Человек безвозвратный: Хомо хомини

Наблюдая и подмечая вокруг такие милые сердцу мелочи, как питьё пива под антиалкогольную рекламу, пересчёт денег старушкой, не спешащей передать их водителю, или грязное нижнее бельё, брошенное в ванной, режиссер предельно узнаваемо реконструирует мир простых людей, у каждого из которых свои горести и радости.

Один за другим перед нами начинают возникать действующие лица, и поначалу мельтешение персонажей как бы даже забавляет и завлекает. Девушка стоит в коридоре и курит, затем её кто-то целует, затем она идет читать новости, затем она уже в телевизоре на кухне, а мы уже наблюдаем за жизнью классической семейной пары. Женщина подходит к двери, чтобы впустить своего любовника, но в следующем же кадре дверь распахивается и из неё на улицу выходит щеголеватый солдат. Таким вот образом герои постоянно будут сменять друг друга до самого конца фильма. Причём никак не поймёшь, в какой же именно момент они вдруг перестанут интересовать камеру.

Персонажей в фильме ни много ни мало — сорок два. Все они ужас какие непростые, у всех свои проблемы и проблемки. На чём и расцветают пышным цветом разнообразные вариации и темы означенного выше социального кино: супружеская неверность (как гомо-, так и гетеросексуальная), отношения отцов и детей, равнодушие общества к инвалидам, страх женщины перед одинокой старостью, детская преступность, проституция среди солдат-срочников и, почему-то, как апофеоз — комплекс провинциала, стремящегося куда-нибудь, лишь бы отсюда.

Вот, собственно, диалог, где фигурирует название фильма: — Мама, ты знаешь, как мне хочется уехать куда-нибудь и не вернуться? — Знаю… Человечек ты мой безвозвратный.

И диалог этот происходит в до боли знакомой обстановке обшарпанных квартир наших бабушек и дедушек. Только почему это в названии фильма говорится об одном персонаже, а у нас их вон сколько? Наверное, все они чем-то похожи? Наверное, их что-то связывает, думает зритель. По всей видимости, связывать их должно желание навсегда вырваться из оков собственной жизни. Да только никак не удаётся этого толком ощутить, ведь на каждого из них элементарно пленки и времени не хватает.

Герои всё появляются и исчезают, и уже к середине фильма вся эта петрушка начинает несколько утомлять. Да вдобавок вдруг появляются на экране драматургические ходы, позаимствованные из анекдотов, от чего то и дело коробит. Например: девушка, объясняющая, почему с ней женатой нельзя знакомиться, глядя на юношу, пришедшего отдавать ей полотенце; медсестра, которая говорит очень пожилой заслуженной старушке: «Вы выглядите на все сто!».

Что характерно, чем ближе к развязке — тем хуже. Потому что, согласно авторскому замыслу, под конец герои из разных сюжетных линий должны повстречать друг друга. Как некое откровение преподносится идея, что все мы живем в гигантском муравейнике, и если знать про каждого всё в подробностях, то это же ого-го какие у всех проблемы! Жалко только, что не дали Екатерине Гроховской сделать сериал, тогда, возможно, с героями можно было бы успеть разобраться.

Вероятно, она собиралась добиться удивительного эффекта новым «супермультигеройным» подходом, да только как-то не вышло. Посреди бесконечной смены героев, постепенно персонажи начинают казаться какими-то однообразными и в итоге осточертевают. В тот же момент, когда зритель должен испытать катарсис, он видит неопределенную концовку и всё тот же непрекращающийся безысходно-монотонный депресняк — всё поразительно устойчиво держится на одной уныло-тоскливой ноте, без намёка на что-то светлое и мажорное.

Если кто-то на балконе чистит ружье, значит в конце фильма оно обязательно выстрелит, а если женщина упала, то у неё обязательно найдут рак легких и так далее, и так далее… Разумеется, все фильмы строятся на похожих конфликтах и сюжетных схемах. Просто каждый автор привносит в любой сюжет свое видение, тем он и интересен. Подобная же игра с формой, при абсолютной вторичности всех составных частей, в итоге впечатления авторского кино не оставляет, а почему-то напоминает о салате винегрет.

Любите кино.