Как малые дети: Пусть всегда будет мама

…Пронзительный скрип качелей на детской площадке нарушает сонную тишину американского пригорода. Тикают часы, на полках около циферблата теснятся фарфоровые детские фигурки — с первых кадров в душе поселяется тревога. События оправдывают предчувствие недоброго: обманы, измены, вражда. Но атмосфера фильма, сотканная из страха, любви и ненависти, озвучена не драматизмом сюжета, а звуком тикающих часов, плеском воды в городском бассейне, детскими голосами и монотонным скрипом качелей. Ни смерть, ни страсть ничего не изменят в жизни обитателей пригорода. Человеческая отчуждённость и метафизическая скука вечны, как маятник или раскачивающиеся качели.

Остро ощущаешь глубокое страдание и безысходность жизни в провинциальном городке. Конечно, Тодд Филд — не первооткрыватель темы: её можно назвать сквозной в литературе как Старого, так и Нового света. Тома Перротта, по мотивам одноименного романа которого написан сценарий (самим Филдом в соавторстве с писателем), называют на родине «американским Чеховым», хотя скорее можно было бы вспомнить Шервуда Андерсона, оставившего точный адрес места, где за сонной одурью благопристойности скрываются губительные и возвышающие страсти — «Уайнсбург, Огайо». Созданный его воображением городок на Среднем Западе постоянно возникает в американской литературе и кино. Многие могли бы повторить вслед за Андерсоном: «В Америке чувствуешь себя ужасно одиноким… Я живу большей частью в маленьком городке. Маленький городок в известной мере похож на бассейн с золотыми рыбками: можешь смотреть и видеть. И я часто вижу, как наиболее чувствительные сдаются, становятся пьяницами, разбивают себе жизнь из-за ужасающей скуки и однообразия».

На обложке американского издания романа Перротта — две золотые рыбки, плавающие в наглухо завязанном полиэтиленовом пакете… Писатель и режиссёр, опираясь на мощную литературную традицию, создали не просто «железный» — стальной сценарий, с упругим и гибким каркасом, с цельным и вместе с тем незавершенным пространством — у режиссёра Тодда Филда (судя и по первому фильму «В спальне») — страсть к открытым финалам. Опыт предшественников учтен максимально — не одинокий выстрел ружья, висящего на стене «в первом акте», а оглушительная канонада раздаётся во второй половине фильма: все причинно-следственные связи учтены и просчитаны, отчего финал картины становится не просто открытым для толкования, но на редкость многозначным.

Но хорошая история — это ещё не хороший фильм. У режиссёра Филда есть своя интонация, свое видение реальности, и оператор Антонио Кальваче живо всё это воссоздает. Его камера сумела придать действительности некое дополнительное измерение — купание в бассейне, гроза, любовные сцены, футбольный матч, съемки документального фильма и другие сцены, убеждающие «правдой жизни», доведенной до физиологизма, постепенно наполняются иным смыслом, становятся знаками иной реальности, где бассейн превращается в образ райской невинности и чистоты, футбольный матч — в обряд своеобразной инициации для главного героя, проезд по ночному городу — в символ бегства от себя и своего прошлого и т.д. И это не дурная многозначительность, поджидающая зрителя за каждым поворотом сюжета и подмигивающая непонятливым. Это мастерство режиссёра, сумевшего показать — с помощью камеры, монтажа, актерской игры — что глубину жизни не измерить лотом плоской морали, бунтующей плоти и даже жертвенной любви или раскаяния.

О чем же фильм? О катастрофе, разразившейся в жизни педофила Ронни, вернувшегося в городок после тюремного заключения и встреченного глухой злобой и страхом обывателей? О страсти, охватившей Сару и Брэда и посулившей им надежду на какую-то иную жизнь? О том, что «каждая несчастливая семья несчастлива по-своему»?

Или всё это лишь повод, нужный Филду для того, чтобы задать вопрос — что, собственно, есть зло? Там ли оно, где принято его искать? Случайно ли бывший полицейский, больше всех стремящийся защитить детей города от Ронни, сам оказывается запятнан? Что такое наказание и кто должен быть наказан? Должен ли был Ронни пережить личную трагедию ради мнимого спокойствия обывателей пригорода?

При этом Филд вовсе не желает идти в штыковую атаку на общепринятые моральные нормы. Но то, что на их прокрустово ложе невозможно уложить живую жизнь, для него очевидно. Поэтому так прекрасен в фильме адюльтер и унизительно бессмысленнен брак; поэтому для матери Ронни он — прекрасный человек, милый мальчик с «хорошей улыбкой». Вина, грех, ответственность — со всем этим не в состоянии справиться взрослые «малые дети» с их инфантильностью, и название фильма звучит весьма неоднозначно, иронически остраняя христианские обертоны смысла.

Жанровая природа фильма ускользает от жесткого определения — есть в нем элементы лирической драмы, комедии, гротеска. Трагикомедия? Во всяком случае, комическое чаще всего оттеняет или акцентирует трагическое (сборы Ронни на свидание и само свидание, изгнание Ронни из бассейна ). Ирония вплетена в диалоги (беседы Ронни с матерью) и в ситуации (обсуждение «Мадам Бовари» в литературном клубе), но чаще всего она присуща именно визуальным образам — чего стоят хотя бы лица игроков футбольной команды перед решающим матчем!

Целостную атмосферу фильма нарушает закадровый голос. Порою кажется, что его цель — направить восприятие зрителей в определённое русло, дополнить экранное действие. С этим вполне могли бы справиться актёры, играющие с тонкой нюансировкой, но при этом акцентированно и выразительно. Тодд Филд, пришедший в режиссуру из актерской профессии, очень внимателен к своим исполнителям — все они точно воплощают его замысел.

«Как малые дети» — второй фильм режиссёра. Он мог снять фантастическую сказку о драконах, эпическую сагу или римейк голливудской классики. Но Филд выбрал простую историю, где события не имеют вселенского значения, а герои живут тихой, «незаметной» жизнью. И вновь на экране — провинциальные нравы. Чтобы понять выбор режиссёра, стоит вспомнить слова Владимира Набокова: «Нет ничего на свете вдохновительнее мещанской вульгарности».

До встречи в кино.