Триер — режиссёр по-прежнему молодой, нахальный и динамичный, в этом убеждаешься после каждого очередного кинопросмотра его творчества, несмотря на все биографические и календарные данности. Неважно, сколько человеку лет: если он до сих пор умудряется не закостеневать, а развиваться в своей художественной методе, то это видно невооружённым глазом. С такой фильмографией большинство мэтров режиссуры давно уже застревают в «измах» и «щинах», становясь памятниками самим себе. Триер не таков, раз от разу в его фильмах чувствуется градиент личного роста, личного переживания, поиска, в конце концов.
Даже если Триер вдруг разобидится на всех и снимет какой-нибудь натужный проходняк, это будет проходняк, который бы составил честь любому другому. А уж бесконечное патентованное триеровское самокопание и вовсе не походит на «психотерапию наоборот», вроде той, что показал нам тут недавно Никита Сергеевич.
Меланхолия трейлеры
Итак, вослед женоненавистническому (на самом деле так, ибо мастер никогда не притворяется), а до того антиамериканскому (третий фильм, думается, уже не состоится, градус ушёл) фильму явился чисто терапевтический сюжет про планету-меланхолию, поглощающую всё вокруг, уходящую, чтобы вернуться и накрыть, несмотря на все магические пещеры и тотемных коняжек.
И прогресс у нашего любимого пациента налицо — никто уже не доводит актёров до исступления в кадре или за кадром, никто не подвергает себя и других членовредительству, инцесту, растлению, изнасилованию, а максимум что делает — степенно выносит, а потом возвращает назад чемоданы. Причём делает это так медитативно, что всем телом залазит на маликовскую поляну и топчет там сапожищами вдосталь. У вас камера на качелях? И у нас стедикам. У вас сиджиай? И у нас моушен-трекинг.
При этом нарочитая всеобъемлющая претенциозность Малика у Триера противопоставляется такой же нарочитой камерности, ю хэв нафинг ту ду виз зэ виладж. Нечего тебе делать в деревне, думает про себя старина Ларс и коварно «понимает Гитлера» на скучных пресс-конференциях. А кино при этом спокойное-спокойное, планета-меланхолия накрывает зрителя целиком, до паники, до натуральной паники. И в этом плане все эти компьютерные навороты — лишь дань свежей любви режиссёра к современным техническим средствам. И открывающая слоумо-сцена «Антихриста» вполне бесшовно перерастает в открывающую слоумо-сцену «Меланхолии», а потом и в весь оставшийся фильм.
И этот фильм получается вовсе не своеобычными «кишками наружу за ваши деньги», хотя подобного и у Триера в биографии хватает, это всё снято на такой доверительной ноте, что зрителю вовсе не приходится поминутно отворачиваться. Ну нельзя смотреть на все эти обнимашки Котова с доченькой. Стыдно как-то, как в сортире за соседом подглядывать в щёлку. А у Триера не стыдно. И именно для этого тут вся эта гест-стар квазифантастика. Чтобы отдалить, сделать менее живой живую картинку, сделать зрителя снова зрителем, а не соучастником, как это было в «Догме».
К двум героиням на свадебку просто прилетает планета-меланхолия, они просто сперва мечутся, делают какие-то обязательные жесты и экивоки, обижаются, злятся друг на дружку, а потом как те кони, перестают дёргаться и просто отдаются воле этой стихии. Вывод? На этот раз Триер обошёлся без морали вовсе, и она ему показалась на текущем этапе лишней для концепции фильма-настроения. А ведь некогда без этого наш кинореволюционер никак не мог.
Vova
