Оригинала 1973 года я, увы, не смотрел, но почему-то абсолютно уверен, что даже будучи воспроизведённым стилистически и сюжетно один к одному, сейчас он воспринимается совсем иначе. Тогда это был классический параноидальный триллер на модную тему нео-язычества, чужак и свои, закрытый социум со своими законами, вырождающимися через мистику в бесчеловечность и сакральный антигуманизм. Сейчас всё это, ан-масс, не ново, и даже хорошо забыто, потому появление того же сюжета в контексте современности воспринимается вовсе наоборот изначальному смыслу — паранойя начинается не на острове, а ещё задолго до него — в голове шерифа Малуса, постепенно прорастая наружу и завершаясь бредом уже вполне наяву. Причём бредом не просто фантасмагорически-наворочанным, вроде как плодом чьего-то воображения, но бредом, имеющим вполне конкретные смыслы здесь и сейчас.
В 1973 году ещё не была изобретена политкорректность, правящая нынче не только западным миром, но уже прекрасно знакомая нам с вами. Не называть белое белым, чёрное чёрным. Делать вид, что не понимаем, о чём речь, если кто-то всё-таки, супротив общих установок, носит обтягивающее и всё ещё кипятит. Мы не феминистки, мы нео-язычники. Мы не колония параноидальных людоедов, мы частное поселение со своими порядками, живущее так, как нам должно. Мы не сжигаем людей, мы отдаём в жертву богам трутня во имя процветания колонии в целом.
Если прежний фильм должен быть триллером эз ит из, то «Плетёный человек» с Николасом Кейджем выходит своеобразным социальным детективом, в котором врут все без исключения свидетели, судьи подкуплены, полицейские продались, а потому вся эта мешанина ещё пару раз для смеха поменялась мантиями, так что детектив из поиска маньяка (или, по крайней мере, не маньяка) быстро превращается в попытку героя хотя бы мало-мальски понять для себя, что же тут вообще происходит, и как ему действовать дальше.
Чем в итоге всё и заканчивается — ответ самому себе дан, вывод для самого себя сделан, когда под одобрительные возгласы женской части аудитории шериф окончательно срывает себе башню и принимается действовать в стиле Стивена Сигала, тут и наступает тот самый, известный полярный зверь. Совы не те, чем они кажутся, добрые детишки видят мёртвых людей, а молчание ягнят становится особенно пронзительным.
Да, фильм находит свой логичный финал, герой должен остаться один, а тело Ленина — живее всех живых. В век умершего, но так и не похороненного постмодернизма более изощрённого антифеминистического памфлета придумать практически невозможно. Ужас тут как бы не ужас жертвы в лапах маньяка, а ужас нормального человека, попавшего в ненормальный мир. Ему только и остаётся уповать на то, что по крайней мере его неверующая душа, принесённая в жертву, не поможет никакому будущему урожаю.
А вовсе даже наоборот. Право, нужно быть совершенно конченным феминистом (-стком), чтобы сочувственно кивать этим звериным мордам на плацу у ног Плетёного человека. И нужно быть законченным кейджененавистником, чтобы после этого сеанса не стать хотя бы спокойным фанатом самого негероического из героев девяностых, благополучно пережившего водораздел двухтысячных. И даже не поменявшего при этом своё обычное выражение лица, невероятно похожее на грустную морду старого усталого дога. До встречи в кино.
Vova
