Робин Гуд: Мужчины без трико

Один из походов заканчивается для Ричарда полным конфузом, из плена у императора Священной Римской империи Генриха VI его выкупают за двухгодовой доход с его владений, в то время как Иоанн и французский король Филипп II готовы заплатить Генриху почти ту же сумму, лишь бы тот Ричарда не отпускал вовсе. Общие раздоры усиливают постоянные восстания баронов, общие силы которых что во Франции, что в Англии существенно превышают возможности их коронованных сюзеренов. По Европе кочуют отряды «вольных копий» — французских, итальянских, испанских, английских, шотландских, германских, варяжских наёмников, готовых за звонкую монету сегодня помочь штурмовать замок, который только что помирившийся с Ричардом и ставший наследником Иоанн начинает строить в Нормандии, а назавтра этот же отряд помогает выбить того же Иоанна на острова, чтобы послезавтра наняться к этому же Иоанну, чтобы пойти грабить ослабевших северных баронов, то поддерживаемых епикопами и Папой, то наоборот, попадающих к ним в немилость.

Вот в такое забавное времечко вздумалось поместить сэру Вальтеру Скотту своего героя, йомена, а впоследствии вольного лучника Робина из Локсли по прозвищу Капюшон (Hood, у нас, соотв. не совсем правильно — Гуд) за нелюбовь показывать на публике лицо. Сами баллады о Робине Гуде датируются двумя веками позже, в то время как прототип этих легенд скорее всего относится аж к началу норманского завоевания, то есть двумя веками ранее вальтерскоттовской датировки.

«Мужчина в трико», ревнитель социального равенства и просто «весёлый ребят», Робин Гуд борется с шерифом Нотингемским, женится на девице Мэрион, водит дружбу с разбойниками и бандитами из Шервудского леса и ненавидит местного епископа и его «светского» коллегу сэра Гая Гисборна. Про этого парня чего только не написано, снято, спето и поставлено. Одного до сих пор не делали из нашего хулигана — не делали из него эдакого Луиса Корвалана, левака и гениального полководца в одном лице.

Давно пора, решил другой сэр Ридли Скотт (даже не однофамилец), и, после троекратного переписываний концепции сценария, в ход был пущен главный козырь, с которого некогда начинался, но которым в итоге почти что сразу и закончился век «новых эпиков» — раз уж режиссёр «Гладиатора» никак не может расстаться с самим гладиатором, чего зря время терять. Будут вам штурмы замков и рыцарская доблесть, крестовые походы и охота на зайцев, героическая гибель Ричарда Львиное Сердце и империя, наносящая ответный удар. В общем, ждите возвращения легенды, фратернитэ-эгалитэ и брата Тука со своеобычными ульями.

И действительно, стреляют, орут, штурмуют, трупы обирают, арбалетным болтом в шею ранят, царевнами французскими и устрицами кровавыми соблазняют, французкими же наёмниками стращают, налогами простой народ обкладывают, вызывая тем самым баронский бунт, бессмысленный и беспощадный. И тут, на королевском белом коне, в реквизированной кольчужке, с мечом наголо скачет Робин Лонгстрайд, аки твой Максимус, за родину, за царя, за отечество, с Хартией вольностей наперевес, под прикрытием ватаги беспризорников на понях во главе с любимой приёмной супружницей. И будет посрамлён Филипп II, и будет всем вожделенное фратернитэ, только позже, позже.

Главная шутка тут даже не в том, что из «Баронских статей», куда позже названных Великой хартией вольностей, в фильме сделали чуть не конституционную монархию, а из вольного стрелка — чуть не второго Барака «йес, ю кен ду ит» Обаму, вспоминающего всю дорогу о том, как он добился того, о чём мечтал его отец. И не в том, что по традиции Ридли Скотта, все «мери мен» в итоге свелись к двум песенкам в кабаке, а всё остальное время главгерои ходят с лицами суровых челябинских сталеваров. Это всё вопросы опциональные, а потому простительные.

И даже всякие исторические факты вроде того, что Ричард умер не на поле боя, возвращаясь из Крестового похода, а две недели спустя после сражения в Нормандии (благополучно успев вернуться в Лондон, назначить Иоанна наследником и уже потом снова ломанувшись на войну) от заражения крови, или что между воцарением Иоанна (которого позже несколько огульно назвали худшим королём в истории британской Короны, по какой причиной Иоаннов на троне больше и не было) и подписанием Хартии прошло два десятка лет, а между подписанием и неподписанием — не полторы секунды, а целый год и та самая война с баронами, причём французские наёмники были им же и наняты. Это всё тоже как бы простительно, вон, в «Елизавете: Золотой век» тоже полстолетия спрессованы в двухнедельный экскурс.

Шутка в том, что никакие французы ни на кого не нападали (по сути, всё это время Филипп II воевал у себя дома со своими же вассалами и родственниками, не покидая континента), и следовательно — весь англосаксонский патриотический пафос пропадает зря. Это как если бы Шекар Капур придумал Великую армаду. Ридли Скотт с Брайаном Хельгландом именно что придумали весь задел про проклятых подкупленных устрицами Марков Стронгов в гриме Джокера, и уж тем более придумали десантные боты а-ля высадка в Нормандии с героической защитой родной земли уже чуть ли не крестьянами с вилами.

И да, Хартий до и после бывало много, выделяют именно эту, потому что она наиболее подробная, но и только. Никакие меченосцы-революционэры-каменщики в белых рубашках ими не грезили и на плаху от их не шли. Писали себе в университетах разные монахи, да и документ сам скорее про то, что барона, епископа или купца неможно просто так, по монаршему повелению, покласть на эту самую плаху. И не более того, какие ещё «поднимайтесь, пока козлы не станут агнцами», вы о чём, милейший?

Ну, и когда Рассел Кроу, перепутав фильмы, начинает вдруг командовать не только мужниной жаной, но армией Иоанна, тут уже просто становится смешно. Только не в том смысле, в котором обычно шутят про «мужчин в трико». Кстати, ни одного трико в фильме нам так и не показали. Несолидно Расселу Кроу щеголять в трениках, мы ходим брутально, в кожаных штанах, а вельможи даже на званых ужинах не расстаются с кольчужкой.

Вот такое вот средневековое кино.