Было бы, конечно, хорошо узнать, что на самом деле нам явили — попытку показать правду или опыт мифотворчества. Но в свете необычности затронутой темы это отступает на задний план. Здравствующая королева Елизавета II на горошине нашего времени: как ей спится? Историки и философы обратились бы к такому вопросу постфактум. Кинематограф их бестактно опередил.
1997 год ознаменовался трагедией — в автокатастрофе погибла «народная принцесса». Англия не может оправиться от шока — плачет о Диане на улицах, обкладывает цветами Букингемский дворец. Лишь королевская фамилия ведет себя как ни в чем не бывало. Венценосные особы не вернулись из загородной резиденции, не распорядились поднять, а затем приспустить королевский штандарт в отсутствие августейшей особы, не выразили скорби по погибшей — народ не понимает этого хладнокровия. Пресса же накручивает ситуацию, как может, заводя вопрос чуть ли не об упразднении монархии.
Тони Блэр, чье вступление на пост премьер-министра совпало по времени с гибелью принцессы, пытается убедить чету монархов в необходимости отступиться от регламента в поведении. Он энергично проводит мысль о том, что законное молчание всей семьи есть в данный момент серьезная политическая ошибка. И, разумеется, не должно быть частных похорон. Леди Ди — любимица Англии, и нужно позволить людям проститься с ней во время гражданской панихиды.
Для самой Елизаветы все это — вызов. Диана была белой вороной при жизни, остается такой и после смерти. Но не одно это раздражает. Раньше королева верила, что всегда была безупречна в своей роли: не допускала, как велит долг, никаких излишеств — ни в словах, ни в эмоциях; во всем держалась холодной степенности, благородных манер, четких правил. Но что же выясняется вдруг? — Народ не хочет видеть ее такой. И конфликт долга со стихийно возникшими ожиданиями глубоко ее поражает. Внезапно королева начинает казаться потерявшейся маленькой девочкой — в этом особая пронзительность фильма. Но отрисовка образов в нем и вовсе выходит за грань.
Елизавета II просыпается в бигудях и из газеты узнает о новых назначениях в правительстве. Сидит в махровом халате поверх ночной рубашки на семейном совете у телевизора. В одной из сцен сухо запрещает сыну Чарльзу брать частный самолет, который срочно понадобился для вылета в Париж (семейное дело, не нужно излишеств). В другой — сама садится за руль дряхлого внедорожника, чтобы ехать на охоту, по пути объясняя, что новая машина ей ни к чему — и старая в порядке.
Ворох подобных деталей определяет быт семьи, который до крайности диковинный — особенно на контрасте с раскрепощенностью остальной планеты. Удивление велико, но возникает без почтительности, которая, по задуманному, вообще где-то в минусе. Чего стоит одна только произнесенная в адрес «их величеств» фраза Шерри Блэр: «группа эмоционально неполноценных паразитирующих психов». Супруга премьера, «известная антимонархическими взглядами», не раз еще отворит «свой васисдас», чтобы выдать нечто в том же духе, но, при всей грубости, ее слова добрую половину фильма будут казаться вполне уместными. До самого переломного момента, когда молодой премьер, наконец, постигнет величину личности Елизаветы, разглядит ее драму и в чувствах затрепещет.
А доходит до понимания упомянутая драма, если забыть, что человеку может быть уготован какой-то статус, и принять за главное только его живую природу. В таком контексте королевский венец, назначенный по праву рождения некой личности, может оказаться чем-то глобально безрадостным — не известно ведь, какие у человека будут интересы, темперамент, нрав. Причем несладко может прийтись и если идти против сана, и если держаться его. В обоих случаях налицо колоссальная несвобода.
Жизнь Дианы, бунтарки, оборвалась трагически, но ей, возможно, приходилось легче. Свобода после развода с Чарльзом была таковой исключительно де-юре, но ее однако ж хватило, чтобы «зажигать» с бой-френдом на яхте. Диане, в отличие от Елизаветы, несмотря на свою публичность, удавалось иногда просто побыть женщиной.
А Елизавета, прожив всю жизнь «символом нации», вроде герба или гимна, в свои лета будто переживает легкую форму помешательства, причем не она одна — сын и супруг с нею. Под некоторым углом зрения это действительно так, но кто же будет судьей? Неужели общество, которое по-прежнему стоит за идею монархии, являясь главным кукловодом династии Виндзоров?
Фильм, который подводит к постановке подобных вопросов, производит потрясающее впечатление. При всех своих художественных совершенствах, задействует он, в первую очередь, «область мысли». Как пишут газеты, «реакция Елизаветы II и других представителей английского истеблишмента пока не известна».
Vova
