У Сильвена Шомэ уже есть имя, собственная студия в Эдинбурге и номинация на «Оскар». Всё это он заработал семь лет назад, когда по миру стремительно пронеслось «Трио из Бельвилля». Фильм покорил зрителей безрассудным бурлеском, эксцентричностью рисунка и образом бодрой бабушки. Шомэ сам написал сценарий, и у него получилась яркая история, где колоритность персонажа подчёркивалась не только его внешним обликом, но и неординарностью поступков. Это определённо была весёлая велосипедная гонка, где дружба помогала делать настоящие чудеса и побеждать тех, кто посмел украсть внука у бесстрашной бабушки со стойкостью крепкого орешка и верными музыкальными подругами.
Иллюзионист трейлеры
Когда репутация завоёвана столь удачным дебютом, радость от всеобщего признания сменяется необходимостью взяться за новый проект, и здесь важно сделать правильный выбор. Едва ли хоть один режиссёр публично признается в страхе перед вторым фильмом после успешного старта. Но волнуются все. И семилетний перерыв между картинами у Шомэ свидетельствует о том, что он тщательно выбирал материал и, в конце концов, остановился на, как ему казалось, беспроигрышном варианте — не экранизированном сценарии Жака Тати — французского комического актёра и режиссёра с большой фантазией и русскими корнями. Задумал Шомэ проект ещё до «Трио», но так уж вышло, что «Иллюзионист» — второй фильм и его непременно будут сравнивать с первым. В чью же пользу окажется сравнение?..
Шомэ радует своим авторитарным подходом к кинопроцессу: вот любит он, кроме скромного тотального контроля режиссёра над всем, ещё и лично отвечать за столь важные компоненты картины, как сценарий и музыка. Его партитура к «Иллюзионисту» скромна, камерна, без изысков, но с ярко выраженной мелодичностью, в которой чувствуется лёгкая ностальгия по тому безмятежному времени, когда мелодия была главным украшением музыки. Основная музыкальная тема сродни мелодии старой музыкальной шкатулки, звуки которой неизменно пробуждают воспоминания, воскрешая в памяти яркие картинки из прошлого, к которому относишься с трепетной радостью.
В «Трио» Шомэ чувствовал себя абсолютным хозяином положения — и в сценарии, и в кадре у него могло произойти всё, что угодно. Такой творческой свободы в «Иллюзионисте» нет. Конечно, Сильвен адаптировал сценарий Тати для анимационного фильма. Что-то изменил, от чего-то отказался, подарив истории анимационную жизнь, в которой изменчивая форма вместе с действием, которое по сути не останавливается ни на секунду, создают сам мир фильма, где дождь, улицы Эдинбурга, пабы, магазины, автомастерские, суровые шотландские утёсы — всё живёт в атмосфере очарования повседневности, в которую сказка заглядывает лишь потому, что всё это середина XX века — мир, где живут воспоминания многих людей — тех, кто был тогда молод, а теперь рассказал об ушедших днях своим детям и внукам. Для последних же эта эпоха не связана с воспоминаниями о беззаботной юности и интересна лишь как очередной винтажный штрих, приносящий некую сладостную наивность и неторопливость в их сегодняшнюю истерзанную стремительным темпом жизнь.
Фильм Шомэ может служить учебником для молодых аниматоров, стремящихся понять, чем сценарий к анимационному фильму отличается от всех прочих сценариев. У Шомэ действие во главе угла: не ситуация побуждает к действию, а действие формирует ситуацию. Как в сцене с вкручиванием лампочки в пабе: свет зажёгся — все хлопают, радуются, погас — воцаряются тишина и недоумение, вновь зажёгся — веселье возобновляется… Действие выступает движущей силой истории, определяет формальное и пространственное решение кадра, творит атмосферу.
Если даже не читать сценарий Шомэ, а лишь покадрово записать увиденное, получится, что в «стенографической» версии сценария будут преобладать глаголы. И в этом сама суть анимационной реальности: в движении, в отсутствии внутренней статики во всём — от городского пейзажа до гостиничного номера, от сцены мюзик-холла до гримёрной фокусника… Всегда бежит кролик, едет машина, кувыркаются акробаты, мигают огни. Действие и движение выражают настроение и характер персонажа. И диалогов в фильме почти нет лишь потому, что всё и так точно и полно выражено действием и движением. Можно вспомнить, что и в художественном кино нередко обходятся без диалогов. Но там всё же больше статики, пауз, и действие чаще всего есть следствием ситуации. В анимации же действие, движение — и причина, и следствие.
Однако это не связано с замедлением или ускорением событий, происходящих на экране. «Иллюзионист», скорее, неспешен. Что же до некоторой скованности Шомэ-режиссёра, связана она с необходимостью следовать сценарию Тати и с тем, что в фильмах Тати он сам был центром вселенной и изюминкой истории. Именно благодаря его присутствию в кадре ситуация обретала эмоциональную и смысловую окраску, становясь то комичной, то грустной. В полнометражной анимации сложно без ущерба фильму замкнуть все линии на одном персонаже — даже если он главный герой и всем своим обликом, характером, поведением напоминает героя Жака Тати. Его эксцентрика и колоритность рискуют уступить место однобокости характера и грустной вялости на грани с медлительностью, потому что в рисованном герое, похожем на Тати, нет индивидуальности живого Тати.
В анимации статус и второстепенных персонажей совершенно особый. Чисто анимационная экстравагантность и условность возникают из деталей, мелких подробностей, штрихов, зарисовок, сюжетных скетчей — всего, что создаёт целое в анимационном фильме. Так что важны не только главные герои, которым повезло оказаться в анимационном Зазеркалье и пожить по его правилам, где правят бал асимметрия, утрированность черт и выразительность линий. Поэтому самыми удачными и запоминающимися кажутся в картине Шомэ эпизодические персонажи и сцены, очевидно, придуманные самим Шомэ, а не Тати.
Например, скатывающийся по холму весёлый пьяный шотландец; важный и чрезвычайно маленький портье, наступающий всем на ноги и проходящий через нижнюю половину двери; гуттаперчевые акробаты, ритмично покрикивающие во время сальто; сентиментальный водитель из шотландской глубинки, готовый любого обнять на прощание; поджимающий ушки кролик в печальный для него момент обретения свободы… Чем дальше Шомэ от первоисточника Тати, тем лучше его собственный фильм, тем выразительнее и трогательнее придуманная самим Тати история о немолодом иллюзионисте и юной поклоннице его таланта, искренне верящей в чудеса.
В фильме Шомэ чувствуется милое очарование и уют тех рассказов О.Генри, где обычные люди творят друг для друга обыкновенные чудеса, где любовь и забота помогают осуществить самые невероятные мечты. У каждого художника должны быть свои «Дары волхвов». Шомэ не смог полностью освободиться от влияния Тати и его произведения. Возможно, он ошибся, выбирая материал для своего второго фильма. Но любой многолетний замысел, всё-таки реализованный, достоин уважения. И подарки следует принимать с радостью и относиться к ним с благодарностью. А это подарок Сильвена Шомэ зрителям, однажды полюбившим его «Трио из Бельвилля».
Vova
