком механизме, как ощущение бесконечной бездны истории, величия древнего народа, эпической грандиозности происходящего (считайте количество превосходных степеней), нужно быть чрезвычайно чутким к зрителю человеком, чтобы угадать ту незаметную грань, что отделяет шедевр от кича. Чтобы загадочная китайская душа не казалась зрителю бредом сценариста, чтобы шелка не слепили глаз своими безумными квадратными метрами, чтобы полёты во сне и наяву не сваливались в хонгильдоновщину и джекичановщину, а любовь японских актрис, изображающих китайских наложниц Императора чтобы не выходила картонной.

Это не просто трудно, это невыразимо трудно. Даже режиссёр «Героя» Чжан Имоу, так точно в своё время нашедший для себя этот баланс, в своём последующем «Доме летающих кинжалов» уже буквально колебался на грани, чуть не срываясь с высот собственного пьедестала от иного неловкого движения. Режиссёр «Клятвы» Чен Кайге тоже в своё время нашёл свой баланс и свою заточку для холодного оружия массового поражения по имени Китайский Эпик, его «Император и убийца» участвовал в основном конкурсе Канн и был высоко оценен зрителем. Но на любого мастера укрощений ужа всегда найдётся свой мастер укрощений ежа, новое кино Чена Кайге вышло дорогим, вполне культурно аутентичным, жанрово выверенным, операторски, дизайнерски и спецэффектно почти безупречным (ну, за некоторыми моментами) и, при этом, удивительно пустым внутри.

Причём затруднительно даже назвать конкретные эпизоды-слова-действия, после которых пошло «типичное не то» — шелка развеваются, ноги и мечи дерутся, золотая маска сверкает, Император нарочито цюнь-тянькает, раб бросается в пропасть, богиня левитирует шёлковой медузой-Горгоной, в кадре имеется даже некий лёгкий китайский стриптиз и легчайший китайский секс (как цензуру прошли, непонятно), а вот не складывается музыка. Вот взять хотя бы начало — отличное начало, мальчик-девочка, пирожок, повешенные, «я это запомню», потом падение пирожка в воду, появление богини… и тут начинаешь чувствовать какое-то подспудное раздражение. То ли диалоги, то ли обстоятельства, то ли всё это вместе взятое. О чём, вкратце, хотел рассказать иностранец, остаётся совершенно непонятным.

И вот эта загадочная китайская душа («зачем ты несёшь его, он же мёртв. — но он же мой хозяин!») в исполнении Чена Кайге на этот раз безумно раздражает, стоит на ней хоть на секунду сфокусироваться. Только начинаешь присматриваться к новообретшему «кримсон армор» рабу, только он снова начнёт бегать быстрее ветра, как тут обратно на горизонте появляется мон женераль и всё поворачивает на новый круг. Только вроде героиня поймёт, что любит она не того, а вот того, как тут же весь амур закручивается с новой кориолисовой силой непонятности происходящего. Ну ладно зритель, тут нет чувства даже, будто сам режиссёр понимает, что же он такое снимает, нет ощущения высшего смысла, сокрытого за пиротехникой. Ну хоть финал, финал-то расскажет нам, повернёт к лесу передом, а Ивану задом? Ан нет.

Финал картины так же аляповат и претенциозен, как в советских фильмах про сознательных рабочих-стахановцев, противостоящих врагам и вредителям — в общем, все умерли, проклятущая богиня заходится в своих эмпиреях злорадным смехом, зритель пожимает плечами. Да, красиво, красиво, но зачем всё это было, категорически осталось непонятно.

Любите кино.