Современный Голливуд все чаще в последнее время обращается лицом к трэшу. Флагманом сих обращений, безусловно, является старина Тарантино, от ленты к ленте делающий себе репутацию мастера этого дела и берущего под свое крыло в меру безвестных режиссёров подобного жанра.
Так, презентовав в свое время миру «Хостел», руки все того же Эли Рота, Квентин наделал немало шума — критика крайне бурно восприняла откровенно порнографическую картину, сдобренную сколь изрядной, столь и чрезмерной долей жестокости. И сиквел, которому на роду было написано быть, своим появлением долженствовал переплюнуть оригинал. Появиться — появился, однако, с плевками на дальность дело как-то не заладилось. Не то чтобы у него не было потенциала — здесь вопрос скорее в двойственности ожиданий, оправдавшихся лишь на одну половину. Фильм действительно стал еще брутальнее — в частности, у фирменного «глаза на ниточке» из первой части теперь есть достойный по степени мерзостности коллега-орган.
Чего еще ожидали от «Хостела 2» — так это шока, который в свое время у публики вызвала первая часть. А его нет, как и не могло быть — снаряд, вопреки поговорке, упал вторично прямехонько в ту же воронку, не поколебав и травинки рядом. В результате — в миску зрителя опустилась новая плошка старых щей.
Вторичностная суть картины начинается с самой идеи: группа американских студентов (на сей раз, женского пола) вновь — да-да, вы не ослышались — попадает в злополучный хостел. Не побалагурив и суток, первая из студенток тут же орошает своей кровью богатенькую дамочку с косой и серпом, еще две грозят встретить схожую участь в самое ближайшее время.
Параллельно с этой веткой сюжета развивается история двух друзей (нацистского вида блондин и прибитый жизнью клерк-брюнет, душимый собственной женой), приехавших в Словакию лечить свой офисный планктонизм весьма незаурядным способом — приятели, по сути, купили жизни тех самых американских дамочек-студенток у владельца заведения с целью их дальнейшего умерщвления. Выложив за столь своеобразный способ провести время кругленькую сумму, друзья таким образом хотят доказать всем вокруг, да и самим себе, какие они крутые самцы.
Милая и обаятельная Словакия в фильме мало того, что на поверку оказывается сущим адом для американских туристов, так ведь еще и представлена эдакой Братиславой из «Евротура» — бедная, дикая и необразованная страна с каким-то своими, непонятными белому (читай: американскому) человеку языческими празднествами. Хорошо хоть, постсоветские хрущевки не догадались воткнуть, да и жертвоприношений на капище вроде не наблюдалось.
Вообще, прямая, как извилина сценариста, сюжетная линия не делает ни одного шага в сторону на протяжении всего хронометража. Вызывавшая еще в первой части приглушенные смешки и шепотки о паранойе претенциозная идея эдакого подпольного клуба миллионеров всего мира, развлекающих себя убийствами туристов, к выходу сиквела и вовсе морально изжила себя. Третья часть, буде таковая выйдет (в чем сомнений, к сожалению, мало), ничего кроме красноречивого покручивания пальцем у виска среди зрителей, видимо, вообще не встретит.
Однако же, вернемся к разбору части второй. Режиссер, пространно рассуждающий в интервью о смысле своего фильма как попытке доказать полное незнание рядовым американцем элементарной географии, на деле выполнять роль “National Geographic” даже и не помышлял. Основная стезя картины — жестокость; хлёсткая, как удар серпом, и неопровержимая, как выстрел в голову.
Строго говоря, фильм даже нельзя назвать хоррором — ведь данный жанр предусматривает вызывание эмоции страха у зрителя, чего не наблюдается все 93 минуты эфирного времени. Однако три особо богатые сцены просто-напросто не дают назвать фильм как-либо иначе — никакой другой жанр таких изуверств в своем арсенале не имеет и иметь не может.
В итоге, «все смешалось в доме Облонских». И хоррор — не хоррор; и страха — ни капли; и идея — вторична. Зато есть море крови и садизма, способных, впрочем, внушить исключительно отвращение.
Урок познавательной географии и, по совместительству, патанатомии имени Квентина Тарантино, проведённый Эли Ротом, продержав зрителя положенные два академических часа, подошел к концу. Забывчивый профессор, по рассеянности, во второй раз прочитал одну и ту же лекцию, а невнимательные студенты, по все той же рассеянности, вторично её прослушали. Всем спасибо, все свободны.