Искупление: Райт, ты не прав!

Честно говоря, к актёрским номинациям претензий быть не может, потому что артисты заслужили признание профессионалов своей добротной, что называется, сделанной на совесть работой Другое дело — что им приходится играть?.. Этот резонный вопрос возвращает нас к обескураживающему номинированию «Искупления» на приз и за «лучшую режиссёрскую работу».

Райт, как режиссёр, обладает редкой способностью обесцветить и выхолостить историю, за которую берётся. Причём, как показывает практика, неважно, что это — классика или современный бестселлер — Джо из любого материала может сделать картонно-неживое произведение. И если в «Гордости и предубеждении» эта особенность его режиссёрского метода хоть и была очевидна, но не так бросалась в глаза благодаря доброму имени Джейн Остин, то в «Искуплении» он остался один на один со своим непостижимым даром из страстей, страдания, любви и ревности сотворить эдакий диетический хлебец в вакуумной упаковке, который и ешь-то только по необходимости.

Можно ли снять историю таким образом, что при постоянном пребывании всех персонажей «в любви и войне» остаётся ощущение, что для режиссёра «королевство маловато — разгуляться негде»? Для Райта — проще простого. А прав ли сценарист, отодвигающий небезынтересные размышления о связи реальности и вымысла, о границах воображения и безграничности воображаемого на второй, если не на третий план?

Беда в том, что эта мелодрама с элементами эпического пафоса не дотягивает ни до метафоры, над которой можно поразмыслить, ни до простой человеческой истории, которой можно сопереживать. Как будто и делает Райт всё правильно, зная, что война, воссозданная даже несколькими штрихами, может ужаснуть зрителя глубиной и масштабом трагедии. Именно такое впечатление производит, например, эпизод в «Лили Марлен» Фассбиндера: над пыльными окопами, полными солдат, звучит одноимённая песня. Снят он минималистски, а кажется, будто перед глазами прошла вся война — и не одна, а все войны, что были до и даже те, что будут после.

У Райта солдаты, живые и мёртвые, многозначительно молчат или поют хором; есть и смертельно раненный, который никогда не увидит невесту, даже лошадь убили и «чёртово колесо» запустили для пущей выразительности кадра — короче говоря, всё было сделано, чтобы создать леденящий кровь символический образ войны, а получилась всего лишь грубо-иллюстративная «реконструкция» известного исторического эпизода (битва при Дюнкерке).

Что же не даёт проникнуться историей любви главных героев? Почему единственное, что чувствуешь, следя за их судьбой — безразличие, которое из вежливости стремишься скрыть и после финальных титров быстро покидаешь кинозал, чтобы поскорей окунуться в атмосферу жизни после созерцания той «неживой» иллюзии, которую сотворил Райт? Да потому что уже в первые полчаса показа происходит нечто, что разрывает эмоциональную связь с историей и героями: фильм получает самую нелестную из возможных оценок: «я это где-то видел…» Причём невозможно вспомнить, где именно. Лучше было бы, если бы можно было сказать: «О! Это так напоминает «Мост Ватерлоо», а этот эпизод отсылает нас к «Долгой помолвке»… » Но нет: «Искупление» напоминает все фильмы сразу, а это определённо худший из всех возможных вариантов.

Перед глазами словно проплывает всё, что когда-либо снимали о европейской (и в особенности английской) жизни 30-40-х годов — от документальных сериалов BBC до, простите, «Пуаро Агаты Кристи»; все богатые и не очень семьи и их гости, отдыхающие в шезлонгах у бассейнов, все нервные героини с угловатыми движениями и непослушными локонами; все экранизации произведений Ф. С. Фицджеральда, все сигареты, выкуренные влюблёнными за всю историю кино, все пробежки героев по лугу (с цветами и без), все фильмы о войне; все госпитали, где медсестры, едва сдерживая слёзы, меняют повязки раненым; все киноистории о неразделённой первой любви девушек-подростков; все ревнивые младшие сёстры и все военно-полевые кинороманы от «Прощай, оружие» с Гари Купером до «Гановер стрит» с Харрисоном Фордом.

Диалоги, костюмы, машины, обстановка комнат в особняке и палат в госпитале, газон перед домом и даже походка и манеры гостя — всё кажется взятым напрокат из других фильмов. Это не заимствование, не цитирование и не плагиат. Подобное тотальное дежавю — плод откровенного нежелания или столь же очевидной неспособности режиссёра создать на экране свой киномир, который бы и историю сделал индивидуальной, и фильм превратил из простого по сути и весьма запутанного по структуре повествования на 35мм в личный кинематографический и человеческий опыт Джо Райта.

Режиссёр и сценарист в «Искуплении» словно отправились «автостопом по Галактике» кино, собирая по дороге всё, что попадётся под руку. Возникающие во время военных скитаний Макавоя кадры из «Набережной туманов» только подчёркивают холод, которым веет почти от каждого кадра «Искупления». На фоне одного только крохотного эпизода Морган и Габена все переживания и страдания Найтли и Макавоя кажутся ненастоящими, разыгранными, а не пережитыми. Это не умаляет их актёрского профессионализма, но подчёркивает слабости сценария и режиссуры. Для Найтли, Макавоя и Ромолы Гарай участие в «Искуплении» — интересный карьерный эпизод: первые два получили роли достаточно выразительных персонажей, за исполнение которых (будь сценарий и режиссура получше) можно было бы и «Оскар» схлопотать. Ромола Гарай же не похожа на озоновского «Ангела», и это её несомненное достижение.

А по поводу «Оскара» не стоит зарекаться, на церемонию Кира Найтли могла бы надеть своё зелёное платье, которое ей очень к лицу и наравне с пишущей машинкой объявляется главным героем фильма. Объяснить же благосклонность киноакадемиков и прочих выдающих премии людей можно тем, что в фильме Райта формально есть всё: драма и романтическая утопия, мелодрама и детектив, любовь и война, простые чувства и сложные мотивации с психоаналитическими подтекстами.

На первый взгляд, это сложное кинополотно, претендующее на утончённость чувств и интеллектуальную многослойность. Но все части этого сложного узора существуют отдельно друг от друга — они разнообразны и порой красивы, их много, но количество так и не переходит в качество. «Искупление» — как калейдоскоп: встряхнул и появился новый узор, встряхнул ещё раз — опять новый. И так до бесконечности, на любой вкус. Изящно декорированная пустота. Не «великая иллюзия», а «оптический обман» с прицелом на зрителя, который хочет и привык видеть в кино уже виденное, причём всё и сразу.

Так прав ли Джо Райт? Решать — зрителям. Будут ли «Оскары»? Поживём — увидим. А пока — любите кино и до встречи на «Набережной туманов».