Сериалы: трупы, империи и немного сарказма

Не в трупе дело

Сезон ознаменовался несколькими громкими премьерами, одной из главных стал телевизионный дебют Фрэнка Дарабонта, экранизация комикса «Ходячие мертвецы». Зомби-апокалипсис, полная безнадёга, эгоизм разной степени тяжести, и в гуще всего — группа выживших, хороших и разных, идеальный материал для известного фаната Стивена Кинга.

И он, разумеется, жадно вгрызся в материал, частично переработав первоисточник, но оставив и усугубив ворох конфликтов. На фоне пожирания мозгов и городов-кладбищ он знакомо копается в человеческих отношениях и, преимущественно, в тех самых семейных ценностях. Заносчивые братья, непохожие сёстры, любовные треугольники и всякое другое — всё тщательно смешивается с намеренным, выпяченным натурализмом, непривычным для телемувиков. Разрубленных, но всё ещё ползущих покойничков, их мёртвые морды Дарабонт снимает с той же увлечённостью, что и косые взгляды да бытовые разборки за углом.

При этом у него очень любопытное, даже чуть синефильское видение нашествия зомби. Ромеровские мертвяки, отсутствие ответа на вопрос «откуда зараза?», классические аттракционы — с одной стороны. С другой — феерическое обмазывание кишками, а также внезапные приветы Дэнни Бойлу. Ладно, многое, в том числе, завязка в духе «28 дней спустя», пришло из первоисточника. Но ближе к финалу сезона вдруг включается сакраментальная музыкальная тема Джона Мёрфи из «Пекла» того же Бойла. Странно, что не титульная тема «28 дней» — видимо, Дарабонт посчитал, что это было бы совсем нахально.

Виски и пироги

Вот уже второе открытие прошлой осени. Причём даже не в плане накрученных сюжетов, интриг и трагедий — “Boardwalk Empire” (один из вариантов перевода — «Преступная империя») в лице Стива Бушеми родила не просто харизматичного героя, а поистине эпическую мощь. Столь сильного драматического персонажа, как Наки Томпсон, казначей Атлантик-Сити в 20-е годы, не появлялось, наверное, со времён Грегори Хауса. То есть очень давно. При всех остальных выдающихся ролях, даже при Майкле Шенноне, играющем, как сам дьявол, достаточно появиться Бушеми и надменно-презрительно на кого-нибудь глянуть — кадр тяжелеет. Наливается, как яблоко.

Надо сказать, предложение Мартину Скорсезе снять пилот было идеей прекрасной, но и чуть-чуть опрометчивой. Опрометчивой по той причине, что в первой же серии он поднял такую планку, что всем остальным режиссёрам, среди которых были и люди вроде Брэда Андерсона, приходилось каждый раз с усилием пытаться до неё дотянуться. Тут, впрочем, им слегка подгадили ещё и сценаристы, которые после ударного эпизода стали больше внимания уделять слишком уж малозначимым подробностям.

Но даже при таком раскладе 12-серийная «Империя» чисто кинематографически сильнее подавляющего большинства сериалов текущего времени. Да что там — это настоящее Большое кино. В бесконечных противостояниях с ищейками, мафиозных разборках и разводках, среди разбавленного алкоголя и расфуфыренных содержанок нашли своё воплощение не просто шарм и кураж времён Сухого закона — здесь дух подлинной гангстерской саги. Есть во всём этом что-то копполовское, нетленное и неподъёмное. И очевидно — потолок ещё не достигнут. Лишь бы сценаристов, как это часто бывает, не повело в излишний мелодраматизм и литьё воды.

Кстати, несколько месяцев спустя после окончания «Империи», в конце апреля, канал HBO запустил мини-сериал «Милдред Пирс», экранизацию романа Джеймс М. Кейн. События происходят уже не при Сухом законе, а при Великой депрессии, не в самые удачные времена для гордых домохозяек с двумя детьми, выгоняющих мужей-изменщиков, но не желающих надевать форму и драить чужие унитазы.

И опять же — Большое кино. Хотя на этот раз — личностная драма, со всеми горестями, смертями, слезами в подушку, восхождением к успеху и опрометчивым мнением, что за бобро платят бобром. Милдред пашет ночами и обольщает нужных людей, чтобы обеспечить семью, постепенно превращаясь в бизнес-леди с неблагодарной дочерью и безработными любовниками. Метаясь между дочерью и любимыми мужчинами, она не замечает, как мелочи, недопонимания искажают её в глазах тех, кого она любит.

Холмс эсэмэсит

Если осовременивать Шерлока Холмса, то, пожалуй, так, как это сделали в BBC в недавнем «Шерлоке». Ватсон теперь блоггер, а Холмс закидывает всех лаконичными смс-сообщениями и злоупотребляет никотиновыми пластырями, потому что «теперь в Лондоне нигде толком не покуришь». Повсюду их принимают за геев, а в Скотленд-Ярде Холмса считают опасным психопатом, которого нужно поскорее посадить.

Но при этом всё очень канонично, ведь для любого викторианского антуража «современных» заменителей полно: вместо карманных часов — мобильники, вместо тростей — зонты и так далее. А вот каких-то серьёзных отхождений от слова Конан Дойла — этого нет. Следование первоисточнику читается во всём, а где не получается (как с пластырями), там сценаристы скромно, но метко шутят. На эти улыбчивые подмигивания для знатоков трудно не купиться.

Да и в целом старые истории на новый лад увлекательны не только постоянными сравнениями и реверансами в сторону первоисточника. Сосредоточенный Мартин Фриман гоняется за довольно своеобразным Бенедиктом Камбербэтчем по всему Лондону и сакраментально восклицает «Фантастика!» при каждом чуде дедуктивного метода. Камбербэтч, наверное, один из самых — а может и самый необычный из Холмсов. Его глаза словно видят всех насквозь, он охотно называет окружающих идиотами, зло стебётся и убегает в неизвестном направлении каждый раз, когда его посещает озарение.