В далёком 92 году Джеймс Фоули собрал в одном (на самом деле двух, включая бар) помещении Аль Пачино, Джека Леммона, Алека Болдуина, Алана Аркина, Джонатана Прайса, Эда Харриса и Кевина Спейси, поставив в замкнутом пространстве заштатной конторы по продаже лежалой недвижимости гениальную пьесу Дэвида Мамета, в очередной раз ответив американской нации на сакраментальный для неё вопрос «кто же мы, американцы, такие». На этот вопрос отвечают в каждом поколении всего один-два человека, каждый раз по-разному, и каждый раз как в первый раз.
«Нужны ли мы нам» и бесконечная боязнь увольнения, непрерывное хвастовство и нескончаемые наблюдения за хвастовством, золотой телец и белый бычок, «фак ю из май нэйм», «сетевой маркетинг» и «холодные звонки». Такой вот ответ «Гражданину Кейну» сороковых и «Нефти» двухтысячных. Местечковость и всеобщесть в одном флаконе, взболтанная, но не смешанная. Не нужно быть большим провидцем, чтобы понять, что новичок Джей Си Чандор на меньшее не претендовал: в своём рассказе про величайший позор в современной истории Уолл-стрит он хотел объять столь же необъятное, и количество звёзд в его проекте только подтверждает масштаб затеи.
Предел риска трейлеры
Итак, в полупустом офисе некоего гигантского хедж-фонда ли, инвестиционного банка ли, в общем, см. «Лемон бразерс», идёт волна увольнений. Бизнес плох, музыка стихает, радуйся, что тебя не уволили сегодня, потому что могут уволить завтра. В этой приятной деловой обстановке трудится отдел управления рисками, который сокращают, кажется, веселее всего. В результате очередного увольнения пожилой аналитик (Стэнли Туччи) оставляет своим сменщикам флешку с проектом, из которого следует, что если некий параметр превысит некоторый порог, весь инвестиционный портфель конторы пойдёт по езде в самые кратчайшие сроки. С большими глазами юный гений-технарь (Закари Кинто, он же продюсер и, видимо, идеолог всего безобразия) видит, что на графиках оный параметр за последние две недели был пробит уже пять раз.
Начинается беготня с поисками уволенного Туччи, вызваниями «кавалерии» и прочими заседаниями исполкомов. В результате на место прибывает Самый Главный Босс (Джереми Айронс), который сходу заявляет что «музыка стихла», раздаёт звания крайних и мотивирует остальных начать массовый сброс ничего, по сути, не стоящих активов, что и даёт, по версии авторов, толчок к началу мирового финансового кризиса 2008 года.
Всё, вроде, правильно и прекрасно. Туча прекрасных актёров на своих местах, философские разговоры о тварях дрожащих и прочих «кинь ты, а не то кинут тебя». Многочисленные уходы в закат, даром что из окна никто так и не прыгает. Рассуждения о том, кто и сколько потратил или заработал в прошлом году. Ну и прочий волчий капитализм.
Первые подозрения вызвала ещё локализация названия. Собственно, шутка про «по ком звонит марджин-колокол» всем, хотя бы чуть-чуть интересовавшимся деривативным кризисом трёхлетней давности, плавно переросшим в современный долговой кризис, расшифровки не требует. И специфическая терминология — волатильность, своп, хеджирование, шортить, спрэд, рефинансирование и пр. — в общем как минимум не требует пересказа Рабиновича, а как максимум может употребляться просто в качестве привычного птичьего языка, никто бы не удивился и не поморщился. Однако в процессе просмотра фильма становится понятно, что локализованный «пересказ» названия вполне органичен происходящему на экране.
Для жанра бизнес-драмы или даже «финансового триллера», каковым он выглядит в трейлере и ещё минуты три в кинозале, оная терминология тут попросту игнорируется. Финансовые воротилы постоянно требуют друг у друга вновь и вновь «пересказать своими словами» откровение уволенного аналитика, ни разу не показав на экране ни единого графика (и вообще опасаясь прикасаться к одолженным по знакомству компам трейдеров), а саму торговлю стомиллионными пакетами деривативов низводя до дружеской болтовни по телефону. Если бы в «Гленгари Глен Росс» персонаж Болдуина услышал это мычание ягнят, он бы точно ответил по матери. Но нет, тут никто не ругается матом, зато тут все считают деньги в кармане босса (штука в современной корпоративной культуре вообще-то немыслимая).
Босс же «кушает да ест», попутно сверкая харизмой, но совершенно не отвечая на задаваемые автором вопросы. Если у Мамета простые клерки и задрюченные манагеры постепенно возводились на пьедестал архетипов и столпов, то тут номинальные архетипы и столпы лёгким движением ноги нисходят до задрюченных клерков и простых манагенров. Сколько ни повторяй про «кавалерию», халвы от этого во рту не появляется.
А причина тут простая — фильм явно шёл по пути классической родовой болезни большинства короткометражек и вообще малобюджеток, называется это явление «предложенные обстоятельства». Вот пустили нас между компов трейдеров с вечно включёнными мониторами побродить, плюс набралось с десяток хороших знакомых — они же по совместительству звёзды первой величины — желающих посниматься смену-другую забесплатно, опять же пару тачек дали покататься. А что, соберёмся да снимем, историю придумаем под готовую декорацию, диалоги напишем под актёров, лепота!
Не лепота. Это я сейчас описал историю создания короткометражки Антона Бильжо «Недоступен», конкурс «Кинотавра-2011». Найдите с «Пределом риска» хоть пару различий. Разве что бюджет тут не десять тысяч, а три миллиона. Ну, так и притязаний в разы больше.
Главная же претензия к Джей Си Чандору состоит в том, что, заигравшись в «звёзд в кадре» и залюбовавшись изломом бровей Закари Кинто, а также закопавшись в архетипостроительство, он так далеко ушёл от бизнес-драмы в чуть ли не древнегреческую трагедию, что по дороге сумел выплеснуть с водой и младенца. В этой истории всё слишком абстрактно. Абстрактные финансисты, абстрактный босс, один раз произнесённое слово «ипотека» и пять раз проталдыченная «волатильность». За этим совсем не осталось тех самых «простых людей», о которых всего один раз вспомнили в своём диалоге герои Бэджли и Беттани. Одни сплошные архетипы и прочие симулякры.
Гордо Гекко? персонаж Майкла Дугласа, при всей своей харизме не был архетипом. И герои «Гленгари Глен Росс» не были архетипами. Потому что там в первую очередь звучали конкретные, предельно конкретные истории. А бесконечные ряды компьютеров с мигающей на них цифирью — это всего-то декорация. Толку от неё чуть.
Vova
