Все умрут, а я останусь: Ненормативная Лера

Он снят выше всяких похвал. Никакого евроремонта вокруг храма Христа Спасителя — редкий случай, когда виден нынешний стиль совка. Район правильный, спальный, школа, мебель в квартире, гаражи, свет, обрывочные наезды, трава, улицы — в общем, так можно жить, вполне как у Ларри Кларка. Вторая похвала — за разговоры. Типа да. Третья — за яркие характеры. Если взять по отдельности каждую из девчонок, вплоть до эпизодических, а также математичку, завуча, маму-папу и «Алекса», и не «Алекса» — видали мы таких. Кто на Смирновке, на Хохловке, кто в Вешняках. Особенно точно, что Катя, тезка моя, по геометрии соображает, в отличие от «подруг». Сразу ясно, что будет ей «судьба», а у других только терки.

Несколько хороших эпизодов, начиная с кота. Фильм начинается тем, что три девятиклассницы (характерно — не «ашки», «бэшки») хоронят во дворе любимого кота Томаса, трепетно завернутого в белый саван. С его похорон дискотека не задалась — им с утра обещали в субботу дискотеку. Но тут и возникают проблемы. Недаром в истории кино так мало фильмов про школу. Могло бы быть много больше. Но каждый идет на риск, когда лезет в это дело. В школу ходили все, и обмануть очень трудно. Сразу видно, когда не то. Рядом с точными мелочами в фильме по сюжету идут сплошные косяки. По-другому не скажешь. Не ходят математички домой к девятиклассницам за такую ерунду. Не верю. Не отменяют дискотеку по всей школе, если одна девятиклассница дома не ночевала. У подруги осталась, и что? Не клянутся в «вечной дружбе», не проверив на вшивость, считая с детского сада. Не сдают назавтра после клятвы, причем только потому, что в туалете из одиннадцатого напали. Да и напали всего ничего, а их двое было. Неправда.

И назавтра новую придурочную «подругу» не заводят из принципа. Многоходовую интригу с ее приходом перед дискотекой, чтобы выскочить в окно, не устраивают. Это глупость, притянутая за уши. По ходу сюжета возникает протест, что из нормальных девчонок он делает идиоток. Причем все трое — хорошенькие, грудастые, длинноногие и не нищие. У них — вкус и цвет, ни одного вулканического прыща, лишнего веса или семьи многодетных алкоголиков. У них действительно — три актуальных вопроса: выпить, покурить и трахнуться наконец. Это могло бы быть нормально для девятого класса, если бы не навязанный «сюжет». Дети взбунтовались бы против родителей, и неизвестно еще, чем бы кончилось. «В одной школе был такой случай», в нашем пионерлагере вообще поезд девочку переехал. Поезд ушел, а ножки прыгают. Какую к таким фактам биографии структуру подберешь?

В фильме сценарные проблемы вылезают буквально через каждую сценарную удачу. Пили-курили — хорошо, трахнул и тут же сдал — хорошо, ногой в живот — хорошо. Но ведь по сути там так ничего и не происходит. Дальше — не спойлеры, вы же не знаете, с кем что именно. Но одна просто упилась до беспамятства, другая попробовала травы, третья лишилась невинности, была бита соперницей и заговорила матом не с теми, с кем раньше. Ну, и? Бывает через одного. А благодаря сценарной фальши такое «ничего» вдруг становится событием. Те самые слова «все помрут, а я останусь», которые хоть что-то должны значить, вдруг становятся пафосными. Они значат, что за событие, за «социалку», «сермяжную правду» выдается, простите, фуфло. Можно было бы сказать более печатно, но все хорошее в фильме располагает к дворовой лексике.

В итоге попытка смелости обернулась своей противоположностью. Фильм было бы нужно расклеить и снова склеить — без сюжета, без «проекта», а вот просто о том, насколько ничего не происходит. Тогда, может, был бы шедевр, хотя уже строго по гамбургскому счету. Хотя на фоне сегодняшнего совкового кино фильм все равно выглядит прилично.