Призраки Гойи: Королевство кривых зеркал

Как родилась идея, понятно. А что же с воплощением? Теперь, много лет спустя, когда бывший пражский студент добился того, что в трейлере его фильма на правах лучшей рекламы звучит лаконичное «новый фильм Милоша Формана», он мог бы, кажется, реализовать близкий его сердцу замысел со всей мощью зрелого мастерства.

Но случилось неожиданное: художник споткнулся о золотой порог продюсерского Голливуда, куда пятьдесят лет назад приехал из Чехословакии, талантливый, полный идей и планов. И где, взлетев на гребне последней, по-видимому, волны нонконформизма в американском кино, стал мастером, коим, разумеется, и остаётся: в «Призраках Гойи» продуманные, выразительные мизансцены, кадр классически выстроен — заполнен, но не перегружен. Актёры играют точно и выразительно, чередуя сдержанность со страстностью. Но получил ли зритель личное, авторское, ни на что не похожее «размышление о вечном» на 35мм? О вечном — да. Ни на что не похожее — нет.

Исследование человеческой сущности в столкновении со злом, тёмных и светлых сторон личности, когда единственным её уделом остаётся попытка не поддаться слабости в то время как ей так хочется быть сильной… Вечную тему режиссёр погружает в жестокую, полную возвышенных и низменных страстей эпоху, но дает понять, что не только к ней относятся слова Гойи: «никто себя не знает…» Увы, мессидж режиссера расслышат и оценят немногие — одинокий голос человека теряется в грохочущей адской музыке мрачного карнавала, показанного с привычным голливудским размахом, но лишённого подлинной боли и ужаса.

На экране — костюмная драма с колоритными приметами времени и жанра: жестокая, но не слишком страшная инквизиция, несправедливо обвинённая героиня, красочные костюмы, придворный художник — гениальный, но не всегда, мягко говоря, смелый. Как обещал трейлер: искусство, война, предательство…

В этом одномерном мире нет места ни истинному искусству Франсиско Гойи, ни зверствам инквизиции, ни измученной церковными фанатиками и наполеоновскими войсками Испании. Это история, снятая по жестким канонам современного Голливуда, а сам Форман предстаёт, в отличие от Гойи, художником-конформистом, снимающим картину так, как должно, а не так, как мог бы.

Другое дело, хотел ли Форман снять этот фильм иначе? Скорее всего, он давно понял, что в Голливуде, делая то, что умеешь, постепенно забываешь о том, как можешь. А безграничные возможности таланта в конечном счёте сводятся к бегу по узкой дороге жанра под палящим солнцем бокс-офиса.

Вот и получается: Гойя — изгой в собственной истории, сторонний наблюдатель бурных, но словно сошедших со страниц хрестоматии, событий. Рассказ, где есть место и вымыслу, конечно, с картинками — яркими и красочными, как раз такими, какие зритель готов и хочет увидеть. Это своеобразный экспортный вариант Испании, а все мы — кинотуристы, которым показывают некую среднеарифметическую «кинематографическую» Испанию, отсылающую образованного зрителя к творчеству скорее Веласкеса, нежели Гойи, а широкую публику — к расхожим представлениям о стране «вина, корриды и фламенко». Испания Гойи, живая и страшная, никак не укладывается в прокрустово ложе этих представлений и не может оправдать ожиданий массового зрителя. А не угодить ему для Голливуда страшнее пыток инквизиции.

Жан-Клод Карьер и Форман написали крепкий сценарий, со множеством выразительных деталей, с бьющими прямо в сердце впечатлительному зрителю «сценарными перевёртышами», где жертва и палач меняются не только местами, но и монологами и страстными репликами. Но почему-то кажется, что происходящее на экране — некая адаптация настоящих страстей и событий, их упрощённо-облегчённый вариант для массового зрителя — для него здесь есть и «наказание негодяя», и горестная судьба жертвы, и раскаяние гения, и немного полезных сведений об изготовлении офортов, и «скромное обаяние инквизиции»… Особенно заметны голливудские лекала на фоне произведений самого Гойи — их скорбная мощь и трагическое веселье, мастерски показанные режиссёром, существуют в ином мире, где художник не смог победить своих призраков, но сумел изобразить их, и изобразить так, что каждый холст или гравюра имеют множество смыслов, подтекстов и значений. В фильме же извечная голливудская необходимость воздать «каждому по заслугам» губит предполагавшуюся режиссёром смысловую глубину образов и ситуаций. Зритель не должен испытывать неудобств от излишней метафоричности или недосказанности — и даже Милош Форман не может не считаться с этим.

«Призраки Гойи» — адаптированный для широкой публики вариант истории из суровой эпохи инквизиции и наполеоновских войн с участием «специально приглашённой звезды» Франсиско Гойи. Любители кино могут получить удовольствие от крепкой режиссуры, отличной актёрской игры (прежде всего Бардема — Лоренцо), тщательной работы художников и гримёров, добившихся портретного сходства Стеллана Скарсгаарда с Гойей, а также оценить прочность сценарной конструкции, закольцевавшей жизни героев фильма. А если возникает ощущение однозначности, одномерности фильма, то это, вероятно, потому, что существует настоящий Гойя. Для Формана, может быть, и началось всё «не с Гойи», но уж точно — всё им закончилось, как формально (работы художника в финальных титрах), так и фактически — жизнь и правда возникают лишь в созданных им образах.

Наверное, многие в ответ на вопрос Гойи в фильме: «Какой Вы, Ваше Величество, хотели бы остаться на моём холсте в памяти потомков?» — ответили бы, как королева Испании: «Такой, какая я есть — молодой и красивой». Хотя ни молодой, ни красивой Мария Луиса не была, о чем безжалостно свидетельствуют её портреты, написанные Гойей.

Не потому ли драматические страницы истории выглядят в голливудских фильмах «молодыми и красивыми», что в руках массовой культуры, инфантильно-непробиваемо мажорной, кривые зеркала? Что бы ответил на этот вопрос режиссёр Форман?

Какую правду о себе и истории мы хотим увидеть, решать вам. До встречи в кино.