Лукавый индус знаменит не тем, что снимал или не снимал, а тем что не врёт. Если обещал «сказку на ночь», «очень смешное кино» и «романтический триллер» в одном флаконе, то вынь да положь, зубы на полку, будет вам и сказка, и кино, и триллер. Только улыбочка такая при этом загадочная у господина режиссёра, опять всех надует, всех обведёт вокруг пальца, он так уже не раз делал и ещё, видимо, собирается немало продолжить в том же духе.
Тут вам не японская поэзия, где «завязка, развитие и что-нибудь неожиданное», это Шьямалан в Голливуде, особый редкий вид, который снимает в своей неповторимой манере, каждый раз принимающей позицию всё более изощрённого издевательства над зрителями. Причём чем дальше заходит с каждым фильмом эта игра (то в прятки, а то и в поддавки или даже «Чапаева»), тем большие углы наклона вынуждены принимать наши буйные головушки, дабы не упустить из поля зрения очередной режиссёрский выверт.
И на этот раз выверты пошли буквально с первой минуты полёта. Если вы шли на мистический триллер, то знайте — вся мистическо-триллерная составляющая будет тщательно дезавуирована ещё на стартовых титрах. Ну какая, скажите, мистика может проходить под аккомпанемент таких нарочитых надписей-наскальностей-объяснялок, вполне органично потом поддержанных криками полусумасшедшей бабушки, вещающей про орлов, русалок, волков, обезьян и американскую военщину. А такая — русалки, волки, а в конце даже орлы и обезьяны будут проистекать в кадр в точности с витийствованиями альцгеймерной бабули, равно как и других персонажей, видящих мёртвых людей не только в воде центрового по отношению к сюжету бассейна, но также: в кроссвордах, кинофильмах, коробках из-под кукурузных хлопьев и лицах окружающих постояльцев.
Второй выверт на нашу голову, это конечно же «романтикь». Брайс Даллас Ховард, ещё в «Таинственном лесу» бродившая в жёлтом балахоне и весьма кардинально решавшая вопросы выживания отдельно взятого героя посреди шьямалановской мистификации, на этот раз отделывается лёгким испугом и парой царапин на утончённых лодыжках. То есть весь фильм если не тырит чужое с лежанок вокруг прикормленного на русалок бассейна, то по крайней мере лежит абсолютно невинным образом на коленках у ошалелого Пола Джиаматти или семафорит многозначительными, но тоже очень утончёнными жестами из личного душа киношного альтер-эго М. Найт Шьямалана.
Ах, да, тут начинается третий выверт — перед нами же ещё и политический памфлет, в котором один хитрый индус самолично, в кадре, пишет книгу по имени «Поваренная книга», вокруг которой, оказывается, весь сыр-бор, и родится Мальчик, который прочтёт Книгу, и сделает потом со всем миром Всякое, и именно ради этого в канализацию под общежитием высокой комфортности «Бухта» послана нарфа Стори, призванная тем самым простимулировать писательские таланты саркастичного индуса, после которого родится мальчик-и-мальчик, а с самим индусом совершат некое злодеяние страшные люди-политики, в общем все умерли.
И тут начинается очередной выверт. Нет же, мы смотрим не политический памфлет, а всё-таки детскую сказку, несколько жестоковатую, по моде Шарля Перро, но вполне типическую, где Петя и волк, где Красной шапочке нужно непременно попереться в тёмный лес ночью со своими пирожками, и где Колобок и от дедушки ушёл, и от бабушки ушёл. Шьямалан камлает, бабуля блажит, взрослые люди с серьёзными, а то и трагическими лицами становятся в круг и дружно ворожат на суженого пополам с сеансом сприритизма, усугубляя происходящее до состояния нестояния.
И всё это, с первых титров и до последнего полёта во сне и наяву сопровождается предельно точным и серьёзным видеорядом Кристофера Дойла, которому к восточным изыскам не привыкать, а также музыкой Джеймса Ньютона Ховарда, которому вообще ни к чему не привыкать. Эти двое уверены в задаче — они с начала и до конца снимают мистический триллер, с чего мы начали и давно уехали паровозиком имени одного хитроумного индуса.
А между тем на наши головы, наконец-то, опускается очередной выверт, который окончательно ставит повествование с ног на голову. Ни разу перед нами не сказка, триллер, памфлет, детектив, лав-стори или что там ещё. Перед нами тончайшая, выверенная до мелочей автопародия. И начинает это зритель понимать при очередном, если не сказать предсмертном появлении на экране персонажа, условно именуемого Кинокритик. Да, так всё и есть, соображаем мы, не зная, уже начинать зевать или продолжать в унисон режиссёру ёрнически хихикать.
Пародируется всё — шьямалановские внутривидовые штампы и общеголливудские загибы, конкретные личности и целые жанры современного кино. Шьямалан обстебал и триллеры, и детективы, и мистику, и сказку, и политкорректность, и физкультуру, и даже саму Аристотелеву логику попрал и растоптал.
Нет, правда, если перестать искать смысл на экране, а заглянуть за него, то можно увидеть всё того же каверзного индуса, который всё кивает индийской своей головой — говорил я вам, что это будет очень смешное кино. Нет, правда, если суметь абстрагироваться, научиться видеть не русалок, волков, обезьян, орлов, американцев, индусов, рокеров, писательниц, культуристов-экстремалов и комендантов общежитий, а пародию, автопародию, пародию на пародию, то всё тут же встаёт на свои места и обретает и смысл, и рифму.
По крайней мере это позволит избавиться от невыносимого ощущения, что нашего брата отчаянно дурят, изображая на экране очередные поиски Чтеца, Жнеца и На Дуде Игреца, коии, спев и сплясав, долженствуют отправить королевскую нарфу восвояси.
Если же нет — не уверен, что из этого всего у зрителя выйдет что путное. Как сказал любезный Кинокритик: «Ещё одна чушь, в которой два героя под конец рассказывают друг другу о своих чувствах во время грозы. Почему все эти люди в фильмах так любят разговаривать, стоя под дождём?» До встречи в кино.
Vova
