Если брать в целом бёртоновское творчество, то самой любимой его эпохой остаётся викторианская, со всей её мрачностью и эклектикой, недаром режиссёр так упорно к ней возвращается. Закопчённые крыши и господа в цилиндрах, разводные мосты угрюмого Лондона, нескончаемый туман предместий и дохлые кошки в сточных канавах, вот вам задник, интересный Бёртону. И если во всей западной литературе есть произведение, наиболее близкое духу мастера, то на это звание без сомнения может претендовать «Граф Монте-Кристо» Дюма-отца, тень которого, в свою очередь, в либретто мюзикла «Суини Тодд» может не заметить только слепой.
Тайны всплывающего из недр истории родства, былые преступления «благородных» антигероев, вернувшийся из небытия мститель, бродяжки-нищенки, мантии и парики судей, работные дома, заведения для умалишённых, чем не образ века, начавшегося Наполеоном, а закончившегося Джеком-Потрошителем. Чем не повод Бёртону снова взяться за чёрно-бело-красное перо и не пригласить Джонни Деппа спеть с ним на пару о том, что «вы, сэр, не желаете побриться?»
Господа желают, составляя тем самым обещанный сюжет. Возвращение героя будет скрытным, сам герой — опустошённым, тени вокруг — сгущающимися, его случайный спутник — юным и наивным, а главный враг-судья — откровенной сволочью, единственным толком не поющим персонажем во всей оперетте.
Зритель, в свою очередь, снова порадуется за любимца-Джонни, критик поворчит, что у Бёртона снова красоты ради красот без особых поводов для раздумий, те и другие радостно отметят, что, слава богу, фильм оставили без дубляжа, параллельно удивившись про себя, зачем тогда было так долго тянуть с прокатом. По поводу перевода, если глянуть в титры, можно догадаться, что он всё-таки был, но благополучно остался в виде текста, так что теперь господам локализаторам хотя бы не придётся оставшуюся жизнь отрабатывать карму Фили Киркорова, перепевшего Ричарда Гира.
Нашему же брату киноману, категорически не знакомому с бродвейским прототипом (несмотря на загодя запасённый саундтрек) теперь прямая дорога степенно прогуляться в треугольнике между пирожковой миссис Лаветт, домом судьи Терпина и рыночной площадью, где притулился вагончик «самого лучшего брадобрея Лондона» Адольфо Пирелли, ибо на этом пятачке мощёной булыжником суши и будет происходить представление.
Собственно вначале всё и разворачивается в точности согласно канонам Дюма: таинственный аноним, юная любовь, загадочная жизнь канализаций и бродяжек, а также супостат-судья, сально подглядывающий в дырочку и не брезгующий приглашать абы кого в собственный дом для нравоучений. Последнее, впрочем, уже совсем не Дюма, но оставим подобный заход на совести либретто первоисточника.
Депп мрачным коршуном глядит на мир, в нетерпении ожидая мести, Хелена Бонэм Картер подозрительно вокруг него увивается, Саша Барон Коэн забавно изображает итальянский акцент и кричит «бастардо!», молодой человек кружит по городу, напевая своё «Джоанна», девушка, в свою очередь, грустит в стиле Забавы из «Летучего корабля» о том, что «свободу мне дайте, свободу, я птицею ввысь улечу». Впрочем, в отечественном мюзикле царевна была всё-таки папина дочка, и на руку её претендовал Полкан, а не сам царь-батюшка.
Первые существенные отличия от Дюма начинаются ровно с того момента, когда зритель понимает, что плана изощрённой мести у героя попросту нет, а всё повествование держится на цепи совпадений и ключевом наличии в кадре опасных бритв с серебряной инкрустацией. Собственно ближе к середине фильма выясняется также, что само превращение брадобрея-мстителя в брадобрея-маньяка происходит в силу той же вполне нелепой цепочки обстоятельств, а не какого-то особо изящного сюжетного хода.
Возвращаясь к названию статьи, замечу, что при этом постулируемая с начальных титров кровавость действа получается не развёрнутым и близким тяжёлой психиатрии этюдом Мамлеева о художественной богеме, а таким вполне сорокинским коротким рассказом, в котором все «сидят себе, ужинают, а потом вдруг начинают друг друга есть». Причём в отличие от Сорокина заранее проинформированный зритель удивляется разве что излишней кровавости действа (см. «Пила N»), вроде бы совершенно не обязательной именно вот так, с нажимом, многочисленными повторами и крупным планом, психологического же слома зритель не видит, в основном на его долю достаётся разве что немалое удивление.
Способствует ли этому эффекту «вся гаррипоттеровская рать», собравшаяся на съёмной площадке — сказать сложно, однако вряд ли эта особенность кастинга картины, не исключая супруги режиссёра, прошла мимо его внимания, и данный эффект мог быть заранее просчитан. Когда же демонический цирюльник приступает к своим непосредственным обязанностям, а пирожковая миссис Лаветт завоёвывает успех у публики, нервный смех в зале гарантирован.
Собственно дело тут не в кадре ради кадра и не в режиссёрских привычках, а в том, что всё-таки в итоге и Депп, и Бёртон слишком пошли на поводу оригинала, который сам по себе ничего не даёт зрителю понять и ничего не объясняет, а потому слишком много в фильме инерции — мелькающая в паре сцен ухмылка Джека Воробья, внутренние самоповторы с этим сундуком, триллермейстерские живучие злодеи и прочие рояли в кустах, удивительные для столь яркого тандема.
Конечно, Бёртон никогда не пишет сценарии для своих фильмов, довольствуясь ролью визуализатора, но именно в истории Суини Тодда самые интересные эпизоды — те, которые к оригиналу имеют минимальное отношение, то есть история в её окончательном виде Бёртону просто не даёт развернуться, так почему бы не повоздействовать на продюсера-сценариста Джона Логана, замечу, сценариста скорее слабого, а продюсера и вовсе неопытного. Непонятно.
В итоге отлично начавший Депп под конец на пару с режиссёром будто устраняется от повествования, усердно подставляя гримированное лицо под брызги кетчупа, да и ладно, а вот играть ему уже то ли скучно, то ли нечего. Оттого и дизайнерские викторианские красоты становятся просто бэдээсэмным антуражем, а финал — ну, финал, да. Вот такой. Заметьте, куда делась Джоанна с исполнителем одноимённой песни, ушедшим «ловить такси», мы так и не узнаем.
Лучшим моментом фильма и вовсе оказывается ария миссис Лаветт, сидящей вместе со всей «семейкой Аддамс» в парке и мечтающей о поездке на море. Светлые тона, Депп с выражением недоумения на лице, сверкающая белизной набережная и никаких пирожков с котятами. А в остальном лже-итальянец Саша Барон Коэн в двух небольших сценах сумел на голову переиграть нашего общего любимца.
Что же в итоге перевесит в голове у конкретного зрителя — преклонение перед мастерством режиссёра создавать мрачные красоты, преданность актёрскому таланту Джонни Деппа или неоправданность многих сюжетных поворотов и перегибов в кровавых сценах, зависит в итоге только от самого зрителя, режиссёр не захотел или не смог ему помочь. Сам, впрочем, получив от процесса видимое глазу удовольствие и пожелав нам того же.
Vova
