«В одном приятном уголке Французской Ривьеры, на полпути от Марселя к итальянской границе, красуется большой розовый отель. Пальмы услужливо притеняют его пышущий жаром фасад, перед которым лежит полоска ослепительно яркого пляжа. За последние годы многие светские и иные знаменитости облюбовали это место в качестве летнего курорта; но лет десять назад жизнь здесь почти замирала с апреля. К началу нашего рассказа лишь с десяток стареньких вилл вянущими кувшинками белели в кущах сосен, что тянутся на пять миль, до самого Канна.» Так начинается знаменитый роман Фрэнсиса Скотта Фицджеральда «Ночь нежна», увидевший свет в 1934. Эти строки удивительно точно передают дух этих мест, который остался неизменным: здесь счастливая праздность и расслабляющая вальяжность вмиг сменяются страстными всплесками, и всё, внезапно вспыхнув, так же стремительно угасает, утонув в море, солнечных лучах и тени пальм — угасает, чтобы через мгновение вспыхнуть с новой силой.
В далёком 1934 до первой попытки провести Каннский кинофестиваль оставалось 5 лет, а 22 мая 2011 Лазурный берег уже в 64 раз попрощался со знаменитым кинофорумом. Новые победители, громкие и тихие скандалы, большие и маленькие звёзды, знаменитости, в одно и то же время и спешащие на вечеринки, и стремящиеся к уединению — всего было вдоволь, а главное, у зрителей и участников фестиваля была возможность получить массу киновпечатлений — ровно столько, чтобы захотеть вернуться в этот по-своему очаровательный, скромный по происхождению и тянущийся к роскоши по призванию приморский городок, который в следующем году на две недели вновь станет столицей киномира.
Самые знаменитые в мире «тетради»
Начав со скромного соперничества с Венецианским фестивалем, постепенно обретая собственное лицо, с годами Каннский кинофорум превратился в одно из самых значительных событий киногода, без сомнения, став одним из символов Франции. Таким же символом кинематографической Франции по праву считается, возможно, самый знаменитый в мире киножурнал «Кайе дю синема», в этом году отметивший 60-летие. «Кинематографические тетради» отпраздновали свой юбилей, как и подобает уважающему себя изданию — активной работой.
Уже вышел майский — 667 по счёту номер прославленного ежемесячника, ровно как за месяц до этого, нетрудно догадаться — 666. Новая «тетрадь» традицонно освещает события Каннского фестиваля, предлагает читателям интервью с композитором Александром Деспла — «засланным казачком» из Франции в Голливуд, а также не публиковавшуюся ранее беседу с Сидни Люметом, что стало своеобразным посвящением последнему из могикан, к сожалению, «присоединившемуся к большинству хороших режиссёров» в апреле этого года. Кроме того, на страницах журнала опубликованы обзоры новинок французского кинопроката — в частности, есть материалы о «Крике 4» и «Безбрачной неделе».
Кто-то удивится тому, что солидный журнал с богатой историей вообще обращает внимание на весьма проходной фильм братьев Фаррелли, но в этом-то и секрет многолетнего успеха «Кайе»: журнал всегда пристально следит за кинематографом и никогда не отвернётся от него, что бы ни происходило на экране. «Кайе» не просто держит руку на пульсе, он во многом задаёт сердечный ритм европейского кинопроцесса.
Годар и Шаброль в редакции
Конечно, в большей степени последнее утверждение справедливо для старого «Кайе» и — того, чью славу составили Андре Базен, Эрик Ромер, Франсуа Трюффо, Жан-Люк Годар, Клод Шаброль, Жак Риветт. Но ведь не зря эти разные и исключительно одарённые люди столько лет, труда, усердия, любви к кино подарили именно «Кайе», на страницах которого в полной мере нашли выражение их теоретические взгляды на киноискусство, их личные кинематографические привязанности и предпочтения.
Они полемизировали друг с другом, со всем киномиром, они пытались сформулировать то, чем другие только пользовались — язык кино. Многие статьи, опубликованные в «Кайе», до сих пор считаются классикой кинокритики. Высказывания авторов «Кайе» были одновременно ёмкими, воздушными, врезающимися в память и по-киноведчески глубокими. Вспоминается, как Робер Лашене писал в 1955 о Хэмфри Богарте: «Начало каждой фразы приоткрывает неровный ряд зубов. Сжатые челюсти непреодолимо напоминают оскал весёлого трупа, последнее выражение лица печального человека, который теряет сознание, улыбаясь. Именно такова улыбка смерти».
Спустя всего лишь два года, когда Богги покинет не самый лучший, но самый кинематографичный из миров, Андре Базен назовёт эти слова вещими, сам опубликует в «Кайе» статью «Смерть Хэмфри Богарта», которую начнёт вопросом: «Кто не скорбит по Хэмфри Богарту, скончавшемуся в возрасте пятидесяти шести лет от рака пищевода и полумиллиона рюмок виски?..» Пройдёт год, и «Кайе» потеряет одного из своих отцов-основателей: Андре Базен умер в возрасте 40 лет, но, несмотря на ранний уход, он успел написать так много и сформулировать столько важнейших для развития теории кино идей и мыслей, сколько иному кинокритику не высказать и за 80 лет ежедневных публикаций.
О бедном синефиле замолвите слово
Но вернёмся к началу. В апреле 1951 года среди богатого ассортимента французских газетчиков появляется журнал с жёлтой обложкой, на которой красуется выразительная чёрно-белая фотография Глории Свенсон из замечательного фильма Билли Уайлдера «Бульвар Сансет» (1950). Примечательно, что в 1950 Каннский фестиваль не проводился из-за финансовых проблем, а в 1952 наконец-то был благоразумно передвинут организаторами с сентября, где он чувствовал себя весьма неуютно в соседстве с практически совпадающим по срокам Венецианским кинофестивалем, на май, когда все — от фоторепортёров до режиссёров и любителей яхт — почувствовали себя свободными, вдохнув волнующий воздух весны. Кинофестиваль и «Кайе» развивались бок о бок, постепенно обретая собственную индивидуальность.
Вкусы авторов «Кайе» далеко не всегда совпадали с предпочтениями отборщиков и тем более жюри фестиваля. Периодически журнал публиковал списки лучших по мнению своих авторов фильмов года и, к примеру, среди 10 лучших так и не нашлось места «Сладкой жизни» Феллини (1960), что не помешало картине завоевать «Золотую пальмовую ветвь». Выбор режиссёров и фильмов для анализа был неразрывно связан с личными кинематографическими пристрастиями авторов.
Хичкок и Трюффо
Трюффо любил Хичкока и много писал о нём, Годара увлекала режиссёрская манера Джона Форда: «Форд исповедовал мысль, что кино — это только кино, что в нем все должно быть просто. Этот человек неизменно обращался к одним и тем же сюжетам. Это обычно свойственно писателям, особенно европейским. И ещё меня привлекал документализм его фильмов — лошадь, поющий человек, девушка, пейзаж и… всё. Так он поступал всю жизнь. Его можно назвать абсолютным режиссёром.»
Точно так же, прежде чем попасть на страницы «Кайе», фильмы проходили сквозь увлечённые синефильские сердца авторов: Чарли Чаплин, Фриц Ланг, Жан Виго, Николас Рэй — о них не просто писали, их фильмы не только тщательно анализировали — их в первую очередь любили, любили страстно — до исступлённого желания препарировать любую мизансцену и внимательно изучить раскадровку.
К слову, среди разнообразных аккредитаций Каннского кинофестиваля есть специальная категория «синефилы». Честно говоря, с таким пропуском на многие фестивальные показы не попадёшь, но сам факт существования такой категории «бэджиков» свидетельствует о глубоком уважении кинофестиваля к киноманам, полжизни проводящим в киноклубах и синематеках. А уважение каннского форума дорогого стоит, учитывая тот факт, что во многих своих организационных проявлениях фестиваль позволяет себе некоторую долю высокомерия. При этом снобизм какого-нибудь фестивального охранника легко забываешь, стоит попасть в зал на показ отреставрированной копии «Орфея» Жана Кокто или «Детей райка» Марселя Карне. Шедевр Карне стал настоящей жемчужиной ретроспективной программы Каннского кинофестиваля в 2011 году.
И уж тем более любые организационные неурядицы напрочь улетучиваются, как только оказываешься на просмотре фильма прямо на пляже перед фестивальным дворцом. Классическое кино и освежающий морской бриз в одно мгновение объединяют и аккредитованных завсегдатаев фестиваля, и скромных киноманов, и местных клошаров.
Vova
