Бесславные ублюдки: Скажите, как их всех зовут

Тарантино — мэтр, в смысле ему простят что угодно, кроме измены собственному стилю. Ему простят драму, на протяжении которой большая часть зала будет нервически ржать. Ему простят драму, стилизованную под кинокомикс. Ему простят историческую драму, в конце которой наступает альтернативная реальность. Ему даже простят «жида-медведя», за которого любого другого распяли бы прямо у Стены плача, чтобы неповадно было.

Конечно же, «Бесславные ублюдки» — это новый шаг по маршруту Тарантино-самородок — Тарантино-режиссёрвсебе в сторону последнего. И если вы считали, что убиенный Билл и наипаче половинка «Грайндхауса» — это было уже зрелое творчество патриарха, то вы можете смело признавать, что ошибались и очень сильно ошибались. Если вы думали, что сценарий к «От заката до рассвета» — это городское киноманское фэнтэзи, то вы ошибались дважды. Если вы полагали, что стартовый диалог в «Бешеных псах» — верх камерной режиссуры, то можете потом пересмотреть — сразу проникнетесь когнитивным диссонансом.

Потому что по сравнению с «Бесславными ублюдками» и «Грайндхаус» — спокойнойночималыши, и «От заката» — гимн соцреализму, и несчастный Билл — всего лишь жертва обстоятельств в жёлтых штанах с полосочкой, и «Криминальное чтиво» — фактически документальная элегия из жизни наркобаронов.

Представьте себе тот самый диалог про «я не хочу быть мистером Розовым», растянутый на сорок минут и произносимый на суахили. Представьте себе рассуждения о том, что Мадонна поёт «лайк э вёрджин» не просто так, только в исполнении Гитлера, портрет которого в это время за кадром старательно рисует карлик. Представьте себе анальную кару Зэда-з-дэда в исполнении расстрельной команды СС. И наконец представьте себе Уму Турман, методично снимающую скальпы. Представили? Ну, так это ещё не всё.

В «Бесславных ублюдках» ещё будут: бегло балакающий по-итальянски Брэд Питт, кинодива по имени Бриджет фон Хаммерсмарк, боевой британский кинокритик, двадцать упоминаний Георга Вильгельма Пабста, десять — Лени Рифеншталь и однократное — Дэвида Селзника (на пресс-показе здесь смеялось три человека ровно, такие у нас киноведы нынче), а также — гора киноплёнки (со вставным документальным фильмом о том, какая она горючая со своим нитратом серебра), несколько выходов с переодеванием (особенно — под Дэвида Боуи) и один норвежский лес. Так что негр-киномеханик-онздесьживёт (спасибо вам, о кинобоги, что там был не Эдди Мёрфи!) и целый вставной патриотический фильм внутри фильма — это уже такая мелочь, что о ней не стоит и упоминать.

Нет, правда, люди, которые упрекают Тарантино — он, мол, дошёл до того, что занимается искажением истории (чего мы позволить, конечно же, не могём!), они на самом деле — тугие на киноухо, ибо не поняли, в какие на самом деле вельзевуловы бездны повергает зрителя новый фильм Квентина Батьковича.

Это больше похоже на антиутопическую мангу, в которой всё перевёрнуто вверх дном, смешное вальсирует со страшным, диалоги заменяют сценарий, а действие протекает в сумме минуты за три хронометража, всё остальное время замирая в бесконечном рапиде под уже не раз слышанную музыку.

Да, Тарантино так возмужал, что уже не стесняется цитировать себя целыми абзацами, хорошо не страницами. И зритель его так возмужал, что получает неизъяснимое удовольствие даже от этого садистического приёма, почёрпнутого автором в том самом палп-фикшне.

Так и идёт этот двух с половиной часовой кинопоказ, переходя с языка на язык, захлёбываясь смехом и неудержимыми киноманскими восторгами, под фантастическую картинку, бесконечную и прекрасно-бесцельную, как сама жизнь. Один непрекращающийся оммаж внезапно (внезапно!) открытому Тарантиной европейскому кино, который так и закончится фразой «по-моему, это шедевр».

Наш любимый режиссёр снял для нас прекрасную, удивительную, восторгающую, безумно смешную, ужасно трагичную, невероятно артистичную, не оставляющую тебя ни на секунду занудную бессмысленную хуйню.

Вот такое кино.