Все, что связано с пирогами, в сознании отечественного кинопотребителя неизменно упирается в комедию про американские ценности жизни, которая размножилась до количества пяти штук. Естественно, что все остальные проявления в кино этого кондитерского продукта без соответствующих ассоциаций не обойдутся. Так же и «Снежный пирог» — про те же американские — шире — семейные ценности — правда, режиссер Марк Эванс подошел к своей задаче более оригинально.
Сюжет картины уютно укладывается в поговорку — «Не было бы счастья, да несчастье помогло». Вот и у героя Алана Рикмана нет счастья в жизни, как голь перекатная, разъезжает он по невыносимо красивым пейзажам Канады, стремясь неведомо куда. И на этом пути — от себя к себе — он встречает женщин, определяющих его место в подлунном мире. Мотивация поступков, зачастую непонятных, здесь находит внешне приемлемое объяснение — мать погибшей в самом начале фильма девушки страдает аутизмом. И тут находится та живительная струя, которая протекает через весь фильм.
Сигурни Уивер досталась, пожалуй, самая выигрышная роль, ведь безумцы, параноики и аутисты — любимые персонажи Американской Киноакадемии, достаточно вспомнить героев Николсона или Хоффмана, но то ли дело в нечетко прописанном в сценарии характере, то ли в личном актерском мастерстве госпожи Уивер — в трио главных лицедеев ее Линда Фриман напоминает скорее персонифицированную причину, нежели образ. И дело тут не в старательной имитации аутистского поведения — скорее, в постоянстве субъекта: на протяжении всего фильма она слишком уж старательно изображает человека не от мира сего.
Алекс, представленный Аланом Рикманом, приличный англичанин за пятьдесят, держится необычайно уверенно в потаканиях Линде — видимо, здесь наиболее точно произошло совпадение характера и актера — и в спонтанных любовных отношениях с Кэрри-Анн Мосс. К счастью, лишив нас любовного треугольника, на который намекает рекламный постер, режиссер превратил акт развития любви в подобие психотерапевтического сеанса, где Алекс шаг за шагом реабилитирует свое прошлое, надеясь таким образом проложить хоть какую-нибудь тропку к будущему. И, как будто не замечая предыдущих граблей, постановщик, надеясь выкинуть козырь, повторяет ошибку — Мэгги, героиня Кэрри-Анн Мосс, больше похожа на декорации к страданиям и переживаниям Рикмана, нежели на женщину, влюбившуюся в случайного незнакомца.
И дело не в пресловутой жизненности и бытийном реализме — мотивации, основанные на импрессионистском видении мира, при переложении на язык кинематографа оправдываются лишь на малую часть. И прежде всего это касается повествования — похвальное стремление режиссера передать легкость, несмотря на смерть в самом начале, выдержать непритязательную интонацию и не скатиться к шаблонности — удаются лишь в некоторых моментах, отчего повествовательный каркас, кичащийся своей красотой, тяжко провисает и движется дальше лишь за счет проставленного заранее хронометража. Когда же дело касается непосредственно импрессионистской области — визуального воплощения, то все вышеперечисленные моменты мгновенно превращаются в достоинства.
Вездесущая камера, имея пристрастие к деталям, не забывает оригинальничать ракурсами (чего хотя бы стоит сцена с автокатастрофой) и вовремя улавливать движение, происходящее на съемочной площадке. Так, открывая картину неверным дрожанием, оператор уверенно расставляет акценты, что оказывается не под силу сюжету, вот многочисленные крупные планы, фиксирующие физическую красоту героев. Но главное достижение — это почти неестественной красоты пейзажи, которые придают картине логическую цельность. Их поэтическая созерцательность смягчает восприятие, настраивая на лирический тон — и герои на этом фоне выглядят утешительно мелко, точно пересказывая старый коан о бренности человека в этом мире.
Всё зимнее приключение, происходящее с Алексом, укладывается в совершенно декоративные рамки — несколько дней, в тихом городке, где неизменная составляющая — снег, который с удовольствием ест Линда, сравнивая этот процесс с оргазмом. Несколько дней любви, видимо, столь не хватающей в его жизни, под невообразимый саундтрек, непонятно как сбежавший из соседнего павильона — вместо стройных и раздумчивых симфонических оркестровок из динамиков льется поток поп-рока, дисгармонируя с картинкой. Несколько дней светло-морозных тонов, которые освещают экран, своим холодным дыханием, вынося жизнеутверждающую оценку происходящему. И неминуемый хэппи-энд.
У Марка Эванса получилась весьма неровная картина — английская породистость смешалась в ней с американской тягой к банальностям. В результате вышел весьма привлекательный на вид, но несколько недопеченный пирог, главная начинка которого — звездное трио. Впрочем, у него уникальный рецепт: редкая ныне эфемерность, так что все мелочные придирки несложно и простить, тем более, что вкус его будет помниться еще долго.
Vova
