Мишель Гондри после выхода «Вечного сияния безупречного разума» в одночасье стал человеком-открытием, самородком, сумевшим воплотить свой собственный, уникальный, далеко не рассчитанный на массового потребителя визионерский стиль в кино, ставшее вдруг понятным, интересным и приятным глазу не только законченных киноманов, завсегдатаев фестивальных показов, надутых критиков, но и обычных посетителей столичных мультиплексов и просто ценителей ненапряжного домашнего видеопросмотра.
Мишель Гондри некогда сумел всех разом убедить, что комик Джим Керри — на самом деле талантливый драматический актёр, актриса Кейт Уинслет — не ограничивается в своих способностях амором из «Титаника», а обычный зритель прежних фильмов Джима и прежних фильмов Кейт — может и хочет смотреть кино вот такое, особенное, волшебное, личное, камерное и как бы ни о чём. Иллюзия рукотворной любви и иллюзия существования вымышленных героев стала для нас всех приятным невыразимо шоком — так это было живо и реально.
После этого Мишелю Гондри были, пожалуй, открыты все двери, однако сам он в те двери спешить не стал, а решил продолжить заняться тем, чем предпочитал заниматься прежде — играть с игрушечными персонажами, наблюдать за ними, и играючи делать их живыми. А производить эти манипуляции он предпочёл вдали от света больших голливудских софитов, ничуть не изменив себе, и даже дав чуть большую, чем обычно, волю фантазии, совместив легчайший и балаганный стиль «Звериной натуры» (под таким именем у нас фигурирует фильм “Human Nature”) и всё того же «Вечного сияния».
Герой на этот раз будет не только блуждать в собственном подсознании, в кадре и за кадром снова будет наблюдатель (помимо, собственно, зрителя), только на этот раз таким наблюдателем будет сам главный герой, засевший в студии «Стефан-ТВ», обложившийся пустыми упаковками из-под яиц и глядящий в немигающий глаз ненастоящей телекамеры. Добавим к этой картине исполнителя главной роли — более чем интересного актёра Гаэля Гарсию Берналя, поместим действо в Париж, подсолим сверху трёхязыкой фактурой полуподвального офиса, производящего на свет дурацкие календари, и вуа-ля. Получите!
У главного героя умирает отец, с которым он жил через океан от родной, но бесконечно далёкой Франции, после его смерти беглая мамочка главного героя, сподобившаяся некогда полюбить разговорчивого иллюзиониста-любителя, приглашает сына погостить к себе под предлогом якобы найденной для сына работы по профессии — он художник. Главный герой, которого зовут Стефан, прилетает в Париж, мучаясь по приезде изрядно подзабытым французским, мамочку так и не видит почти до самого финала повествования, работа оказывается совсем не тем, чего он себе удумал, а тут его ещё начинают по старой памяти во время сна на своей собственной детской кровати мучить визионерские сны, перепутывающиеся и сливающиеся с этой реальностью, в этих снах поселяются люди из неожиданно обрушившейся на него новой жизни, а также там поселяется его свежеприобретённая соседка по имени Стефани, которой его мама сдаёт соседнюю квартиру и которой он уже успел уронить вниз по лестнице пианино.
Сны не дают не опаздывать на работу, Стефани не даёт Стефану спокойно познакомиться со своей подружкой, которая поначалу нравится ему куда больше самой соседки, Стефан бегает по лестнице вверх-вниз, прикидываясь, что он здесь не живёт, ночами во сне строча Стефани саморазоблачительные письма, пока наконец не понимает, что сон окончательно перепутался с реальностью, да и так ли это нужно, их разделять. Тем более, что за стенкой живёт человек, которому в его снах тоже найдётся место.
Применив нарочито трэшовую конструкцию фона ко всему происходящему и встроенной в фильм анимации «как в русских мультфильмах», Мишель Гондри предъявил на этот раз к зрителю гораздо более высокие требования — эта, порой, совсем уже «трава у дома» временами действительно с трудом удерживается на грани полного сюрреализма и полной паранойи, делая кино во многом куда более экспериментальным, чем то же «Сияние», однако даже эти изыски ничуть не мешают во время просмотра щедро вкушать главное — невероятную лёгкость бытия, царящего во внутреннем мире автора, всю эту феерию чистых чувств, чистого юмора, чистых красок, чистых персонажей.
Восторг — не то слово, которым стоит описывать некоторые отдельные сцены и вообще впечатление от фильма. Дело тут не в восторгах. Хотя именно восторженный смех охватывал зал на вечернем показе в рамках ММКФ. Это был не смех над удачной шуткой, это был смех радости от увиденного. Чистая, выкристаллизованная эмоция от скальпеля в собственном мозгу, задевшего центр удовольствия. До встречи в кино.
1468 Прочтений • [Наука сна: И вечный сон, покой нам только снится] [16.09.2012] [Комментариев: 0]